Поднялся другой полковник, держа в руке автомат. Он не обращал никакого внимания на охранников генерала, численно превосходивших его людей, и это пренебрежение отражалось в его взгляде.
— Я мусульманин, — сказал он. — Я повинуюсь. Я повинуюсь мудрости Корана. Я верю только в Аллаха и в Мухаммеда, его пророка. Я не верю в невинных убийц. Я верю в борьбу со злом. Я не считаю актом героизма смерть случайных прохожих от бомбы, подложенной в машине. Я считаю трусостью и позором расправляться с человеком, бросив его в корабельную машину. И что помощь палестинцам приведёт в ад вместе с палестинцами.
В ночи раздалось ворчание пятнадцати тысяч, похожее на низкий рокот вулкана. Пальцы лежали на спусковых крючках оружия, направленного охраной в его голову. Если генерал икнёт, то полковник моментально умрёт.
Генерал Мумас движением руки остановил своих офицеров.
— Разве убийство еврея является дурным поступком? Он был сионистом. Разве убийство сиониста — преступление?
— Убийство беззащитного — это позор, — сказал полковник.
И тут генерал улыбнулся. Он приказал своим помощникам принести ему американские газеты — одну из Вашингтона, одну из Бостона — и прочитал слова американского журналиста, который сообщает, что ежедневно в мире что-то происходит, но большинство несчастных случаев бывает на палестинских землях: взрывается в небе самолёт с пассажирами и калечатся люди, кто-то подкладывает бомбы в ночной клуб, или госпиталь, или детский сад. И эти статьи обвиняют во всём Израиль.
— Только искоренив причину терроризма, можно покончить с самим терроризмом, а причина терроризма состоит в отсутствии у палестинцев родины.
Эти слова были встречены аплодисментами в ночном лагере, но одинокий полковник продолжал свою речь.
— Эти убийства и похищения невинных начались гораздо раньше, чем возникли разговоры о палестинском государстве. Кто из присутствующих здесь действительно уверен, что убийства женщин, детей и стариков приведут нас к достижению поставленной цели? Я хочу уничтожить Израиль. Но не ради палестинцев, а ради нас. Они могут уничтожить нас в сражении. Я вижу, что мы должны сражаться с ними другим путём. Но не путём убийства стариков и беременных женщин.
— Но в величайших университетах учат, что мы правы, что запад приходит в упадок и что он должен упасть под ударами революций, — сказал генерал. — Мы выпьем за войну пропаганды.
— Чтобы узнать, что другие думают о нас?
— Вскоре Америка отвернётся от Израиля, а без американской армии Израиль будет сильно ослаблен, и мы сможем разрушить сущность сионизма.
— Они всегда превосходили все наши армии. Мы всегда были слабее их.
— Так было раньше. Но когда мы победим Израиль, мы въедем в великолепный Иерусалим на своих лошадях.
— Кто здесь поверит в это? — пронзительно вскрикнул молодой полковник. — Кто здесь действительно верит, что мы способны сделать это? Кто здесь верит, что мы сможем выдержать ещё одну войну против Израиля? Мне наплевать на Израиль. Пускай убираются к дьяволу. Мне наплевать на палестинцев, и я знаю, что вам, мои братья, тоже наплевать на них. Но я забочусь обо всех нас. Когда-то мы были гордым и великим народом. К нашим армиям всегда относились с почтением. Мы могли оказывать милосердие, потому что были сильны. Мы могли предоставлять людям убежище, потому что мы были терпимы к тем, кто следовал Книге. Во что мы превратились сейчас? В убийц беззащитных стариков? Мы думаем, что мы правы, потому что некоторые американцы и их союзники, ненавидящие собственную страну, думают, что приемлемы любые средства.
— Мы были великим народом прежде, чем европейцы открыли Америку. Мы были великим народом уже тогда, когда европейцы жили ещё в каменных замках и убивали друг друга в феодальных войнах между крошечными королевствами. Арабы дали миру величайшие знания, беззаветную смелость в бою и уважение к образованию во всех частях мира, где царствовал ислам. Мы были уважаемыми людьми. Почему мы позволили себе дойти до такого позора?
— Сионисты контролируют средства массовой информации. Они распространяют о нас лживые измышления.
— Это не измышления сионистов, это истинная правда. А правда состоит в том, что мы покупаем наше оружие и покупаем людей, способных управлять им, а потом боремся с нашими противниками иностранными бомбами. Вот всё, что я хотел сказать.
— Ты можешь предложить нечто лучшее?
