– Обращались-то хоть с вами нормально?
– Нормально? Ну нет, не сказал бы… Держали всех в тесной рубке, почти, можно сказать, не кормили. Выпускали только в гальюн и на камбуз, да и то не всегда. Рыбу еще иногда разрешали ловить на удочку. Изредка удавалось украсть что-то. Однажды стянули из артельной кладовой банку тушенки. Ее нашли, поднялся шум, но мы сказали, что в банке свинина, и правоверные такое не едят… – невесело улыбнулся Петрович. – Наверное, поэтому никого из нас тогда и не убили. Кстати, вы знаете, что конденсат от кондиционера вполне может заменить питьевую воду? Не знаете? Ну вот и ладно… не дай бог узнать, да еще и на собственном опыте.
– Сколько вы у них пробыли?
– Вообще-то, немецкая фирма-судовладелец обещала заплатить деньги через две недели. Но в назначенный день никто и никому ничего не передал. Помню, пираты тогда пришли в бешенство, ворвались к нам, начали стрелять поверх голов… Я, конечно, об этом хозяину фирмы сказал, когда мне дали переговорить с ним по телефону. Но он мне только один вопрос в тот момент задал: «Херр капитан, мой корабль в нормальном состоянии? Нет никаких повреждений?»
– Бежать не пытались? – опять задал вопрос пограничник.
– Куда? – отреагировал Виноградов вместо Петровича. – Куда там бежать-то?
Но, к его удивлению, рыбак ответил сам, и не совсем так, как можно было ожидать:
– Ну а как же без этого? Пытались…
– И что?
– Ловили нас. Били. Больно били, хотя и не до смерти… Пару раз мы даже общую голодовку объявляли – но это все без толку…
– В конце концов, как я понимаю, деньги за вас заплатили?
– Скорее, за траулер, чем за нас, – опять усмехнулся Петрович.
– А как передавались деньги?
– Подробностей я не знаю. Но, как говорили, была проблема в том, что пиратам требовались только наличные – ни счетов в банках, ни надежных посредников у них тогда еще не было. Это сейчас – другое дело, а тогда… В общем, знаю я только, что выкуп они получили. Не маленький – полтора миллиона долларов. И все равно напоследок, прежде чем покинуть судно, еще раз обшарили каюты экипажа и вынесли все более или менее ценное – от носков и посуды до ноутбуков…
* * *
Гудок у буксира оказался на удивление мужественным и басовитым.
Вода за кормой тут же вспенилась желтыми, грязными бурунами – и огромный контейнеровоз медленно, будто нехотя, отвалил от причальной стенки.
– Видите, мистер Дженкинс, как все просто, когда обе стороны проявляют добрую волю и по-настоящему хотят договориться…
– Деньги были переведены еще вчера.
– Но поступили они на банковский счет только сегодня.
– При проведении подобного рода сделок всегда возникают определенные сложности.
– Да, разумеется, это я понимаю.
Адвокат мистер Дженкинс и его собеседник расположились под матерчатым тентом, на террасе кофейни, которая отчего-то считалась здесь самой приличной.
Заведение это было построено прямо на берегу океана, возле кромки песчаного пляжа, усеянного дырявыми пластиковыми бутылками, обрывками полиэтиленовых пакетов, размокшими пачками из-под сигарет и прочим мусором подобного рода. С террасы открывался вид на разрушенный зерновой элеватор и несколько однообразных, бетонных складских помещений, давным-давно уже самовольно захваченных беженцами из центральных районов и приспособленных под жилье.
Чуть левее можно было разглядеть что-то вроде причала и каменный пирс, далеко выдающийся в океан, остатки навигационных знаков, а также несколько наспех небрежно сколоченных деревянных вышек с прожекторами и пулеметами.
Самого портового поселка, обозначенного, пожалуй, только на подробных навигационных картах и в лоциях, отсюда не было видно, однако мистер Дженкинс уже имел удовольствие убедиться, что этот населенный пункт представляет собой едва ли не самую убогую и нищую дыру на сомалийском побережье.
Хорошо себя чувствовали здесь, пожалуй, только жирные, сытые мухи.
Следует признать, что мистеру Дженкинсу окружающая обстановка не нравилась. Особенно досаждала ему тягучая, тяжелая жара, медленно перетекавшая вслед за неистребимым запахом какого-то трупного разложения и подгоревшего пальмового масла.
