дёргайся, а то хуже будет, – зло прошипел охранник, пристально глядя на закатывающиеся от боли глаза Артура.
Мир почернел, наливаясь болью и бессилием.
_______________________
Очнуться удалось спустя пару часов. По крайней мере, по внутреннему ощущению прошло именно столько. Встроенной в стену галопроекции виртуального циферблата не оказалось, и уж тем более в камере не нашлось места механическим часам с забавной кукушкой, вылетающей из их деревянного, слегка потрёпанного корпуса и оповещающей звонким чириканьем об окончании очередного часа. Артур никогда и не видел подобных часов в реальности, но архивные фильмы и просто старые картинки изображали подобные устройства. Непонятно, почему сейчас он вспомнил именно о них. Ведь выражение «поехать кукушкой» вполне себе можно было в скором времени применить к нему самому.
– Ооо, я уж подумал, будто они тебя, это, – заметив, как начал ворочаться сокамерник, заголосил Милен и провёл тыльной стороной ладони по шее, – кирдык.
Артур попытался встать с неудобной узкой кровати. Тело казалось чужим. Мышцы сводило судорогами, и они не хотели подчиняться. Сосед по камере, как всегда, сидел на втором ярусе, то и дело пялясь на светящийся неон голограммы.
– Что они тебе сказали? – поинтересовался Милен, – они ведь тебя не отпустят, я прав?
– Не отпустят, – на выдохе с трудом согласился Артур.
Приложив уйму усилий, ему всё же удалось подняться на ноги. Пошатываясь, он побрёл к умывальнику и обрызгал ледяной водой лицо. В покрытом паутиной трещин и сколов зеркале, наглухо вмонтированном в стену, на него смотрел будто бы совершенно другой человек. Глаза были жутко красными. Под ними красовались огромные синяки и кровоподтёки. Бровь оказалась разбита, а волосы стали больше напоминать слежавшиеся комки чёрных водорослей.
– Хреново выглядишь, брат, – угадав мысли самого Артура, произнёс Милен, – и всё же, что они тебе сказали?
Артур продолжал вглядываться в зеркало, не обращая внимание на соседа по камере. До конца не верилось в то, что он видит в отражении именно себя самого, а не потрёпанного жизнью оборванца с бесконечных улиц мегаполиса. Словно тот, кто был в отражении насмехался над ним, вызывая одновременные чувства ненависти, отчаяния и жалости.
– Ну давай, друг, не тяни, – не унимался Милен. – Поди предлагали сознаться во всех смертных грехах? От перехода улицы на красный свет до покушения на президента?
– При чём тут он? – не выдержав, пробурчал Артур.
– Как причём? – искренне удивился Милен, – да сейчас львиная доля всего населения страны только и мечтает о его смерти. – Тирания правительства заставила нас жрать из помойки собственное дерьмо, в то время как они там шикуют и живут на широкую ногу.
– Ну и в чём же дело? – усмехнулся Артур, – почему он до сих пор жив, если каждый первый хочет его смерти?
– Дело в таких как ты, да-да, именно таких как ты, – с укоризненной ноткой парировал сокамерник, – такие идеалисты и служители фемиды – есть гарант его власти. – Вооружённые до зубов полицейские, армия, чёртовы убийцы – все вы являетесь не более чем его ручными псами, что загнали свободный народ в нищету и голод. Он держит вас только для того, чтобы сохранить свои баснословные капиталы и удержать власть в стране.
– Ты ошибаешься, я стою на страже закона и порядка, – возразил Артур, – я пытаюсь сохранить мир от войны.
– Мир от войны? Ха-ха, посмотри на себя, – в голос рассмеялся Милен и резко спрыгнул с кровати. – Ты сам попал под колёса системы, которую так расхваливаешь. Об тебя вытерли ноги и использовали как презерватив, выкинув в помойку к таким как я, но это только начало, мой друг. Они никогда не дадут тебе выйти отсюда. Ты сдохнешь в этих стенах точно так же, как и я.
Конечно, Артур сейчас ненавидел своего сокамерника. Его слова больно отдавались в душу. Но самым страшным было то, что именно эти слова сейчас являлись той самой правдой, в которую так не хотелось верить. К сожалению, суть правды и заключается в том, что она не требует в себя верить, она просто есть и всё. А уж принять её или остаться в своём выдуманном мирке – дело каждого.
– Если ты такой умный и так сильно ненавидишь мир, то почему сам не пытаешься изменить его? – Артур постарался взять себя в руки и не проявлять ненужных эмоций.
– Знавал я одного такого, кто пытался…Арест, суд, инъекция и готово, – хихикнул Милен. – Анархистом был или как сейчас модно говорить – революционером. Верил в то, что может победить эту машину и сделать мир лучше. К сожалению, не успел, да и кто знает, что твориться в головах у этих людей…Проще жить одним днём, как я.
При этом Милен как-то странно взглянул на Артура, словно выжидая нужную ему реакцию. Хотя, возможно, это была лишь маска придурковатого парня, затерявшегося в своих же больных фантазиях.
– Неужели ты сам никогда не хотел другой жизни? – спросил Артур, – не хотел нормальной семьи, свой дом, детей?
– Посмотри на меня, ты думаешь, что такому как я получится пробиться в этой жизни? Я вырос на улице, приятель, начал воровать ещё раньше, чем ходить. Что я могу получить от жизни? Конечно, я верю, что когда-нибудь удастся ограбить какого-нибудь толстосума из правительства и, если меня не поймают и не убьют, – мечтательно произнёс Милен, – я смоюсь из этой насквозь прогнившей дыры на белоснежный пляж тропического острова. Найду себе красивую пышногрудую аборигенку и заживём, да, ещё как заживём…
– Пышногрудую аборигенку, – непроизвольно повторил Артур. Почему-то ему вспомнилась Аня. Даже спустя столько лет он всё ещё любил её. Десятки женщин, с кем приходилось делить пастель, были умнее, красивее, состоятельнее, но даже все вместе взятые они не шли ни в какое сравнение с ней. Артур никогда по-настоящему не верил в любовь, но тех чувств, что некогда пылали между ним и Анной, он не испытывал больше никогда. После её ухода осталось лишь разбитое сердце и вечная пустота. Мир рухнул в одночасье. Трагедия унесла всё, чем до этого жил Артур. Вся правда и осколки счастья оказались на дне очередной бутылки крепкого алкоголя, заливаемого каждый день после изнуряющей службы. Нечто в его душе тогда надломилось, и даже спустя годы облегчение так и
