Отряд отправился в ущелье. Первых носильщиков, уже уставших, сменили другие и с почестями понесли убитого. Аль-Мурари тем временем связался со второй половиной своего отряда и отдал приказ отойти и им. На всякий случай выставил на отрог близкого к тупиковому ущелью хребта наблюдателя, снабдив его переговорным устройством, чтобы сообщал, если спецназовцы поведут себя как-то странно или попытаются убежать до того, как будет выставлен впереди заслон.
В ущелье, пока моджахеды копали могилу для убитого, эмир сел на камень и раскрыл карту. Место для выставления заслона он нашел быстро. Место удобное, расположено как раз на прямом пути от тупикового ущелья в сторону ближайших гор, куда спецназовцы и должны будут бежать. Подумав, Аслан аль-Мурари позвал к себе Хамида аль-Таки.
– Хамид, ты у нас один из самых опытных и самых хитрых лисов, сумеешь устроить засаду. Возглавляй заслон. Набирай людей и выходи…
– А на переговоры?
– На переговоры я пошлю Субхи. Пусть попугает спецназовцев, это ты правильно заметил. И вообще я сам хочу с ихним эмиром поговорить…
– С офицером, – поправил Хамид.
– Это почти то же самое, что эмир. Потешу его самолюбие, пусть считает себя эмиром. Хотя бы до встречи с тобой. Иди… Сколько тебе дать времени?
– Сорок минут хватит. Я мелко шагаю, но умею быстро ноги переставлять. Не каждый угонится. За сорок минут мы и до места дойдем, и позицию себе подготовим.
– Я знаю, что ты умеешь быстро ходить. Иди…
Аль-Таки отобрал себе двадцать человек из разных групп для операции и при этом решил совершить обход по большому кольцу, чтобы остаться не замеченным спецназовцами. Аль-Мурари тем временем вызвал на связь оставленного на отроге наблюдателя.
– Слушаю, эмир, – сразу отозвался тот.
– Докладывай, что видишь.
В трубке раздался какой-то непонятный звук, словно она обо что-то ударилась, и все, больше не было слышно ни слова. Видимо, это переговорное устройство работало на другой волне, приближенной к волне, на которой работают сотовые телефоны. А эмир отправил своего инженера-электронщика в засаду, и теперь некому регулировать электронику.
– Эй! Эй! Слышишь меня? – раз за разом спрашивал эмир трубку. Но она молчала.
Чтобы совсем не остаться без наблюдателя, аль-Мурари выслал человека к ближайшему отрогу на случай, если спецназ решит сбежать раньше, чем ему предложат это сделать. Это не самый лучший вариант, потому что Хамид аль-Таки не успел бы добраться до места. Подумав, решил в дополнение, что переговоры в любом случае длятся не пять секунд, и можно их уже начинать. Сначала послать одного Субхи – пусть договорится, чтобы вышел их эмир, а потом и сам Аслан аль-Мурари выйдет. Хамид к тому времени уже успеет занять позицию.
– Субхи, бери белый флаг в руки.
– Будем сдаваться, эмир? – спросил удивленный пехлеван.
– Будем вести переговоры. Садись ближе, я тебе растолкую, что нужно сказать.
Субхи ушел с флагом в руках в сторону тупикового ущелья. Желая наблюдать конкретную картину встречи, Аслан аль-Мурари залег на камни на краю отрога с биноклем в руках и все видел. Навстречу верному Субхи вышел какой-то мальчишка. Конечно, это был не мальчишка по возрасту, а зрелый солдат, тем не менее в бинокль, не позволяющий как следует рассмотреть лица, рядом с мощным и сильным Субхи этот спецназовец выглядел мальчишкой, несмотря на то что бронежилет и «разгрузка» делали его и в плечах шире, и в корпусе объемнее. Субхи был без бронежилета, но на него приятно было смотреть, он наглядно демонстрировал и олицетворял всю мощь отряда. Это должно было произвести на солдата впечатление, если уж производит впечатление на самого эмира.
Разговор не был долгим. В принципе Субхи и сказать-то должен был только то, что эмир отряда желает встретиться с эмиром спецназовцев. Но Субхи хорошо понял свое поручение и тянул по возможности время, как и просил его эмир. А когда вернулся, обрадовал еще больше:
– Их командир напился чаю и сейчас отдыхает. Он всегда после чая отдыхает. Привычка такая. Мы договорились с этим старшим сержантом, что встреча произойдет через два часа. Когда их командир отоспится и успеет умыться. Я сказал, что бриться необязательно, наш эмир считает, что мужчина должен носить бороду. Не знаю, побреется командир перед смертью или нет… Говорят, у христиан покойников перед похоронами бреют. Если человек может, он сам перед смертью бреется. А этот старший сержант… Молод… Не брит, борода не растет, как у девки… Три волосинки торчат в разные стороны…
Субхи вернулся в отличном настроении, с уверенной улыбкой на лице. А ведь еще утром у него зубы стучали от высокой температуры. Но он, как настоящий мужчина, взял себя в руки и запретил себе болеть. И перестал болеть. Аль-Мурари уважал Субхи за такое умение управлять своим организмом. Там, где стреляют, там территория настоящих мужчин. Таких, как Субхи. И себя эмир причислял к настоящим мужчинам. Пусть он не болел и не заставлял свой организм выздороветь по одному только приказу. Но он – мужчина, он – воин. Более того, он первый среди воинов, которых ведет в бой.
