Брин, однако, ошибается, полагая, что «умные очки» и другие подобные устройства означают разрыв с компьютерным прошлым. Мало того, эти изобретения придают технологической тенденции еще бо́льшую силу. Помимо того что смартфон и планшет сделали персональные, соединенные с сетью компьютеры портативными и личностными, они проторили путь к программированию многих новых аспектов нашей жизни. Вместе с дешевыми, простыми в обращении приложениями эти программы позволяют использовать всемирную компьютерную инфраструктуру для автоматизации самых обыденных наших обязанностей. Компьютеризированные очки и браслеты расширяют поле охвата автоматизации. Эти устройства облегчают получение инструкций о пути следования при ходьбе пешком или при езде на велосипеде. Более того, с помощью новых компьютеров можно получить совет относительно того, что съесть на ужин и какую пижаму надеть на ночь. Устройства можно снабдить сенсорами, которые будут передавать в сеть информацию о вашем местоположении, состоянии здоровья и образе мыслей. Все это даст программистам и предпринимателям еще больше возможностей для автоматизации нашей повседневной жизни.
Итак, на наших глазах прошла демонстрация разнообразных видов компьютеров и программ. В зависимости от точки зрения их можно считать либо порочными, либо добродетельными и необходимыми. Чем больше человек полагается на программные приложения и алгоритмы, тем больше утрачивает способность действовать без их помощи, страдая от сужения навыков и внимания. Это делает компьютерные программы еще более значимыми. Автоматизация вызывает дальнейшую автоматизацию. Когда все вокруг надеются решить свои жизненные проблемы с помощью экранов, общество, естественно, приспосабливает образ жизни к компьютерным процедурам.
Уже в девяностые годы специалисты Xerox PARC утверждали, что компьютеризация будет всеобщей и вездесущей, когда человек перестанет ее замечать. Компьютеры настолько тесно вплетутся в жизнь, что станут невидимыми. Люди смогут пользоваться ими подсознательно [26]. Это казалось несбыточными фантазиями, когда массивные ЭВМ регулярно привлекали к себе внимание своим зависанием, громом и треском в самые неподходящие моменты. Теперь слова специалистов уже не кажутся абстрактными мечтами. Многие компьютерные компании и фирмы, поставляющие программное обеспечение, говорят, что работают над тем, чтобы сделать свою продукцию невидимой. «Я страшно воодушевлен технологиями, становящимися невидимками, – заявляет Джек Дорси, выдающийся предприниматель из Кремниевой долины. – Мы сделали это с Twitter, а сейчас работаем с процессором кредитных карт Square» [27]. Когда Марк Цукерберг называет Facebook коммунальной услугой, он подает нам недвусмысленный сигнал о том, что социальные сети скоро вольются в нашу жизнь, как влились в нее телефон и электричество [28]. Apple уже проводит кампанию, утверждая, что iPad скоро выйдет из употребления. Подхватывая тему Google, он рекламирует «очки» как средство избавления от вездесущей, лезущей в глаза техники. Выступая с речью в Сан-Франциско, главный инженер компании Google Вик Гундотра бросил в массы цветистый и сильный лозунг: «Технология должна убраться с глаз долой, чтобы мы имели возможность жить, учиться и любить» [29].
Поборников новой технологии можно упрекнуть в надменности, но не в цинизме. Они искренне верят в то, что чем более компьютеризированным станет наше бытие, тем счастливее мы будем жить. Так, во всяком случае, подсказывает им их жизненный опыт. Но эти надежды пока ни на чем больше не основаны. Чтобы популярная технология стала невидимой, ей сначала следует стать настолько необходимой, чтобы люди не мыслили своей жизни без нее. Она должна окружать людей со всех сторон. Джастин Раттлер, шеф технологического отдела Intel Corporation, рассказал о своих надеждах на то, что продукция компании станет такой неотъемлемой частью человеческого «контекста», что Intel будет необходим, как средство «принудительной помощи» [30]. Создание такой зависимости от компании принесет много денег Intel Corporation и другим компьютерным компаниям. Таким образом компьютерные компании собираются превратить покупателей в просителей.
Управлять компьютерными системами становится все легче и легче, и это обстоятельство делает их более привлекательными в глазах пользователей, по мнению продавцов. «Мы освободимся от технологии, когда она не будет попадаться на глаза», – писал колумнист The New York Times Ник Билтон [31]. Но невозможно просто повернуть выключатель и сделать технологию невидимой в мгновение ока. Она «исчезает» только в результате долгого процесса культурной и личной акклиматизации. Люди могут не замечать ее оков, но это не будет означать, что их нет. Инструмент, которым первоначально пользовались для выполнения собственных намерений, начинает навязывать человеку условия его изготовителя. «Если мы не сможем понять, – пишет Латур, – насколько использование техники, пусть даже простой, модифицирует или искажает первоначальное намерение, то это произойдет потому, что мы поменяем цель, изменив средство» [32].
