Трубку подняла миссис Рорк. О да, Майкл едет домой. Возможно, что в данный момент он в Лондоне. Нет, она не знает, где он мог остановиться. Майкл всегда любил независимость, поэтому не утруждал себя сообщать свое местонахождение. Она надеется, что сын будет дома завтра утром, конечно, он сразу же позвонит. Очень мило, что майор продолжает интересоваться ее сыном. Майкл наверняка будет доволен восстановить старую дружбу. Нет, она не думает, что у него есть какие-то планы. Конечно, конечно, она все это ему передаст.
Но Рорк сам позвонил во второй половине того же дня, примерно через час после разговора Коллинза с Халлораном. Он все еще находился в аэропорту Хитроу после прилета из Джобурга.
– Я пока не могу сообщить тебе ничего конкретного, Майкл, – сказал Коллинз в ответ на первый вопрос Рорка. – Но мне кажется, что это напомнит нам старые времена. Месячный контракт и масса дел. Ты свободен?
– Да. Меня бы это заинтересовало, – ответил Рорк после некоторой паузы.
Они договорились, что Майкл позвонит ему позже этим же вечером.
Последний звонок, который Коллинз сделал около четырех часов, был Кромеру.
– Чарли. Хочу проинформировать тебя. Та троица, о которой мы говорили на днях, выглядит блестяще. Два других парня очень заинтересовались этим делом. Мы сможем собраться по первому твоему слову.
– Спасибо, Дикки. У меня предстоит встреча, которая многое прояснит. Я позвоню тебе позже.
Около пяти часов вечера, закончив все дневные дела и освободив от бумаг рабочий стол, Кромер готовился к приходу Юфру. Валери Ятс была предупреждена, что после того как она проведет эфиопа в кабинет босса, может сразу уходить домой. Кромер решил избежать даже самой случайной возможности подслушивания, преднамеренного или случайного.
Для себя он запланировал роль, которую любил больше всего: великодушного, сдержанно-вежливого и умело решающего проблемы самого разного характера. Он не хотел выглядеть открыто агрессивным, старающимся таким образом загнать Юфру в угол. Если он правильно прочувствовал ситуацию, ему лишь потребуется некоторая деликатность и никаких значительных усилий, чтобы убедить Юфру в том, что для достижения успеха они оба должны быть искренними и тесно сотрудничать.
– Мистер Юфру, сэр Чарльз, – раздался голос Валери по внутренней связи.
– Очень хорошо, мисс Ятс, попросите его ко мне. Может быть, вы принесете нам чай, прежде чем уйти... А-а, мистер Юфру, входите, пожалуйста. Прошу прощения за то, что злоупотребляю вашим драгоценным временем. Что ж, присаживайтесь.
Кромер жестом руки показал на кресло.
– Нет-нет, сэр Чарльз. Скорее это я должен принести вам свои извинения. У меня не было никаких намерений втянуть вас в столь длительные интеллектуальные упражнения, – проговорил Юфру, уютно располагаясь в старинном кожаном кресле.
– Ваша идея, мистер Юфру, – начал Кромер, – настолько заинтересовала меня, что я не рассматриваю ее как чисто теоретическое упражнение для интеллекта, а скорее как самую настоящую практическую возможность.
Руки Юфру продолжали спокойно лежать на коленях и ни один мускул на лице не выдал ни малейшего признака озабоченности при этих словах Кромера.
Между тем сэр Чарльз продолжал монотонным голосом.
– По этой причине я почти уверен, что мой ответ будет конкретным и, соответственно, в максимальной степени полезным. Основанием для такой уверенности служит то, что я, как мне кажется, имею наконец реалистический ответ на ваш вопрос, который вы задали мне в прошлый раз. Об этом-то мне и хотелось поговорить.
Валери постучала в дверь и после некоторой паузы внесла поднос, на котором были две маленькие фарфоровые чашечки, чайник, сахарница, молочник и нарезанный ломтиками лимон. Юфру сидел совершенно неподвижно, лицо ничего не выражало, а взгляд был прикован к Кромеру.
В момент, когда Валери ставила поднос на стол, он мягким голосом произнес:
– Мне бы хотелось, сэр Чарльз, чтобы мы обсудили все возможные аспекты этого дела.
