Обыск асиенды не дал ничего нового. Дом был стерильно чист. Зато в самолете, стоявшем на взлетно-посадочной полосе, Старгер обнаружил четыре деревянных статуэтки с грубо раскрашенными детскими лицами.
– Что вы думаете об этом? – спросил Старгер одного из своих агентов, эксперта по древнему искусству индейцев юго-западных территорий.
– Похожи на богов индейцев, сэр.
– Они сделаны из хлопкового дерева? Агент снял темные очки и на этот раз более внимательно осмотрел фигурки.
– Да, думаю, что могу с уверенностью сказать: они изготовлены из него.
Старгер нежно погладил одну из фигурок:
– Сдается мне, что это и есть те самые идолы, которых разыскивал Питт.
* * *
Руди Ганну новость стала известна в тот момент, когда он лежал на больничной койке. В палату вошла медсестра в сопровождении одного из агентов Старгера:
– Мистер Ганн. Я агент Энтони Ди Маджио из Таможенной службы. Думаю, вам приятно будет узнать, что Дирк Питт был подобран живым в водах залива полчаса назад.
Ганн закрыл глаза и с облегчением вздохнул.
– Я был уверен, он выкарабкается.
– Неслыханный пример доблести, сэр, насколько мне известно. Он проплыл по подземной реке больше сотни километров.
– Никто, кроме него, не мог бы этого сделать.
– Надеюсь, услышав хорошие новости, вы станете более покладистым, – сказала медсестра сладким голосом, держа в руке длинный термометр для прямой кишки.
– Он хороший пациент? – улыбаясь, спросил Ди Маджио.
– У меня бывали и похуже.
– Я просил вас принести мне пару пижам, – сказал Ганн строптиво, – вместо этих ночных сорочек.
– Одежда для больных должна быть удобной и для них, и для тех, кто за ними ухаживает, – возразила медсестра.
– Хотел бы я знать, каким образом.
– Я лучше пойду и оставлю вас одних, – сказал Ди Маджио. – Удачи и скорейшего выздоровления, мистер Ганн.
– Спасибо за хорошие новости.
– Не за что.
– Сейчас вы должны отдохнуть, – приказала медсестра, – а через час я вернусь с вашими лекарствами.
Что касается медсестры, то она сдержала свое слово. Но когда она вернулась в палату, постель была пуста. Руди бежал в больничной сорочке, прихватив с собой казенное одеяло.
* * *
Как ни странно, но на борту парома о новости, взбудоражившей весь залив, узнали последними.
Лорен и Сэндекер разговаривали с представителями Главного управления полиции, когда известие о полном успехе спасательной операции дошла наконец и до них. Владелец роскошного скоростного катера, пришвартованного в нескольких десятках метров от них, выскочил на палубу судна и заорал во весь голос:
– Эй, на пароме!
На верхней палубе в этот момент находились всего три человека – Майлс, Шеннон и Дункан, стоявшие возле рулевой рубки. Майлс перегнулся через борт и прокричал в ответ:
– Что там у вас?
– Они нашли вашего парня!!!
Звук его голоса достиг грузовой палубы, и Сэндекер бегом бросился к борту:
– Повторите, что вы сказали!
– Владельцы кеча выловили из воды парня, – охотно выполнил его просьбу шкипер. – В сообщении мексиканского флота говорится, что это тот самый человек, которого вы разыскиваете.
Теперь уже все, кто находился на пароме, собрались на верхней палубе, но никто не решался задать тот вопрос, который волновал всех. Наконец Джордино, подкатив свое инвалидное кресло к борту, заорал во всю мощь своих легких:
– Он жив?!
– Мексиканцы говорят, был очень плох, пока жена владельца яхты не влила в него немного супа.
– Питт жив, – прошептала Шеннон.
Дункан покачал головой и сказал с сомнением:
– Я все равно не могу поверить, что он смог добраться до залива.
– А я верю, – пробормотала Лорен, не стыдясь своих слез. Она склонилась над Джордино и прижалась к его груди мокрой щекой. – Правда? Питт не мог умереть.
Представители мексиканской полиции были мгновенно забыты. Все кричали разом, обнимались и хлопали друг друга по плечам. Неизменно сдержанный и респектабельный Сэндекер бросился к спутниковому телефону и набрал номер Главного штаба мексиканского флота в надежде получить более полную информацию.
Дункан лихорадочно перебирал свои гидрографические схемы, прикидывая, какие дополнительные данные может сообщить ему Питт после своего небывалого путешествия по подземной реке.
