я в футбол играю. Он не боится показаться слабым или некомпанейским там – потому что он сильный, ему все равно, кто и что будет про него думать. Для него есть важное по жизни – футбол, и от этого он исходит.
…
– А слабый возьмет и затянется или глотнет. Сразу там, или уговорят. Потому что он слабый. Потом его так же жена будет пользовать. Подай, принеси, выкопай картошку родителям, где зарплата. И так далее. Человек становится подкаблуком. И везде его номер будет шестой – в обществе, в коллективе. Везде. Что понял из сказанного?
Пацан смотрел в пол
– Все понял? Еще хоть раз поймаем на наркотиках, будешь мяч во дворе пинать. Пока жена домой не позовет. Иди.
…
Головня был одним из тех людей, с которыми можно было поговорить по душам. Не по всем вопросам, конечно.
Но по многим…
– Как думаете, понял?
Головня отпил из своей банки – у нас тут пиво было. Безалкогольное, его можно. Он бросил курить пару лет назад. В почти шестьдесят. Это я ему как то сказал: вы говорите пацанам про здоровый образ жизни, а сами курите – это как? Он задумался – а потом бросил.
– Понял. Почти наверняка – понял.
Головня еще отпил
– Вам бы тренером работать.
– Это почему?
– Есть у вас талант. Педагогический…
– У меня?!
– У вас, у вас. Я бы так не смог сказать. Убедительно.
Я невесело усмехнулся
– Виктор Павлович, я только пару часов назад разбирался с женой. Бывшей. Которая бухая кому-то голову проломила гантелей. И которая на меня срет. Жидко и с удовольствием, при любом удобном случае. Я ей сейчас высказал – как думаете, до нее хоть на миллиметр дошло сказанное? О чем вы?
Я смотрел на противоположную сторону поля – там строители устанавливали мачты освещения. Строить надо быстро, иначе воровать начнут. А жить еще быстрее надо.
Стемнело совсем.
Далекое прошлое. 1990 год. Белогорск, Россия.
Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой
У воды нет ни смерти, ни дна
Я прощаюсь с тобой
Горсть тепла после долгой зимы
Донесём.
Пять минут до утра
Доживём.
Наше море вины
Поглощает время-дыра
Это всё, что останется после меня
Это всё, что возьму я с собой
Это всё, что останется после меня
Это всё, что возьму я с собой
ДДТ Это всё.
В тот год – еще никто и ничего не предвещал. Страна – казалось, стояла еще прочно, подобно замшелому камню под ударами волн. Сколько не бей – ничего ему не будет…
О чем думается, когда тебе …надцать? О дурном, наверное, хотя… дурное ли это. Где взять денег на сигареты или «огнетушитель» – бутылку дешевого пойла. Как затащить в постель свою первую девчонку. О том, что скоро в армию – идти. Ну и школу как то надо заканчивать, и думать, как поступать.
В тот год – почему то были популярны темы насчет СПИДа. Количество заболевших в СССР исчислялось еще десятками, даже не сотнями – но журнал «Здоровье» расходившийся миллионными тиражами написал про СПИД – и пошло – поехало. Бабы теперь отказывались давать без резинки, а достать резинку было не так то просто – дефицит. На рынке из-под полы торговали календариками с голыми бабами – называлось это «АнтиСПИД».
Иметь такой календарик хотели все пацаны.
Еще – все смотрели Спрут по телеку и Кашпировского. Последний – через телек лечил болезни и заряжал воду. Когда вещал Кашпировский – а он вещал на первом канале – все садились перед телеком, ставили на табуретку банки с водой и крема – заряжать.
Политика… да как то тогда не до политики было. Народ был вообще не политизирован. И не верил, что политика может что-то изменить. Все это казалось говорильней, очень далекой от насущных нужд. То что политики могут страну развалить – об этом и думать не думали.
Ну и пытались хоть чем-то отоварить деньги в условиях стремительно разрастающегося дефицита. Уже начали бастовать шахтеры, чтобы заткнуть недовольство – власть бросала туда все свободные ресурсы, пока было что бросать.
Потом не будет.
– … Значит, стоит Бородулин голый. И она тоже голая
…
– Он ей говорит. Так. Сейчас мы будем е… ться. Только возьми вот это. Чтобы СПИДом не заразиться.
– Врешь ты все.
– Клянусь, слышал. У нее окно было открыто.
Говорили про Ирку – предмет вожделения подрастающего поколения района. Бородулин – только что вернувшийся из армии остолоп, который вместо того чтобы устраиваться на работу – бухал и портил девок в районе. Жить ему осталось недолго – его убьют в девяносто третьем. Но этого тогда никто не знал…
– И чо?
…
– Слушай, а может зайдем к ней?
– И чо ей скажем?
…
– Бородулин тебе шею свернет. Она у него личнуха.
Несмотря на то, что в СССР официально секса не было – у всех девчонок района он был. Делились они на две категории – личнухи и долбежки. Личнухи – принадлежали какому-нибудь парню. Долбежками – пользовались все подряд, потом заезжали на КВД на лечение, а девчонка шла на два года в колонию за умышленное заражение группы лиц венерическим заболеванием. В школе читали про Татьяну Ларину, но это было мало кому интересно. Жизнь была совсем другой.
Потом сидит такая под венцом, глазки потупив – и не скажешь, что у нее за плечами уже пара абортов и курс лечения в КВД…
– Слышь, пацаны!
…
– А пошли на базар.
– А чо там?
– Я знаю, где арбузы хранят.
– Там не достанешь.
– Достанешь!
***
До базара добежали быстро.
Арбузами – как и всеми фруктами на базаре – торговали кавказцы. Цены кусались, а денег не было даже на дешевое молдавское пойло.
Они хранились в таком загончике. Сделан он был наспех, сварен из каких-то прутков, секций забора, выломанного в соседнем детском садике и покрыт ржавыми листами железа – без претензий. И там лежали арбузы. Но их просто так было не достать. Надо было взять лыжную палку, проткнуть ею арбуз, потом на палке подтащить его к проделанной дыре и попробовать вытащить. Если не получается, если арбуз сорвался с палки – начинай все заново.
Короче, сделали все как надо. Сначала выслали разведку – двое пацанов пробрались на рынок (камер тогда не было, ничего тогда не было, перелез через забор и всё). Прокрались между рядами, послушали, посмотрели. Вернулись назад.
– Можно. Гульбанят они.
Дальше – подобрались к тому