— Конечно, могу. Во-первых, мы должны научиться тактике ведения войны. Если мы не можем использовать собственное оружие, мы всё равно не должны пользоваться оружием, изготовленным в Китае, Северной Корее или России. Мы должны сражаться только тем, что сами производим. Мы должны отказаться от наших роскошных автомобилей, от наших умопомрачительных счетов в европейских отелях и направить эти деньги на армию. И тогда мы сможем победить всех наших врагов — честным путём. Мы снова сможем оказывать помощь слабым, милосердие — несчастным и вернём уважение к нашей армии.
— А что будет, если мы проиграем? — спросил генерал.
— Разве смерть не лучший выход, чем потеря души нашего народа? Разве поражение в честной битве более постыдно, чем борьба против беременных женщин и их неродившихся детей, и более постыдно, чем некоторые планы наших генералов? Неужели теории о загнивающем Западе так заморочили вам голову, что вы можете отказаться от наследственной терпимости и смелости только потому, что вас атакуют ваши враги? Где те арабы, которые разбили франкских рыцарей? Кто склонил армии индусов к покорности? Кто вытеснил христианство из Египта и принёс туда ислам? Где те, кто принёс цивилизацию Испании? Где? Где? Где?
Генерал, видя, что слова этого полковника достигли сердец тех его людей, которые не имели новых машин или даже не всегда досыта наедались, понял, что проиграл. А проигрыш в споре в Идре означал потерю самой жизни.
Он знал почти каждого полковника в своей стране, но не мог узнать своего оппонента.
Человек был бородат, с толстой шеей. Он стоял с гордым, независимым видом. После его речи генерал подозвал полковника к себе, а в душе решил, что тот должен умереть.
— Вы хорошо говорили. Вы говорили смело. Я произведу вас в генералы и дам вам под командование любые силы, которые вам понадобятся для борьбы с Израилем. Я думаю, вы сможете справиться с гидрой сионизма. Вы можете направить своё оружие против Хайфы, Тель-Авива или любого другого сионистского города, который вы назовёте. Удачи вам. Вы можете набрать столько добровольцев, сколько пожелаете. Любой, кто захочет пойти с нашим новым генералом, может свободно это сделать. Все они получат вознаграждение.
После этих слов генерал удалился в свою палатку. Он позвал с собой одного из самых преданных своих помощников.
— Конечно, за ним никто не пойдёт. Ни один из них не променяет свой «мерседес» на возможность получить пулю в лоб. Они не отдадут свои «мерседесы» и «тойоты» ради победы над Израилем. Когда он будет собираться в поход со своими последователями, скажи ему, что ты тоже хочешь присоединиться к ним. Скажи ему, что у тебя есть прекрасный дом в столице и что ты с радостью отдаёшь его на благородное дело. Он не поверит тебе, но после своего заявления не сможет отказаться от твоего дома. А когда он будет обедать, отрави его.
— А если он что-то заподозрит?
— Конечно. Он несомненно что-то заподозрит. Но основная красота нашего плана состоит в том, что он не сможет отказаться взглянуть на дом. Он будет думать, что смог обмануть нас, сделав вид, что поверил в убедительность нашей истории. Это усыпит его бдительность и поможет нам расправиться с ним. Ты всё понял, брат?
— Никто не может состязаться с вами в остроте ума, о брат и вождь!
Но внезапно их внимание привлекли аплодисменты на улице. Раздались выстрелы в воздух. Они услышали возгласы, прославляющие войну. Колонны людей маршировали по заросшей низкорослым кустарником пустыне Идра. И к большому облегчению генерала, они всё больше удалялись от него. Они маршировали по направлению к морю. Они оставляли позади свои «мерседесы», своих ягнят, приготовленных в лучших традициях арабской кухни, свои традиционные арабские десерты. В ночной тишине удалялся их крик: «Позволь нам умереть у ворот Иерусалима!»
Генерал часто заканчивал этой фразой свои речи.
Он заканчивал их и шёл домой, в свой прекрасный дворец, оснащённый новейшими кондиционерами, а приветствующая его одобрительными криками толпа расходилась по своим домам, чтобы на следующий день услышать другую речь.
Но сегодня ни один из них не пошёл домой. Ни один из них даже не побеспокоился о судьбе своего «мерседеса».
— Они все пройдут полмили и вернутся к своим машинам. Те, кто вернутся, и будут на самом деле революционными героями, а те дураки, которые последуют за этим полковником, никогда не доберутся до Иерусалима, а только найдут свою смерть. Единственный возможный путь к воротам Иерусалима возможен под моим руководством.
