Ознакомительная версия.
— А если операцией руководил Дербень?
— Я уже думал об этом. Ему нельзя привлекать к себе внимание накануне крупной операции и уж тем более терять своих людей.
Помолчав, майор спокойно сказал:
— Он отменил субботнее дело. Вы же его вычислили. Понял, что вы готовите ему ловушку, и отменил операцию. Или того хуже. Субботний налет был блефом специально для нас. Если мы его просчитали, значит, он этого хотел. Раньше каждый его выпад сваливался нам на голову как снежный ком. Потому он и ходит до сих пор на свободе. Тут мы его просчитали и выставили капканы… А то он этого не знал.
— Может быть, — задумчиво протянул Кулешов. — Тогда мы полные идиоты. Но если бриллианты были главным его делом, то почему он так глупо погорел в прямом и переносном смысле?
— И на старуху бывает проруха.
— Мы решим эту задачку, если узнаем, в чем Дербень просчитался. Где и на чем споткнулся.
— Вам кофе заварить?
— В самый раз. Уже светает.
Полковник Федоров глянул на часы. Четверть одиннадцатого. Для него это рань. По биологическим часам он был «совой» и в выходные дни любил поспать, обычно его утро начиналось в полдень, но сегодня пришлось встать раньше. Ночной пожар на дороге его не очень волновал. Дорожные аварии не затрагивали престиж управления. Подвернулся случай поработать с Московским уголовным розыском, а значит, при активном участии в деле, связанным с крупным ограблением, на тебя обратят внимание в Москве. Пора подниматься вверх по лестнице. Из своего района он высосал все, что мог, работа поставлена на жесткие рельсы. Однако теперь начались проблемы. Начальник управления зажрался и попал под колпак прокуратуры. Безмозглая деревенщина, туда ему и дорога. Язык ему развязать не смогут. Одно имя, и он сдохнет на нарах, не дожив до следующего допроса. Из Москвы прислали новую метлу. Этот будет пыжиться, пока не перетащит в область всех своих. Положение стало незавидным, и Федоров решил, что наступил решающий момент. Леня Кулешов вполне может вытащить его из болота и открыть дорогу в столицу. А там другие возможности и бескрайние просторы. Надо постараться. Федоров решил вложить свою лепту в дело Кулешова. Пусть задарма, но оно того стоило.
Сейчас он сидел в вонючей, пропахшей формалином комнате с кафельным полом и стенами, где стоял один письменный стол и три стула. Под потолком грязное окно с решетками. Здесь оформляют документы на получение трупов. Санитара пришлось выгнать и занять его место. Из коридора доносились женские крики. Обычное явление. Он выжидал — не хотел наблюдать за истериками. Перед ним лежала папка с документами, ручка и два целлофановых пакета с вещдоками. Федоров с кислой физиономией рисовал чертиков в блокноте и думал о своем.
В дверь постучались, вошел майор.
— Угомонились? — спросил полковник.
— Адекватны. Можно заводить?
— По одной.
Майор привел женщину с заплаканными глазами. Высокая, лет сорока, с хорошей фигурой, гордым лицом, пронизывающим взглядом больших черных глаз. Такими бабами не покомандуешь, они сами кого хочешь скрутят в бараний рог.
— Назовитесь.
— Екатерина Дербенева.
— Опознали останки?
— Шутите, полковник. Что там опознавать? Душа не на месте, вот и сорвалась.
— Присядьте.
Женщина подошла к столу и села на скрипучий стул.
— Вот вещи, которые сохранились при пожаре. Ознакомьтесь.
Федоров высыпал из пакета на стол металлические предметы.
— Часы швейцарские «Фрэнк Мюллер», связка ключей, перстень с изумрудом с гравировкой «В.Д.». Это все.
— Теперь я понимаю, как в дом вошел мент, приехавший за мной. Этими ключами дверь открыл.
— И правильно сделал. Зачем травмировать человека без веских оснований. Ключи подошли, значит, мы не ошиблись. Или он вас напугал?
— Я не из пугливых. К парню претензий не имею. Он сначала дверь открыл, а потом позвонил. Тут должна быть золотая зажигалка, на ней тоже есть гравировка «В.Д.». Я ее не вижу.
— Значит, ее не было.
— Не пудри мне мозги, полковник. Муж с ней не расставался. Поищи в карманах своих ханыг. Вещь дорогая.
— Вас зажигалка волнует или смерть мужа?
— Я мужа не видела. Головешку видела.
— Акт опознания подписывать будете?
— Ключи, перстень и часы — не доказательство. Пусть сделают рентген левой ключицы. Я хочу посмотреть снимок. Надо взять ткань на ДНК.
