Ознакомительная версия.
Сергей Зверев
Предельная глубина
Все счастливые моряки похожи друг на друга, все несчаcтные служат в атомном подплаве.
Такие мысли нередко посещают офицеров стратегических подводных ракетоносцев, особенно — в автономных плаваниях. Cтратегические субмарины, называемые из-за запредельной дороговизны «золотыми рыбками», не выслеживают авианесущие группировки условного противника, не занимаются разведкой, диверсиями и гидрографией. Цель ракетоносцев — нанесение «удара возмездия» в случае внезапной ядерной войны. Шестнадцать баллистических ракет с мегатонными термоядерными зарядами способны разнести в пух и прах что угодно, когда угодно и на каком угодно континенте. Потому боевые дежурства длятся по несколько месяцев в тысячах морских миль от базы. Всплытия редки, как мясо в макаронах по-флотски. Экипаж — семьдесят офицеров и мичманов плюс тридцать матросов — давно уже выучил всю подноготную друг друга: у кого на берегу какие бабы, кто по ночам храпит, кому и что сегодня приснилось…
Атомный ракетоносец «К-513» возвращался с боевого дежурства в Северной Атлантике. Эта автономка наверняка была в его биографии последней: субмарина давно уже выработала плавресурс, и по возвращении ее должны были пустить «на гвозди». Честно говоря, и в этот поход ей не следовало отправляться. Но что поделаешь, если новые атомные субмарины в Российском флоте несложно пересчитать по пальцам. Ракетоносец, построенный еще в советские времена, был латаный-перелатаный; едва ли не большая часть времени боевых дежурств экипажа уходила на ремонт и проверку оборудования.
Сидя на центральном посту, командир «К-513» Илья Георгиевич Макаров мстительно прикидывал, как по возвращении домой он встретится с береговыми инженерами, отправившими отслужившее «железо» в дальний поход, как пригласит их к себе и как грамотно уложит гостей правильными дозами спирта в темпе флотских тостов за море, походы, победы и Андреевский стяг.
Капитан второго ранга Макаров обладал не только монументальной внешностью, но и редкостным умением постоять за родной экипаж: его обветренное лицо, глаза цвета боевого металла и огромные кулаки сообщали любому береговому начальнику моментальное уважение к подплаву. На флоте, где клички присваиваются всем, от салаг и до адмиралов включительно, Макарова именовали уважительно, по-джеклондоновски — Морской Волк.
Старпом, по контрасту, был мал, сух, жилист, носат и зол. С Макаровым он служил уже пятый год и за это время изучил его почти досконально.
— Что, Георгич… «Конец автономке, курс на базу домой…» — напомнил старпом цитату из популярной у подводников песни.
— Ага, «тихо лодку глубины качают, — по размышлении отозвался командир. — Спит девятый отсек, спит десятый жилой, только вахтенный глаз не смыкает». Ты, вообще, заметил, что вся срань у нас обычно происходит в конце автономок?
Это было правдой. Полтора года назад «К-513» также возвращалась на базу и при всплытии на сеанс связи в Норвежском море поймала сигнал бедствия с британского сухогруза: на судне пожар, трюмы затоплены, есть угоревшие и раненые. Естественно, на терпящее бедствие судно тут же послали аварийную партию. Пожар потушили, под пробоину подвели пластырь, раненым оказали медицинскую помощь, взяли под козырек — и на базу. А в штабе Северного флота Макаров получил за это жуткий разнос: мол, скрытность плавания, сознательная демаскировка судна, разглашение государственной тайны… И лететь бы командиру «бомбовоза» со службы, если бы спасенные моряки Ее Величества не нагадили руководству Севфлота: по дипломатическим каналам они попросили наградить командира за помощь и даже прислали в Мурманск корреспондента некогда враждебной радиостанции Би-би-си. В свете изменившейся международной обстановки наказывать спасителя было бы идеологически неправильно. Кап-два Макаров почти одновременно получил благодарственную грамоту из британского Адмиралтейства, орден Мужества из Москвы и неполное служебное соответствие от непосредственного североморского начальства. При первом удобном случае его обещали списать на берег. Такие подставы командование не забывает и прощать не умеет.
— Завтра в это время будем на базе, — старпом мечтательно закатил глаза. — Город, земля, цветы на клумбах… И никакого железа вокруг. В небо можешь сколько угодно глазеть. На траве валяться. А магазинов со спиртным — навалом! Пей — не хочу!
— У магазина к вечеру валяться и будешь, — угрюмо улыбнулся Морской Волк. — Патрулям хоть не попадайся, как в прошлый раз. Надоело вытягивать. Вроде ты мужчина самостоятельный, а дорвешься до выпивки — и всей твоей самостоятельности конец приходит…
Старпом спорить не стал, знал за собой подобный грех. Обычно он «отрывался» лишь в первый день, потом уже придерживался нормы, а потому считал себя почти непьющим.