Шеннон и Майлс уже отмечали радостное событие, открыв бутылку дешевого шампанского, которое нашли в холодильнике камбуза, и охотно угощали им всех желающих. Майлс веселился от души, но глаза Шеннон были необычно задумчивыми, словно она решала сложную археологическую проблему. Время от времени ее взгляд останавливался на Лорен, как будто в ее сердце внезапно пробудилось чувство, о существовании которого она и не подозревала. Она готова была укорять себя за недостаток внимания по отношению к Питту.
– Этот чертов парень, как фальшивый пенни, от которого никак не удается избавиться, – пошутил Джордино, с трудом пытаясь справиться со своими эмоциями.
Лорен спокойно посмотрела на него:
– Питт говорил тебе когда-нибудь, что он просил меня выйти за него замуж?
– Нет, но я ничуть не удивился бы, если бы это произошло. Парень без ума от тебя.
– Думаешь, это хорошая идея?
Джордино медленно покачал головой:
– Прости меня, если я скажу, что этот союз будет заключен на небесах.
– Ты хочешь сказать, что мы оба для этого слишком своевольны и независимы, не так ли?
– А куда денешься, все так. Вы, как два экспресса, идущих параллельным курсом, иногда встречаетесь на станциях, но у вас разные пункты назначения.
Она схватила его за руку:
– Спасибо тебе за искренность.
– Нашла за что благодарить! – рассмеялся Джордино. – Да и что я знаю об отношениях между мужчиной и женщиной? Мои отношения с представительницами твоего пола никогда не длились больше двух недель.
Лорен заглянула ему в глаза:
– Есть что-то, что ты скрываешь от меня.
Джордино, опустив глаза, разглядывал настил палубы:
– Говорят, у женщин есть интуиция на сей счет.
– Кто она была? – спросила Лорен после секундного колебания.
– Ее фамилия Саммер, – честно ответил Джордино. – Она умерла пятнадцать лет назад в море у побережья Гавайских островов.
– Тихоокеанский вихрь. Я помню, Питт рассказывал мне о нем.
– Он чуть не погиб сам, пытаясь спасти ее, но все было напрасно. Она погибла.
– И он до сих пор помнит ее?
Джордино кивнул:
– Он никогда не говорит о ней, но, когда видит женщину, похожую на нее, у него появляется странный отсутствующий взгляд.
– Я тоже замечала, и не раз, – меланхолично заметила Лорен.
– Это не может продолжаться вечно, – возразил Джордино. – У всех нас есть свой образ утраченной любви, но надо же дать отдохнуть и образу.
Лорен никогда до сих пор не видела вечного скептика Джордино таким серьезным.
– И у тебя есть свой призрак? – спросила она недоверчиво.
Джордино поднял на нее глаза и улыбнулся.
– Однажды летом, когда мне было девятнадцать, я увидел девушку, ехавшую на велосипеде на острове Бальбоа в Южной Калифорнии. Она была одета в короткие белые шорты и свободную зеленую блузку, завязанную чуть выше талии. Волосы у нее были светлые, собранные в конский хвост. Загар цвета красного дерева. Не знаю, какие у нее глаза, но уверен – голубые. Такой вот воплощенный дух свободы и озорного юмора. Так вот, я до сих пор вспоминаю ее почти каждый день.
– И ты не попытался познакомиться с ней? – удивилась Лорен.
– Хочешь верь, хочешь нет, но в те дни я был очень застенчив. Почти месяц я каждый день ходил тем же маршрутом, но она больше не появилась. Верно, отдыхала там вместе с родителями и вернулась домой вскоре после нашей встречи.
– Печально, – сказала Лорен.
– Вот за это я не ручаюсь! – рассмеялся Джордино. – А ну как мы поженились бы, родили десятерых детей, а потом бы выяснилось, что терпеть не можем друг друга.
– Для меня Питт, как и твоя потерянная любовь. Иллюзия, которую я никогда не могу поймать.
– Он изменится, – успокоил ее Джордино, – все мужчины с возрастом меняются.
Лорен слабо улыбнулась и покачала головой.
– Только не такие, как Дирк. Они всегда будут искать спрятанные сокровища, решать загадки тысячелетий и бросать вызов неизвестному. Больше всего на свете им претит мысль о старости рядом с женой и детьми и смерти в доме престарелых.
В маленьком порту Сан-Фелипе царила праздничная атмосфера. Док был забит народом. Воздух сотрясли тысячи приветственных возгласов, едва патрульный корабль, обогнув мол, вошел в гавань.
– Ничего себе встреча! – сказал улыбающийся Мадерас, поворачиваясь к Питту.