— У Дербенева есть родственники?
— Брат в Симферополе. Я его вызову.
— Когда вы в последний раз видели мужа?
— В понедельник. Уехал на рыбалку с Иваном. Ему надоели «пастухи».
— Кто же его пас?
— Кто-то из ваших.
— Долгая рыбалка получилась.
— Они ездят в Карелию на машинах. Неделя-две в порядке вещей.
— И он не звонил?
— Нет. Сева знает, что его телефоны на прослушке. Зачем ему отмечаться. От вас нигде покоя не найдешь. Раньше этого воскресенья я его не ждала.
— Посидите в коридоре.
Женщина вышла. Появился майор.
— Труп Дербеня на рентген. Левая ключица. Срочно. Мокрый снимок — мне. И давай вторую вдову.
Вошла молодая девушка, невысокая, хрупкая, изящная, с высокой грудью. Она все еще всхлипывала.
— Садитесь. Как вас зовут?
— Ляля.
— Полное имя.
— Ольга Шатилова.
Она чуть ли не на цыпочках подошла к столу и присела на край стула.
— Мужа опознали?
— Не знаю… Я чувствовала, что-то должно случиться.
— Это почему же?
— Нервный был в последнее время. Почти не разговаривал.
— Куда девался?
— Уехал на рыбалку с Севой.
— За ним следили?
— Кто?
— Не знаю. Он говорил о слежке?
— Иван ни о чем со мной не говорит. Языком много болтаю, так он считает. По телефону с девчонками разговариваю. Видеться нам некогда.
— На какие средства жили?
— Ваня работал, и я работаю. Хватает.
— Где он работал?
— Не знаю. Он не говорил.
Полковник высыпал вещи из второго пакета и накрыл их ладонью.
— Какие он носил часы?
— «Ролекс». На серебряном браслете.
Федоров пододвинул к краю стола часы.
— Они?
— Они.
Из глаз женщины брызнули слезы.
— И ключи подходят к вашему дому. А теперь скажите, как у Ивана обстояли дела с зубами? Коронки, пломбы, фиксы?
— Не знаю. Зубы в стакан не клал. Наверное, нормальные. Но он за ними не следил. Изо рта пахло. Может, от желудка.
— Родственники у мужа есть?
— Нет. Он детдомовский.
— Вы хорошо знали Всеволода Дербенева?
— Видела его, здоровались, но не разговаривали.
— А его жену?
— Нет, что вы, она даже не смотрит в мою сторону. Гордая. С высшим образованием.
— Чем вы занимаетесь?
— Была спортсменкой, сейчас работаю акробаткой в цирке.
— Уверены, что муж уехал на рыбалку?
— Нет.
— Почему?
— Он оставил мне деньги. Три тысячи долларов. Больше сотни я от него не видела, а тут три тысячи. Будто уходил навсегда.
— У него есть другие женщины?
— Не знаю. Я за ним не слежу и не расспрашиваю его. Ваня хорошо ко мне относится. Никогда меня не бил.
Полковник усмехнулся:
— Бьет, значит, любит, не бьет — тоже любит. А кто вас бил?
— Первый муж. А до него отец. Циркачи — народ грубый, побоями они работоспособность воспитывают. Что я теперь буду делать без Вани?
Полковник подал ей лист бумаги:
— Подпишите протокол опознания.
Девушка подписала.
— Идите домой, выпейте валерьянки и постарайтесь уснуть. Горю слезами не поможешь.
С опущенной головой Ляля побрела к двери. Федорову стало жалко эту беззащитную тростиночку.
Следующие десять минут полковник просидел в одиночестве, продолжая рисовать чертиков, пока, наконец, не вернулся майор со снимком.
— Что? — не отрываясь от рисунка, спросил полковник.
— Перелом ключицы и неправильно сросшаяся кость, есть смещение. Так сказал врач, Федор Витальич.
— Дербенева в коридоре?
— Сидит у двери. Как мумия. Ничего перед собой не видит.
— Железная баба. Покажи ей снимок, а потом пусть зайдет.
Майор вышел и через две минуты вернулся:
— Где она?
— Увидела снимок, заревела и ушла. Оглянувшись, крикнула: «Делайте ДНК». На стуле остался старый снимок, сделанный год тому назад. Один в один с этим.
— Черт с ней, и так все ясно. Вещдоки убери, отдавать их рано. Дело открывать будет Москва. Что с машинами?
— Клюев в управлении. Вы ему дали задание.
— Заканчивай здесь с формальностями и ко мне в кабинет. Сегодня мы работаем.
Как только Федоров вернулся к себе, вошел капитан Клюев и доложил о результатах проверки:
Ознакомительная версия.
