— Хорошо, обещаю. Вертолетчика не трону. Согласен?
— Нет, Рахман. Скажи так: вертолетчика не трону ни я, ни мои люди.
— Ты что, юрист, так формулируешь?
— Нет, просто хочу, чтобы ты соблюдал договор.
— Ни я, ни мои люди вертолетчика не тронем.
— Хорошо. Вот Коран. Он на русском, но Книга Аллаха на любом языке его Книга. Или ты считаешь по-другому?
Мацепуро вытащил из кармана книгу размером в ладонь.
— Коран — всегда Коран, — согласился Рахман.
— Тогда смотри сюда. Видишь эти строки? Читай за мной. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Клянусь солнцем и его сиянием, и месяцем, когда он следует за ним, и днем, когда он его обнаруживает, ночью, когда она за ним следует, и небом, и тем, что его построило, и землей, и тем, что ее распростерло, и всякой душой, и тем, что ее устроило и внушило ей распущенность и богобоязненность, что мы не причиним вреда вертолетчику».
Рахман с торжественным видом повторил клятву. Снял руку с Корана. Улыбнулся.
— Ты защитил вертолетчика лучше, чем мулла.
— Верю.
— Теперь я хочу, чтобы ты нас не преследовал.
— Мы договорились говорить друг другу правду. Так?
Рахман посмотрел на Мацепуро удивленно: какая правда возможна, если имеешь дело с врагами? Однако ответил утвердительно:
— Договорились.
— Тогда скажу. От тебя, Рахман Мадуев, я не отстану. Так что готовься к худшему. С вертолетом все будет честно: куда скажешь, туда тебя доставят. В воздухе огня открывать не станем. Но там, где ты окажешься, я тебя найду и буду преследовать. Если, конечно, ты снова кого-то не купишь и мне не прикажут свернуть операцию.
Рахман засмеялся нервным смешком. Он понял всю серьезность предупреждения, но виду подавать не хотел.
— Не веришь, командир, что куплю? Да? А я куплю. Все вокруг — сволочи. У меня будет миллион баксов. Кому покажу тысячу — рот раскроют. Как крокодилы… Они тут у вас все жадные, как собаки.
В тюрьмах все устроено так, чтобы человек, переступивший порог узилища, сразу же почувствовал себя скотиной, попавшей в загон.
Полуян, заложив руки за спину, шагал по длинному коридору с зелеными, облупившимися стенами, с полом, выложенным красно-белой кафельной плиткой. На полу зияли проплешины, залитые цементом, — плитки повыпадали, и никто не счел нужным уложить их на свои места. Проще было заляпать дыры.
Позади заключенного, весело поигрывая резиновыми дубинками, шагали два коренастых краснолицых прапорщика, в которых, как думалось Полуяну, даже на пляже в голом виде можно было угадать тюремщиков.
Один из них, благоухая запахами лука, то и дело подавал команды: «Прямо. Направо. Лицом к стене».
Пока прапорщик гремел связкой ключей, выбирая нужный, Полуян успел заметить, что у стража — обвислые щеки, седые виски и узловатые пальцы, пораженные какой-то кожной болезнью.
Дверные петли давно не смазывались. Когда старший конвоя потянул ручку двери на себя, металл противно завизжал. Полуян вошел в камеру, воздух оказался еще более густым, чем в коридоре, — воняло острым мужицким потом и газами. Букет тюремных ароматов включал в себя и запахи параши — тяжелой железной бадьи, служившей для маленьких нужд больших преступников.
Полуян был уверен: как в любом загоне, где собраны звери разных пород, ему сразу же постараются определить подчиненную роль, чтобы он привык к своему положению и не рыпался. К такому приему Полуян был готов. Много раз он видел проявления тюремных нравов в кинофильмах, читал о них в книгах и никогда не воспринимал это как нечто «опереточное». Тюрьма — темный лес, в котором сохранить свою честь и порядочность трудно, если подчиняешься сильным.
Едва дверь за ним закрылась, с верхних нар сполз небритый тип с круглой мордой и сопливым носом. Он приблизился к Полуяну, выставив вперед два пальца «козой», как бы пугая новичка.
— Ты кто такой?
Из его рта потянуло гнилым запахом. Полуян понял, что перед ним далеко не самый большой «авторитет» криминальной компании. Паханы обычно не опускаются до мелкого шантажа и запугивания. Перед ним обычный «шестерка», придурок, играющий роль привратника в этой клоаке.
— Слушай ты, Сопля! Со мной у тебя, как в кино, не получится. Там ногой десять раз по башке врезают, а драка продолжается. Мне одного раза хватит. Не веришь? — Он говорил это не столько для типа, которого назвал Соплей, сколько для сведения тех, кто наблюдал за происходившим с нар.
В следующее мгновение Полуян схватил Соплю за лацканы куртки, притянул к себе. Затем едва заметным движением руки толкнул его от себя. Сопля кулем осел на пол и опрокинулся на спину.
