— Я бы не спешил, — ответил Нифонтов. — Появились новые обстоятельства. Они не позволяют считать дело законченным.
— Вот как? — насторожился куратор. — Почему?
— Посмотрите рапорт полковника Голубкова, вам все станет ясно.
В рапорт Голубкова были включены выдержки из расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та часть сообщения, где речь шла о катастрофах «Руслана» и «Антея» и их связи с объемом поставок российских боевых самолетов талибам.
Информацию Коллинза об ученом Ефимове и его контакте с генеральным директором ЗАО «Феникс» решено было не включать, она требовала дополнительной проработки.
— Обязательно посмотрю, — пообещал куратор. — Позже. Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?
У высших государственных чиновников было поразительное чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал: внимание — опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса, реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что-то решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не решать. Это уж как получится.
Если же припечет, естественно будет пожать плечами: да, мне передавали какие-то материалы, но не поставили в известность об их важности и срочности.
Но Нифонтов не намерен был уступать.
— На вашем месте я прочитал бы это сейчас, — сказал он.
Он не добавил: «Иначе я буду вынужден обратиться к президенту». Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую. Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас, когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но теоретически такая возможность существовала. И с этим приходилось считаться.
Куратор внимательно посмотрел на посетителя.
— Так важно?
— Важно — не то слово, — подтвердил Нифонтов.
— Что ж… Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику Голубкову, бросил с досадой:
— Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто знает об этом?
— В ЦРУ?
— У нас!
— Вы, я и полковник Голубков.
— Странная закономерность. Как только в деле появляется полковник Голубков, тут же возникают крупные проблемы.
— Наоборот, — возразил Нифонтов. — Как только мы сталкиваемся с крупными проблемами, я вынужден подключать к делу полковника Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это никому другому.
— Начальник оперативного отдела — генеральская должность, не так ли? — уточнил куратор. — Почему же он до сих пор полковник?
Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием, что руководителем операции назначен полковник Голубков.
Вот тут-то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим делом огромной государственной важности занимается какой-то полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот полковник такой незаменимый профессионал, почему он полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это важнейшее дело?
На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов потратил немало времени.
Куратору не понадобилось и десятка секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов.
К вам вопрос, генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?
— Вопрос не ко мне, — ответил Нифонтов. — Я подписал представление еще год назад. Куратор кивнул:
— Я буду иметь это в виду.
В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул ключевые фразы:
«Первый же российский истребитель, который поступит к талибам, будет перехвачен…»
— Блеф?
— Не думаю.
— Можете обосновать?
— В США существует государственная компания, аналогичная нашему «Госвооружению», FMS (Foreign Military Sales). До недавнего времени ее возглавлял генерал-лейтенант Томас Райм. За четыре года он продал оружия на семьдесят миллиардов долларов в сто двадцать стран мира. По нашим данным, сейчас портфель заказов FMS — больше двадцати миллиардов долларов.
— Какой вывод вы из этого делаете?
— Это не блеф. Слишком большие ставки в игре. Американцы задействуют все возможности, чтобы сохранить свои позиции на мировом рынке вооружений. А возможности у них очень большие. Огромные. Нет, это не блеф.
Куратор на мгновение задумался. Затем решительно произнес:
— Этого нельзя допустить.
— Поэтому я и попросил вас срочно меня принять, — ответил Нифонтов. — Нужно немедленно прекратить поставки самолетов талибам.
В голосе куратора появились жесткие нотки:
— Мы не продаем самолетов талибам. И вам, генерал, должно быть об этом известно.
— Мне об этом ничего не известно, — возразил Нифонтов.
— А мне известно.
— В таком случае не о чем беспокоиться.
Куратор нахмурился. В этом кабинете так не разговаривали. Во всем этом здании, выходившем тяжелым фасадом на Китай-город, так не разговаривали никогда. Здесь посетители были обязаны понимать все без слов. И понимали. Во все времена. А кто не понимал, здесь больше не появлялся. За ним закрывалась дубовая дверь парадного, и он навсегда исчезал в безликой толпе, снующей по своим муравьиным делам.