Однако лондонский адвокат старался не подавать виду, что больше всего сейчас ему хотелось бы оказаться как можно подальше отсюда, – и не столько из традиционной британской вежливости, сколько из чувства самосохранения. Потому что этот забытый Аллахом и людьми портовый поселок был не только малой родиной, но и наследственной вотчиной его сегодняшнего собеседника.
– Как вы уже имели удовольствие убедиться, мистер Дженкинс, все моряки живы и здоровы.
– Посмотрим, что скажут врачи.
– Да, конечно. Но, по-моему, некоторая воздержанность в пище пошла им даже на пользу…
С некоторых пор человек, сидящий напротив мистера Дженкинса, считал себя полноправным хозяином значительной части сомалийского побережья. Под его командованием постоянно находилось до полутора тысяч прекрасно вооруженных и неплохо обученных солдат, а при необходимости он мог бы достаточно быстро поставить под ружье еще две или три полноценные пехотные бригады из местных жителей, прекрасно знающих горные пограничные тропы и имеющих многолетний опыт военных действий.
Впрочем, в отличие от большинства других сомалийских полевых командиров, этот человек специализировался на морском разбое. Для этой цели в его распоряжении имелась целая военная флотилия, состоявшая из сторожевика, отнятого пару лет назад у правительственной береговой охраны, пары траулеров, переделанных для скрытной транспортировки в открытый океан штурмовых групп и средств их доставки, нескольких современных быстроходных катеров, а также бесчисленного множества рыбацких моторных лодок.
Считалось даже, что в сомалийских территориальных водах без его разрешения – или, по крайней мере, без его ведома – вообще не могло совершиться ни одного нападения на проходящее судно и что даже самые самодеятельные пираты неизменно присылали ему долю добычи или процент от выкупа…
Звали этого человека Али Сиад Юсеф.
Это был подтянутый, крепкий для своих шестидесяти лет чернокожий мужчина с бритым черепом, прекрасными, крепкими зубами и широкой улыбкой, которую он часто и охотно демонстрировал собеседнику – даже перед тем, как выпустить ему в живот очередь из автомата.
Пират носил очки в серебряной оправе, а по-английски говорил практически без акцента.
– Ничего, мистер Дженкинс. Все хорошо, что хорошо кончается, не правда ли?
– Вы уверены, что у них хватит топлива до ближайшего порта?
– Да, конечно. Мы позаботились также, чтобы команде хватило воды и продовольствия.
Господин Юсеф отогнал рукой особо надоедливую муху и в очередной раз улыбнулся:
– В конце концов, никто ведь не остается внакладе. Мой несчастный народ получает хоть какую-то компенсацию за долгие века колониальной эксплуатации. На укрепление собственной государственности надо так много денег… Владелец судна и владелец груза без особых проблем получают страховку, перекрывающую все их убытки, морякам тоже выплачивается все, что положено, и даже сверх того: двойные оклады за каждый день пребывания в плену у кровожадных пиратов, различные премии… А ведь и вы имеете с каждого доллара выкупа свои комиссионные, не правда ли, мистер Дженкинс?
При последних словах собеседника британский адвокат непроизвольно оглянулся по сторонам.
Хотя любопытных ушей можно было не опасаться.
Даже если бы в заведение забрели сегодня случайные посетители или кто-то из завсегдатаев, мест для них все равно бы не оказалось – все три столика, за исключением того, за которым расположились сам мистер Дженкинс и его собеседник, были заняты вооруженными с ног до головы чернокожими боевиками из личной охраны Юсефа.
Время от времени откуда-то, из-за пыльной, покрытой огромными жирными пятнами занавески, оберегавшей от посторонних глаз кухню и внутренние помещения, на террасу высовывался хозяин кофейни. Удостоверившись в очередной раз, что почтенные гости ни в чем не нуждаются, он исчезал так же бесшумно, как и появлялся.
– Скажите, вы ведь гарантируете, что на обратном пути этот контейнеровоз не перехватят еще раз?
Работяга-буксир развернул судно в сторону наполовину разрушенного маяка, так что теперь оно стало напоминать большого, доброго слона, которого вывели прогуляться. Мимо берега медленно проплывал черный борт сухогруза, демонстрируя старую краску под обнажившейся ватерлинией.
– Никто их больше не тронет. Это бизнес, мистер Дженкинс, а бизнес мы делаем честно. Потому что честность – лучшая политика. Кажется, именно так говорится в старинной английской пословице?
– Совершенно верно.
Вообще-то, много лет назад, еще совсем молодым человеком, Али Сиад Юсеф закончил факультет журналистики Ленинградского университета – и поэтому вполне мог бы общаться с собеседником не только на английском, но и на русском языке.
