Александр Бушков - Ашхабадский вор

Большинство действующих лиц является плодом авторского воображения. С реальными же людьми, реальными государственными и негосударственными структурами и в реальных географических областях никогда не происходили описанные в романе события.

Девятое арп-арслана* 200* года, 15.42 [1]

С виду это была обычнейшая «теплушка», которую вместе с десятками других вагонов тянула по великому рельсовому пути сцепка из двух локомотивов. На последней сортировке этой «теплушке» отвели место в самой середине грузового поезда, определив ее между полувагоном с химическими удобрениями и платформой, на которой ехала тщательно укрытая брезентом, огромная, сложной формы железяка – вроде бы какая-то запчасть для турбины.

Короче говоря, катился-катился по России-матушке заурядный товарный вагон, и не голубого, как в детской песенке, а преобыденнейшего кирпичного цвета.

Некоторую необычность «теплушке» придавали две особенности: железная труба над крышей, из которой вился тоненький дымок, и мужская фигура в распахнутом до половины дверном проеме. Человек мужеского полу – в камуфляжных штанах, в тапках-«вьетнамках», а выше пояса вообще голый – перекуривал, облокотившись на доску, прибитую на уровне живота и идущую через весь проем. Вот такая зарисовка. И необычное в ней усмотрит лишь человек непосвященный, в армии никогда не служивший, стало быть – понятия не имеющий, как и под какой охраной перемещаются армейские грузы по железной дороге, а возможно, никогда и не слышавший о такой разновидности наряда, как караул сопровождения. Некоторую необычность теплушке придавали две особенности: железная труба над крышей, из которой вился тоненький дымок, и мужская фигура в распахнутом до половины дверном проеме. Человек мужеского полу – в камуфляжных штанах, в тапках-вьетнамках, а выше пояса вообще голый – перекуривал, облокотившись на доску, прибитую на уровне живота и идущую через весь проем. Вот такая зарисовка. И необычное в ней усмотрит лишь человек непосвященный, в армии никогда не служивший, стало быть – понятия не имеющий, как и под какой охраной перемещаются армейские грузы по железной дороге, а возможно, никогда и не слышавший о такой разновидности наряда, как караул сопровождения.

Да в общем-то, и в армии необязательно служить, дабы понимать, что к чему! В нынешнее малоспокойное время все больше и больше грузов отправляют под охраной, а в караулы сопровождения вербуют если не всех подряд, то без особого разбору. «Хочешь заработать, не боишься тряски и лихих людей? – Хочу, масса, не боюсь, масса! – Тогда вот тебе мобильник, газовая пукалка, свисток – и поезжай себе с богом. Привезешь груз в целости, получишь заслуженную копеечку». Вот так... Возможно, и в этой «теплушке» едут такие же удальцы, завербовавшиеся охранять турбину или химикалии.

А если заглянуть в их сопроводительные документы, то исчезнет последняя надежа на какую-нибудь необычность, на некие волнующие странности. В бумагах – с печатями треугольными и печатями круглыми, с подписями уважаемых людей – черным по белому прописано, что три человека действительно сопровождают изделие номера и артикула такого-то для Растакой-то-вской ГЭС, а вовсе не принадлежат к сторонникам экстремального туризма и не катаются в «теплушке» в поисках новых, необычных впечатлений. Ну а что караул состоит из двух мужчин и одной женщины – так что ж вы хотите: равноправие! Или, по-вашему, ломами и лопатами женщинам работать можно, а грузы сопровождать – ни-ни?

А ежели вы никак не желаете поверить в обыденность происходящего и что-то там себе подозреваете – например, что под брезентом под видом куска турбины тайно вывозится из страны элемент насквозь секретного противоракетного комплекса, то проверьте свои подозрения, заберитесь под брезент. Увы, вас и здесь ожидает разочарование. Под плотной тяжелой тканью, в духоте и зеленоватом полумраке вы, обливаясь потом, обнаружите железку самого что ни на есть турбинистого вида. Можно, конечно, врубить фантазию на полную и вообразить, что отпетые злыдни вывозят некую знаменитую скульптуру охренительной стоимости, заляпав ее сверху дешевым крашеным железом. Или, скажем, гонят контрабандой золото-брильянты, нафаршировав ими внутренность монументальной запчасти. Ну это уж, судари мои, получится форменная паранойя, порожденная просмотром блокбастеров про Джеймса Бонда и чтением романов в пестрых обложках.