Нифонтову показалось на миг, что куратор сейчас скажет то, что на его месте сказал бы сам Нифонтов. Он сказал бы: «Давайте, генерал, называть вещи своими именами. Мы оба прекрасно знаем, что Россия вынуждена торговать своими вооружениями в обход международных правил. Вынуждена-в силу острейшей экономической ситуации. Мы продаем оружие всем, кто может платить валютой, хотя это иногда и противоречит долгосрочным интересам России. Поэтому оставим оценки на суд потомкам, а сами займемся делом. Мы не можем сорвать поставки по уже заключенным контрактам. Но не можем и допустить огласки. Действия ЦРУ необходимо нейтрализовать. Давайте подумаем, каким образом это сделать».
Вот так бы сказал генерал-лейтенант Нифонтов. Куратор сказал не так. Поэтому, вероятно, он и сидел за своим столом, а Нифонтов в своем генеральском мундире с двумя рядами наградных планок — в приставном кресле для посетителей.
Куратор сказал:
— Россия не продает талибам оружия. Но мы не можем исключать, что наши боевые самолеты каким-то образом оказываются у них. Я согласен с вашей оценкой. Ставки действительно очень высоки. ЦРУ воспользуется любым предлогом, чтобы избавиться от конкурента на рынке вооружений. Мы должны блокировать эту провокацию. Любой ценой. И когда я говорю «любой ценой», это и значит любой ценой. Вам все ясно, генерал?
— Все, — кивнул Нифонтов.
— Я доложу президенту, что ваше управление выполнило его поручение, — продолжал куратор. — Но в связи с вновь открывшимися обстоятельствами вы считаете необходимым углубить расследование.
— Мы? — переспросил Нифонтов.
— Да, вы. Разве это не так? Я поддерживаю ваше предложение. Полагаю, на этом этапе нет необходимости занимать внимание президента подробностями.
— Вам видней, — согласился Нифонтов.
— Общее руководство поручается лично вам. Подбор команды — на ваше полное усмотрение. Начинайте немедленно. Считайте, что это приказ президента. Вы могли заметить, генерал, что не в моих правилах докучать вам мелкой опекой. Но в данном случае попрошу все ваши мероприятия документировать самым тщательным образом. Надеюсь, не нужно объяснять для чего.
— Не нужно. Разумеется, мы будем все надлежащим образом оформлять. Хотя я не вижу в этом никакого смысла. Если мы сумеем предотвратить операцию ЦРУ, эта писанина никому не понадобится. А если нет — тем более. Никто не будет в ней разбираться. Нам просто дадут по шеям — и это лучшее, на что мы можем рассчитывать.
— Да, у вас трудное положение, — посочувствовал куратор.
Нифонтов ощутил резкое раздражение.
— У нас? — спросил он. — А у вас? Чихать он хотел на то, что подумает о нем этот высокопоставленный чинодрал. В этом кабинете никогда так не разговаривали? Так теперь будут, привыкай. Ты сейчас от меня зависишь. И я тебя, сукин сын, заставлю работать. По-настоящему, без дураков. Забудешь все свое словоблудие, аппаратные игры.
— Мы выполним приказ президента, — продолжал Нифонтов. — Но у меня три условия.
Первое. Я должен иметь чрезвычайные полномочия. Мои распоряжения должны быть обязательны для всех спецслужб и государственных организаций независимо от их ведомственной принадлежности. И выполняться немедленно, без каких-либо согласовании. Мои люди должны иметь доступ ко всей информации. К документации авиазаводов и «Госвооружения». В том числе — к базам данных «Аэротранса», «Феникса» и связанных с ними банков.
— Это коммерческие структуры, — напомнил куратор.
— Меня это не интересует. Это российские коммерческие структуры, а не швейцарский банк.