С нар легко соскочил высокий черноусый красавец с типичным лицом абрека Кавказских гор. Подошел к Сопле, ткнул его носком ботинка в бок. Тот был в полной отключке.
— Ай, молодец! — Абрек протянул руку. Полуян подал свою, на всякий случай приготовившись к неожиданному рывку.
Абрек пожал его руку, но агрессивных намерений не проявлял.
— Люблю, когда работают чисто. Клянусь, без обмана. Ты десантник?
— Морская пехота.
— Значит, полковник.
— Нет, подполковник. — Полуян не любил такого рода закидоны: звание есть звание, и он не новоявленный казак, чтобы лепить себе звездочки на погоны по собственному желанию.
— Не спорь. Там, — абрек махнул рукой в сторону окна, — ты можешь быть кем угодно. Здесь будешь полковник.
Полуян понял: его приняли в этот изолированный мирок и по неписаному закону пометили кличкой. Спорить — что дуть против ветра.
Черноусый ухмыльнулся.
— Какая статья?
Полуян махнул рукой.
— Все равно ты не знаешь.
— Скажи.
— Двести тридцать восьмая.
— Э, Тэтэ, иди сюда. Ты слыхал, двести тридцать восемь?
Что-то в голосе абрека не понравилось Полуяну. Он сделал полшага назад, прижался спиной к сырой склизкой стене. На всякий случай. Показная доброжелательность кавказца его не обманывала.
Он знал: при любых обстоятельствах надо быть готовым отразить нападение. На него могли налететь с одной лишь корыстью — «обломать новичку рога», научить уважать «авторитетов», отбить охоту к сопротивлению.
С нар спрыгнул и вразвалочку подошел к беседовавшим второй абрек, ростом пониже первого и, похоже, пониже его рангом. Он был раздет до пояса. Демонстративно поигрывал мускулатурой.
Если начнется драка, решил Полуян, надо первым ударом выключать именно этого — Тэтэ. Он покрепче, значит, опасней первого. Коли его «выбить», дальше все пойдет проще.
— Двести тридцат восем? Я такой не слыхал, Вадуд.
— Я же говорил, — с усмешкой заметил Полуян. — С такой здесь не сидят.
— Мы узнаем, — сказал первый абрек, которого, как понял Полуян, звали Вадудом. — Сейчас узнаем. — Абрек повернулся к нарам. — Эй, Юрист! Иди сюда.
С нижней полки сполз пузатенький лысый мужичок с бегающими мышиными глазками.
— Юрист, что такое двести тридцать восьмая? — Вадуд приставил к груди лысого палец. — Объясни толково.
— Неповиновение. Отказ выполнять военный приказ.
— Ты какой приказ не выполнил?
— Военный, — улыбнулся Полуян. — Не все ли равно, какой именно?
— Ладно, мы все узнаем. Теперь пошли, покажу тебе место. Хорошее, как у меня.
Лопасти винта медленно раскручивались. Легкая зыбь бежала по щетине сухой травы.
Рахман захлопнул дверь.
Несущий винт, сверкая клинками лопастей, со звоном рубил горячий воздух.
— Все, поехали! — Рахман хлопнул вертолетчика по плечу.
Боевики загоготали, довольные своим уменьем шутить, довольные добычей. Первая — самая трудная — часть их плана прошла успешно. Даже с плюсом.
Рахман взял двухлитровую бутылку «пепси».
— Это что?
— Поставь на место! — сказал Чигирик отрывисто, будто команду подавал.
Рахман засмеялся.
— Частная собственность, да? Уважаю.
— Да, частная собственность. Сыну купил, не тебе.
Рахман поставил бутылку на место и сходил к чемодану с деньгами. Открыл, небрежно выдернул из пачки сотенную бумажку. Вернулся к пилоту. Потянул купюру.
— Возьми. Купишь сыну сто бутылок. Эту я забираю.
Он крутанул пробку. Жидкость зашипела, обостряя жажду. Рахман приложил горлышко ко рту. Сделал несколько жадных глотков. Вытер губы ладонью. Вышел к своим.
— Кто хочет пить?
Пить хотели все. Один за другим боевики прикладывались к бутылке.
Чигирик сосредоточенно держал курс на северо-восток Чечни, к озеру Будары. В какой-то момент он обернулся и увидел, что боевики, успокоились, застыв в нелепых позах.
Чигирик утопил кнопку на ручке управления. Вышел на радиообмен с вертолетами сопровождения.
— «Рапира», «Рапира», я «Щит». Как слышите?
— «Щит», я «Рапира». Слышу отлично. Что у вас?
— «Рапира», не могу сказать точно. Но веселые ребята успокоились.
— «Щит», срочное приземление. Срочное! Мы тут же подсядем к вам. «Щит», как понял? Иди на приземление.