Два часа осталось подождать. Два часа. А потом или в бой идти или преследовать бегущего врага. Сам эмир к отсрочке встречи на два часа относился двояко. С одной стороны, она давала возможность спецназовцам надеяться на подкрепление, а с другой – возможность Хамиду аль-Таки хорошо устроиться в засаде, окопаться и спрятаться так, чтобы спецназовцы засаду не заметили. Но время потянулось медленно, как всегда бывает, когда ждешь. Наконец, когда до встречи оставалось полчаса, аль-Мурари поднялся:
– Субхи, пойдем…
Субхи вскочил на ноги, всегда готовый к выполнению того, что прикажет эмир. Хотя свое мнение он тоже не боялся высказывать. Высказал и в этот раз:
– Не рано?
– Там подождем.
– Как скажете. Эмир…
– Что еще?
– Оружие…
– Что тебе не нравится?
– На переговоры ходят без оружия.
– А если я им не верю? Я думаю, и их эмир тоже с оружием заявится.
– Они подумают, что мы боимся их и потому идем с оружием. Это нехорошо…
Аслан аль-Мурари со вздохом положил свой автоматический карабин М-4[6] рядом со своим рюкзаком. Подумал несколько секунд, снял бушлат, вытащил из рюкзака пистолет-пулемет «Скорпион», ремень перекинул через плечо, а сверху снова надел бушлат. Похлопал себя по боку, проверяя, как держится оружие, и спросил у Субхи:
– Так не видно?
– Если только бушлат нараспашку держать. Как я… Тогда не видно будет.
Субхи не только бушлат никогда не застегивал, он и камуфлированную рубашку держал всегда расстегнутой, показывая покрытую густой и длинной порослью грудь. От этого сама грудь казалась даже более широкой, чем была на самом деле, хотя шире, казалось бы, уже некуда.
Эмир расстегнул свой бушлат и удивился, что пехлевану нравится так ходить. Как раз в этот момент резким порывом пролетел холодный ветер, обдавая ледяным касанием все тело, пусть и прикрытое одеждой. И Аслан аль-Мурари еще раз с тоской вспомнил о своей пустыне, где днем тепло даже зимой. Но тут же вспомнил и о том, как он только что размышлял о мужестве. Если здесь территория настоящих мужчин, то он, оказавшись на этой территории, должен терпеть, как настоящий мужчина, и не замечать, что кавказская зима сильно отличается от зимы саудовской, иорданской или сирийской…
К скоплению черных поросших у земли зеленым мхом валунов аль-Мурари и Субхи пришли первыми. Так и хотелось эмиру. Он сразу прошел между всеми камнями, не доверяя противнику и проверяя место на случай какой-нибудь пакости, на которую все неверные способны. Ничего подозрительного не обнаружив, аль-Мурари сел за камень так, чтобы его не доставал холодный зимний ветер, который из порывистого в ущелье на открытом месте превратился в постоянный и упрямый, словно хотел заставить эмира почувствовать простуду, как и Субхи утром.
Он присел, прислонившись спиной к камню. Субхи сначала стоял рядом, закрывая своей широкой спиной эмира от ветра, потом тоже присел к противоположному камню.
– Недолго ждать осталось. Скоро придут.
– Могли бы и наблюдателя выставить. Увидел бы, что мы идем, и русский эмир поспешил бы. Это в его же интересах…
– Головы над камнями вижу, – сказал Субхи, сидящий лицом к входу в тупиковое ущелье. – Наверное, идут…
– Не показывай, что мы заинтересованы в том, что я буду предлагать. Это они должны быть заинтересованы в нашем милосердии. А мы готовы их благодарность мягко отвергнуть. Да, мы добрые. Идите, куда хотите. Мы вам не мешаем. Просто не хочется убивать… Каприз у нас такой… Отпускаем…
– Я вообще буду только переводить, эмир. От себя ничего говорить не буду, вдруг что-то не так скажу. – Субхи хорошо знал свое место и старался не выходить за определенные рамки.
Русский язык Субхи выучил еще в Рязанском десантном училище. Хотя прошло больше двадцати лет, что-то не забыл, что-то обещал вспомнить, но тот же старший сержант, с которым разговаривал Субхи изначально, все сказанное им понял. Должен, наверное, понять и спецназовский эмир, считал аль-Мурари.