— И женщины, женщины! Представляешь — прямо на земле стоят и на тебя смотрят! И до любой… дотронуться можно! А потом…
— До базы еще дойти надо, — справедливо напомнил командир. — Конец автономки — самое поганое время. Правило такое есть, эмпирически мною выведено специально для нашего «бомбовоза». Не загадывай наперед, старпом, примета плохая.
— Дернул же меня черт в подплав пойти, — привычно пожаловался старпом.
— Только не надо про «ошибки молодости» и «военно-морскую романтику». Я так тоже часто думаю. А предложи на берегу какую-нибудь работу — откажусь. Месяц на базе — и опять в море хочется.
— Да сам такой…
— Ради момента возвращения и живем.
Атомная субмарина шла на глубине восьмидесяти метров со скоростью пятнадцать с половиной узлов. Боевая смена несла вахту в обычном режиме. Никаких неприятностей вроде бы не предвиделось…
* * *
Неприятности начались незадолго до утренней побудки. Вахтенный, принимавший доклады из отсеков, сперва не понял, почему командир торпедистов то и дело покашливает. И лишь его слова «кажется, наблюдается незначительное задымление» навели на страшную мысль о пожаре…
Пожар на подлодке, особенно в погруженном положении, куда страшнее, чем на земле, хотя бы потому, что с герметически закупоренного «железа» абсолютно некуда бежать. Или экипаж победит огонь, или огонь моментально выжжет отсеки, и лодка пойдет ко дну. Подплав вообще очень жестокое дело: если в соседнем отсеке разгорается пожар и люди, медленно поджариваясь, молят о спасении, командир не имеет права их выпустить, а, напротив, должен от них наглухо задраиться, что бы ни происходило по ту сторону переборки. Иначе огонь перекинется на соседний отсек, выгорят сальники, в переборки хлынет забортная вода, и тогда — конец всему экипажу. Жизненная логика приучила к тому, что лучше потерять часть, чем все сразу: и экипаж, и корабль.
Илья Макаров, разбуженный спустя три минуты после известия о задымлении в БЧ-1, сразу же принял единственно правильное решение: людей немедленно эвакуировать, переборки задраить, перекрыть систему вентиляции, чтобы дым не втянуло в соседние отсеки, запустить химическую систему пожаротушения и немедленно всплыть.
— Продуть балласт. Машина — полные обороты. Всем по местам стоять, всплытие! — скомандовал он и помчался в носовую часть, натягивая на ходу ПДУ — портативное дыхательное устройство, напоминающее гибрид противогаза и гигантской фляги.
Огромный пологий трап, ведущий от центрального поста к отсекам, командир проскочил в считаные секунды. Пробегая БЧ, он успел выслушать рапорты вахтенного, старшего смены главной энергетической установки и командира пожарного дивизиона.
— Торпеды не на боевом взводе? — лихорадочно прикидывал Морской Волк.
— Нет. Но может случиться всякое, — нервно поморщился старпом. — Неровен час, повыгорает отсек, рванет — мало не покажется…
Со слов вахтенного, пожарный дивизион уже работал в БЧ-1. Переборки, как и положено, были задраены наглухо. Полузадохнувшихся от дыма торпедистов тащили в медсанчасть. Со слов командира отсека, пожар вроде бы начался из-за короткого замыкания в проводке; на старых, отслуживших свой век «бомбовозах» подобное случается нередко.
Командир пожарного дивизиона по внутренней связи доложил, что с возгоранием должны справиться быстро, так что химическую противопожарку запускать пока не стоит.
И когда командир уже почти успокоился, произошло самое страшное… За переборкой рвануло, будто бы рядом по курсу взорвалась глубинная бомба. Корпус завибрировал, стрелки приборов дернулись в конвульсии. Электричество замигало, погасло, однако спустя несколько секунд все же заработало вновь.
Морской Волк сразу все понял. Видимо, кто-то из противопожарников случайно задел клапан ВВД, воздуха высокого давления. Такие устройства предусмотрены во всех отсеках для создания противодавления, если внезапно прорвется забортная вода. Напор сжатого воздуха, словно кислородный баллон, подсоединенный к газовой горелке, раздул пламя. Можно было не сомневаться — пожарный дивизион погиб мгновенно, ведь в торпедном отсеке сейчас полыхало, как в мартеновской печи. Если огонь подберется к торпедам — всей команде можно заказывать панихиду. Последствия гибели атомного «бомбовоза» с баллистическими ракетами и вовсе были непредсказуемы.
Ознакомительная версия.
