которых все равно никто не знает), свалить все на покойных Вронского и Фарино, а потом думать, как наладить дальнейшую жизнь.
О Валерии Торопове он больше даже слышать не хотел. Что ему этот талантливый, ловкий маньяк? Эта война окончена; сопляк победил, так пусть наслаждается своей пирровой победой, пока менты не ухватили его за штаны. Какое отставному полковнику Кривошеину дело до его счетов с дядюшкой, тем более что дядюшка мертв, и все счета закрыты?
Это же надо – прокурор! До чего же изобретательный сукин сын! Его бы в разведку, ему б там цены не было…
Он взял из укрепленного на приборной панели гнезда портативную рацию и привычно положил большой палец на переключатель тангенты. Пора трубить отбой, подумал он, медленно поднося рацию к губам. Королю мат, пешки и прочие уцелевшие фигуры свободны до особого распоряжения…
Откуда-то издалека долетел резкий, раскатистый, похожий на удар молотком по сухой доске, до боли знакомый звук. За ним последовал второй, и сразу же, без паузы, еще три подряд. Простучала короткая очередь, и снова стало тихо.
– Шмаляют, – продолжая смотреть прямо перед собой, не удержался от комментария водитель. – И, по ходу, там, где Серго с пацанами дежурят.
– Совсем ополоумели, черти, – сквозь зубы процедил Кривошеин. – По банкам, что ли, от скуки палят? Головы поотрываю!
Он прижал пальцем клавишу тангенты и сказал в микрофон:
– Седьмой, я Первый. Слышу огонь на вашем направлении. Доложите, что происходит. Прием.
И отпустил тангенту.
– Первый, я Седьмой, – до неузнаваемости искаженным помехами голосом прохрипела рация. – Вошли в контакт с объектом. Объект ликвидирован. Выдвигаемся. Отбой.
– Седьмой, я Первый! – снова придавив тангенту, торопливо закричал Дмитрий Иванович. – Куда выдвигаетесь? Прием! Куда вас черт несет, я спрашиваю! Я вам так выдвинусь – мать родная обратно не задвинет! Седьмой, как слышите меня? Прием!
Рация молчала, негромко потрескивая статическим электричеством.
– Объект ликвидирован, – опустив ее на колени, тупо повторил Кривошеин. – Он что, больной? Зачем он сюда полез?
Водитель, хоть и знал, что начальство обращается не к нему, на всякий случай осторожно пожал плечами. Он ничего не понимал и, по большому счету, не хотел понимать: его вполне устраивало сидеть за рулем мощного и престижного автомобиля, никуда не ехать, ничего не делать и получать за это весьма приличные деньги. Он еще не знал, что лафа кончилась, и спокойно ждал распоряжений.
– А ну, заводи, – распорядился Кривошеин. – Давай-ка туда, к могилке. Посмотрим, куда они там выдвигаются…
Водитель молча запустил двигатель, передвинул рычаг, газанул, и машина, взвихрив облако желтовато-серой пыли, пошла с тяжеловесной, солидной неторопливостью переползать с ухаба на ухаб, держа путь к единственному въезду на кладбище.
* * *
Выстрела Глеб не слышал, но по суете, внезапно начавшейся в здании и вокруг него, понял, что что-то случилось.
Он сидел за рулем пожилого «форда», позаимствованного у какого-то раззявы, оставившего незапертую машину в людном месте с торчащим в замке ключом зажигания, и наблюдал за пряничным бело-розовым особнячком, в котором господин Вронский разместил головной офис своего холдинга – фактически, свой личный офис, поскольку вся находившаяся в его распоряжении бюрократическая машина, весь этот высокооплачиваемый офисный планктон, сюда бы просто-напросто не влезла.
Глеб был относительно спокоен – не то что четверть часа назад, когда он буквально разрывался пополам, не зная, в какую сторону податься. Встреча родственников была назначена на кладбище, но ни один из них не выглядел настолько глупым, чтобы действительно туда отправиться. Попытки хоть как-то спрогнозировать их действия напоминали игру в чет и нечет: если прошлый раз я выкинул два пальца, то сейчас, по идее, должен выкинуть один; это слишком просто, противник не дурак и решит, что вместо одного я нарочно снова выкину два; чтобы его обмануть, я могу все-таки выкинуть один, но он, как уже было сказано, не дурак и способен предугадать этот нехитрый маневр…
И так до бесконечности, до полного потемнения в глазах. Ясно, что на кладбище Чижа поджидает засада: в подчинении у Кривошеина достаточно людей, чтобы он мог себе это позволить. С точки зрения любого начальника службы безопасности, появление охраняемого субъекта на театре предстоящих боевых действий, мягко говоря, неразумно. Но это понятно даже ежу, не говоря о хитроумном Чиже; зная это, Вронский все-таки отправляется на кладбище в бронированном лимузине, а в офисе оставляет засаду, которая поджидает сообразительного племянника. А сообразительный племянник, отдавая должное умственному развитию дядюшки, тоже отправляется на кладбище, где его никто всерьез не ждет, и стреляет по бронированному лимузину из… из чего? Ну, скажем, из РПГ, ручного противотанкового гранатомета, при удачном попадании способного продырявить и сжечь дотла современный танк, а не то что какой-то там лимузин, пускай себе и трижды бронированный… Что? Откуда РПГ? Да оттуда же, откуда и дорожные «ежи» – из Хасавюрта. Мало ли, что он еще спер из этого хранилища вещдоков… Это ведь не Рязань, а Чечня, там не только РПГ – «Стрелу» можно украсть, переносной зенитно-ракетный комплекс…
Вот. А дядюшка, не будь дурак, сообразил, что племяш может подкараулить его по дороге на кладбище и накрыть тактической ядерной ракетой ограниченного радиуса действия, и еще вчера рванул от греха подальше на какие-нибудь Карибы, благо у него-то радиус действия ничем, кроме собственной фантазии, не ограничен… Черт!
Поразмыслив, Глеб все-таки выбрал офис и не прогадал: едва кортеж, в сопровождении которого то ли ехал, то ли не ехал Вронский, скрылся за углом, из-за другого угла вырулил и остановился точнехонько напротив парадного крыльца офиса хорошо знакомый бежевый «пассат». Чиж, он же следователь Кузнецов, он же племянник Вронского Валерий Торопов при полном параде вышел из машины, спокойно перешел улицу, позвонил в дверь и скрылся в здании. Тут-то Глеб и успокоился: если Вронский сейчас ехал на кладбище, ситуация оставалась в прежнем, уже ставшем привычным шатком равновесии. А если он в офисе… Что ж, тогда одно из двух: умрет либо Вронский, либо этот молодой самонадеянный дурак. И то, и другое будет только на руку ликвидатору по кличке Слепой: если умрет Вронский, можно спокойно умыть руки, а если не повезет Чижу, успокоится Вронский, и тогда его можно брать голыми руками…
В течение некоторого времени ничего не происходило, а потом внутри пряничного домика вдруг