И, наконец, ухватись кто за край проема, поставь ногу на подножку, с эханьем подтяни себя наверх, заберись в теплушку, нашел бы он чего-нибудь необычное и интересное внутри вагона? Пожалуй, что и нет. Что любопытного, скажите на милость, в печке-буржуйке или в наваленной в углу вагона большой куче угля, которым топится буржуйка, что занимательного в набросанных перед угольной кучей дровишках, которыми до нужной температуры растапливается печь (поскольку сам по себе уголь, знаете ли, не загорается), что захватывающего, скажите, в нарах, на которых разложена солома и тряпье? Ровным счетом ничего любопытного, занимательного и захватывающего. И уж тем более предосудительного.

Кстати, о предосудительном. А это не пистолет ли системы «Глок» лежит под подушкой на верхней «полке» нар?.. Впрочем, кто нынче не вооружен! Да, это противозаконно, но… Но нисколько не интересно.

Или вам хочется в припадке недоверчивости разбросать угольную кучу, прощупать солому на нарах, забраться под нары и там все простучать? Если хочется – действуйте. Но может быть, вам следует призадуматься, мон шер, а на своем ли вы сейчас месте, не стоит ли вам сменить профессию и податься в таможенники, в вахтеры, в контролеры ИТУ, где вы с вашей манией подозрительности придетесь как нельзя ко двору?

Алексей Карташ курил, обдуваемый железнодорожным ветром. Ветром, состоящим из скорости, тепловозного дыма и господствующих на пересекаемой местности запахов. Чуть высунувшись в проем, видишь весь грузовой состав, изогнувшийся на длинном, в несколько километров повороте.

Колеса навязывали мыслям свой ритм.

Да, еще неделю назад Карташ думать не думал, что сломает свою прежнюю жизнь, как сучок об колено. Разом перечеркнет все достижения тридцати с гаком лет ради сомнительного и еще далеко не оформленного счастья.

Сейчас трудно оценить правильность сделанного выбора. Остается лишь констатировать, что выбор сделан. Выбор же у них был, как у тех витязей из былин: направо пойдешь – голову не сносить, налево поскачешь – убитым быть, а прямо – «кирпич», проезд закрыт...

Алексей Карташ курил, облокотясь о защитную доску, и созерцал мелькающие просторы. Просторы, кстати, кардинально изменились за прошедшие пять дней пути. Еще пять дней назад им сопутствовала тайга, тайга, еще раз тайга, мелькнут раз в сто километров населенные пункты – и снова тайга. Три дня назад пошла лесостепь, потом степь. Сейчас – полупустыня. А скоро плавно и незаметно полупустыня перейдет в собственно пустыню.

Короче говоря, погода была приемлемая, путешествие было увлекательное, а настроение... да нет, не поганое, не скверное... неопределенное, что ли, подвешенное – среднее между никаким и унылым.

– Эй, мужская часть населения! Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста!

Карташ загасил окурок о подошву «вьетнамки» и только после этого щелчком отправил его скакать по насыпи (доводилось ему видеть лесные пожары, верховые и низовые, так что совершенно незачем устраивать из-за своей лени беду для людей и зверья).

– Железнодорожная идиллия, – сказал он, присаживаясь к столу, то есть к овощным ящикам, застеленным газетами и сервированным алюминиевыми кружками и ложками. И потер ладони, как говаривали в стародавние времена – в предвкушении вкушения.

– А что, так бы ехал и ехал, – Петр Гриневский по прозвищу Таксист, не по собственной воле беглый зэк, пять минут назад проснулся, слез с самодельных нар, на его лице еще не разгладились вмятины от складок бушлата, заменяющего подушку. Сейчас Гриневский, раздевшись до пояса, сам себе поливал на спину из пластиковой бутыли.

– Эх, кабы не было цели и необходимости, я бы так за милую душу покочевал с месяц, – говорил он, отфыркиваясь. – Чтоб волей продышаться. Когда таким манером цыганствуешь, как в песне поется, по просторам нашей сказочной страны, от города к городу и нигде не задерживаясь, мимо деревень, заводов, лагерей, мимо всяко разного начальства... – он оторвал от лица мокрое вафельное полотенце, – волю вдыхаешь полной грудью...