Кромер подождал, пока за Валери закроется дверь, и только тогда заговорил:
– В предыдущих беседах, мистер Юфру, мы говорили о том, что моему банку будут представлены документы, подписанные императором несколько месяцев тому назад. Тогда я заявил вам, что документы с просроченной подписью нами приниматься не будут. Должен, однако, заметить, что сама дата подписи не является единственной причиной нашего отказа, основанного на положениях инструкции. Речь идет о документах, которые могли быть подписаны императором уже после его отстранения от власти. Всем хорошо известно, что в последнее время он не был свободен в своих действиях. Конечно, у нас нет никаких оснований думать, что с ним плохо обращались. Но, как вы понимаете, мы, защищая права нашего клиента, в одинаковой мере вправе считать, что распоряжения, противоречащие его прямым интересам, могли появиться только в результате насилия. Иными словами, при тех обстоятельствах, которые вы, мистер Юфру, обрисовали, у нас могут быть оправданные опасения, что император был принужден поставить свою подпись под документами, которые составлены против его воли. По этой причине я боюсь, что мы не сможем рассматривать эти распоряжения в качестве достоверных и имеющих силу и, соответственно, принять их. Понимаете, дата сама по себе не имеет существенного значения, если в момент подписания император находился под арестом.
Юфру стал дышать несколько чаще – определенный признак внутреннего напряжения.
– Вы мне это серьезно говорите, сэр Чарльз? Ваш банк, имеющий самую высокую репутацию и широкие международные связи, откажется удовлетворить законные распоряжения одного из самых важных своих клиентов?
– Мистер Юфру, с точки зрения законодательства понятие слова «инструкции» в данных обстоятельствах становится в определенной степени двусмысленным и, я бы даже сказал, сомнительным. Мне сказали, что документ имел бы точно такой же статус, как и показания, полученные в результате пытки. Конечно, я не хочу проводить прямую аналогию, но уверяю вас, что одно подозрение на возможность подписания документа под угрозой сделает его недействительным.
– В английском законодательстве, возможно. Но задумывались ли вы над тем, что может сказать по этому поводу Международный суд в Гааге?
Кромер улыбнулся.
– Я хорошо знаю, мистер Юфру, что Международный суд касается споров между государствами или правительствами. Но он не имеет никакого отношения к конфликтам между отдельными лицами, компаниями или учреждениями. Эти вопросы рассматриваются на основе законодательства конкретной страны. В данном случае возможность подписания документа под угрозой или в результате насилия делает его недействительным в соответствии с английским, швейцарским и американским законодательствами.
Настроение Юфру резко изменилось, глаза широко раскрылись, и в них отражались одновременно недоверие и злость.
– Вы утверждаете, что богатство императора никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть возвращено его законному владельцу. Я рассматриваю такую позицию как проявление самой настоящей безнравственности. Моим правительством это будет расценено как циничное нарушение равноправия со стороны империалистической державы в отношении третьего мира.
Кромер понял, что затронул самые тонкие струны души Юфру, чего он собственно и добивался. Гнев эфиопа был свидетельством того, что сделанные Кромером ранее предположения и догадки были правильными. Вместе с тем он заметил, что возмущение Юфру было каким-то напористым, самоуверенным. Оно не выявило ни боязни, ни удивления, которые он должен был сейчас испытывать. Или Юфру был превосходным дипломатом, или, как полагал Кромер, у него была еще одна карта, которую он мог разыграть.
Кромер почувствовал, что наступило время, когда необходимо предупредить нежелательное развитие разговора и вернуть Юфру в русло прежней доброжелательности.
– Возможно, я не совсем точно выразил свою позицию, мистер Юфру. Прошу извинить. Я не сказал, что «ни при каких обстоятельствах». Наоборот, я даже могу представить обстоятельства, при которых эта проблема может быть решена для нас обоих благоприятным образом. Может быть, нам следует приступить к их рассмотрению? Ах да, чай.
Чай был еще одним маленьким элементом в игре, которую вел Кромер. Ритуал гостеприимства должен был отвлечь от конфронтации, снять напряжение и расположить к большему взаимному доверию.
– Однако, – продолжал между тем Кромер, – хочу еще раз повторить, что плодотворное решение существующих в этом деле проблем требует полной искренности с обеих сторон.
Юфру молчал, медленными глотками пил чай. Чувствовалось, что его гнев и раздражение улетучились и он вновь увидел впереди перспективу, хотя упоминание Кромера об обоюдной честности немного обеспокоило его.