Этические проблемы, порожденные перспективой создания автоматизированных автомобилей и военных роботов (кто будет контролировать работу программ, выбирать пути оптимизации, чьи намерения и интересы отражены в кодах и т. п.), сохраняют свою силу и для приложений, призванных автоматизировать нашу обыденную жизнь. По мере того как программы приобретают над людьми все бо́льшую власть, определяют стиль работы, отбирают информацию, маршрут путешествия, навязывают способы общения с окружающими, они становятся формой дистанционного управления человеком. В отличие от роботов и механизмов, люди в состоянии отвергнуть инструкции и предложения компьютерных программ, но не смогут избежать их влияния. Запуская приложение, человек просит машину стать его поводырем, то есть отдает себя на ее милость.
Приглядитесь внимательно к Google Maps. Если вы при езде по городу прибегаете к советам приложения, то оно дает не только навигационные рекомендации, а и задает определенный стиль мышления. В программное обеспечение внедрена философия места, которая, между прочим, отражает коммерческие интересы компании Google, мировоззрение и пристрастия ее программистов, а также силу и слабость программы в отображении того или иного населенного пункта. В 2013 году компания выпустила новую версию Google Maps. Вместо того чтобы представить обычную, общую для всех панораму города, Google генерирует карту, скроенную согласно потребностям и запросам путешествующего, о которых компания судит на основании собранной информации. Приложение обозначит близлежащие рестораны и другие места, о которых человеку сообщали друзья в социальных сетях. Google будет подсказывать направления, исходя из прежних навигационных предпочтений. «Вид, который представляет вам компания, – утверждают ее руководители, – уникально подобран именно для вас и всегда соответствует задаче, которую вы хотите решить в данный момент» [33].
Все это звучит очень заманчиво, но является весьма ограниченным. Google отсеивает интуицию человека, его любопытство. Он омывает заразную неразбериху города антисептиком алгоритмов. Теряется самая важная достопримечательность города, как общественного места, где живет масса самых разнообразных людей. «Урбанизм Google, – пишет известный критик новых технологий Евгений Морозов, – это урбанизм человека, пытающегося проехать в торговый центр на самоуправляющемся автомобиле. Это утилитарный урбанизм, даже, можно сказать, эгоистический, не придающий никакого значения тому, как должен человек воспринимать публичное пространство. В мире Google – это досадная помеха, которая стоит между вами и рестораном, куда вы очень хотите попасть» [34]. Целесообразность побеждает все.
Социальные сети заставляют нас сообщать сведения о себе в виде, соответствующем интересам и предпочтениям компаний, которые поддерживают эти сети. Facebook с помощью своей «временной линейки» побуждает членов сети думать о своем публичном имидже, считая его неотделимым от собственного «я». Компания хочет запереть пользователя в унифицированное «я», которое существует в неизменном виде всю жизнь, начиная с раннего детства и заканчивая смертью. Такое понимание человеческой идентичности соответствует узкому представлению учредителей сети о самости и ее возможностях. «У вас одна и только одна идентичность, – сказал однажды Марк Цукерберг. – Очень быстро подходит к концу время, когда вы имели отличающиеся образы в глазах разных людей: один для друзей, другой для сослуживцев, третий для всех остальных». Мало того, он утверждает, что «два образа одного и того же человека говорят о расщеплении его личности» [35]. Эта точка зрения совпадает со стремлением Facebook упаковать членов этой социальной сети в аккуратные и прозрачные наборы данных, выгодных для рекламодателей. Для компании здесь кроется еще одна выгода, так как отпадает необходимость в соблюдении конфиденциальности личных данных. Если многообразие образов личности говорит об отсутствии ее цельности, то попытки удержать при себе определенные мысли или поступки свидетельствуют, с точки зрения Facebook, о слабости характера. Однако сама концепция индивидуальности, которую он навязывает своими программами, является поистине удушающей. Индивидуальность – предмет не фиксированный. Она возникает в результате рефлексии и меняется в зависимости от обстоятельств. Особенно это верно в юности, когда восприятие человеком самого себя изменчиво и непостоянно и постоянно является предметом испытаний, экспериментов и пересмотров. Замкнутость в одной индивидуальности, особенно на заре жизни, может закрыть путь к росту и совершенствованию личности.
