Ознакомительная версия.
– Ну да, самая гуманная профессия, это я знаю! И однако факт налицо. Я попытаюсь поставить вопрос конкретнее. Вы знаете о существовании «блатной» палаты?
– Да, знаю, – ответил Груздев. – Но это чисто формальное определение. Своего рода больничный фольклор. Просто этой палатой занимается лично Миллер. Он сам проводит лечение своим хорошим знакомым. Или нужным людям. Но они так же платят деньги и обслуживаются точно так же, как и остальные пациенты.
– А пациент Краснов из тридцатой палаты вам знаком?
Николай Петрович никак не отреагировал на это имя.
– Не слышал такой фамилии, – равнодушно сообщил он. – Тридцатую палату ведет другой врач.
– А вы можете достать историю болезни этого человека?
Груздев подозрительно посмотрел на меня.
– Достать – это значит выкрасть? – уточнил он.
– Скажем, изъять, – предложил я.
– Почему бы вам самим тогда не изъять? – немного язвительно произнес он.
– Мне не хотелось бы спугнуть кое-кого раньше времени, – объяснил я.
Груздев потер лоб. Хмель из него постепенно выходил, и он впадал в нервозное и депрессивное состояние.
– А если я откажусь, – почти безнадежно сказал он, – вы настучите на меня Миллеру?
– Вы догадливы, – похвалил я.
– Но это же чистой воды шантаж! – с упреком сказал Груздев.
– Да, это чистой воды шантаж! – твердо ответил я.
Груздев, придерживаясь за стену, поднялся – колени его хрустнули. Похоже, мой коллега давно махнул рукой на свою физическую форму.
– Давайте вернемся в кафе! – взмолился он. – Если я сейчас не выпью, у меня лопнет голова!
– В принципе я не возражаю, – сказал я, вставая вслед за ним. – Но вы так и не ответили.
Мы поднялись по ступеням и вошли во двор. Накрапывал мелкий дождик. Груздев поежился и глубже запахнул ворот пальто.
– Какая история болезни вас интересует? – спросил он. – Краснова из тридцатой?
– Да. Ее должны, наверное, сдать в архив. Ведь сегодня ночью он исчез из больницы. И еще хотелось бы взглянуть на историю болезни «блатного» пациента…
– А вот это не получится! – отрезал Груздев. – Все, что связано с его пациентами, Миллер хранит у себя в сейфе. Лезть туда – это самоубийство!
– Но вы хотя бы знаете, кто лежит в этой палате? – спросил я. – Все-таки больница. Все свои, шила в мешке не утаишь…
– В каждой больнице есть свои неписаные законы, – сурово сказал Груздев. – У нас не принято совать нос в дела шефа. Это не наш бизнес.
Чем ближе мы подходили к кафе, тем быстрее и нетерпеливее делался его шаг. Кажется, он намеревался сполна вознаградить себя за перенесенное потрясение и потерю кепки. Но мне не улыбалось снова торчать в гнусной забегаловке среди патлатых тинейджеров.
– Хорошо, Николай Петрович, – строго сказал я. – Вы мне очень помогли. Я надеюсь, содержание этой беседы останется между нами. А завтра я заеду к концу рабочего дня в клинику – постарайтесь к этому времени раздобыть историю пациента Краснова.
– Я попробую, – пробурчал Груздев, пряча глаза.
– Кажется, меня прооперируют в рекордные сроки, – с иронией сообщила мне Марина. – Первая операция уже завтра. Доктор Маслов ведет себя очень сдержанно, но решительно. Словоохотливость его как рукой сняло. По-моему, он получил четкие указания поскорее избавиться от моей персоны.
Мы прогуливались за пределами больничного двора среди покрытых золотом берез. Не сговариваясь, мы оба направились в сторону злосчастной автостоянки. Сквозь разрывы в тучах проглядывало бледное солнце. Земля, усыпанная палой листвой, мягко пружинила под ногами.
Я подъехал вскоре после обеда и еще не успел поведать Марине о своих приключениях. Меня сковывало отсутствие видимых результатов и стыд за свои топорные действия. Некоторые надежды я возлагал на обещание Груздева. Но пока я еще его не видел и не мог быть ни в чем уверенным.
– А вообще, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался я.
Марина оживилась.
– Ты знаешь, я никогда раньше так хорошо себя не чувствовала, как здесь! – призналась она. – Так что насчет курорта ты был прав. За эти два дня я, кажется, даже начала набирать вес. Если я пробуду здесь еще неделю, ты меня не узнаешь. Я превращусь в дебелую матрону со вторым подбородком.
– Этого не может быть, – сказал я. – Твой длинномерный хирург заверил меня вчера, что в этом зловещем месте людям возвращают красоту…
– Ты все-таки с ним общался?! – воскликнула Марина. – А я думала, что ты вчера уже здесь не появлялся!
– Ошибаешься, – сказал я. – Просто я едва не опоздал. Мотался к Чехову. Он обещал помочь. Но сегодня я до него не дозвонился – куда он пропал, ума не приложу!
– Потом про Чехова! – нетерпеливо прервала меня Марина. – Рассказывай про доктора! Ты за ним следил? Он вел себя подозрительно?
– Ужасно подозрительно! – согласно кивнул я. – Но в результате оказался банальным алкоголиком. В ту ночь он отсыпался в комнате для посетителей. Медсестра просто покрывала его – может быть, она испытывает к нему слабость. Во всяком случае, мне показалось, что он говорит правду. И больше всего боится вылететь с работы, если о его запоях узнает шеф. В общем, я из детектива превратился в шантажиста… Хотя Груздев – так зовут хирурга – уверен, что я работник милиции, имей это в виду. Если он будет спрашивать обо мне – соври, что я снимал с тебя допрос…
– Совру, – пообещала Марина. – Так ты ровным счетом ничего не узнал?
– Как это не узнал? – возмутился я. – Теперь одним подозреваемым меньше! Сколько там у нас еще осталось? Человек сто?
– Хочешь сказать, что ничего у нас не получится? – спросила Марина.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Посмотрим, чьи отпечатки найдут на стакане…
– Это займет время, – с досадой произнесла Марина. – Боюсь, к тому моменту меня уже выпишут. Кстати, в отделении произошли кое-какие изменения…
Я вопросительно посмотрел на нее. Марина усмехнулась.
– В двери, которые ведут в оперблок, врезали замок. Это происходило на моих глазах. Замок простой, но надежный, и праздношатающиеся пациенты уже не смогут разгуливать по ночам где им вздумается.
– Что ж, это логично, – заметил я. – В конечном счете о тебе проявляют особую заботу. Ведь подумай, в ту ночь ты запросто могла простудиться или даже нарваться на пулю.
Мы обошли клинику и оказались на краю асфальтовой площадки, где стояло около десятка легковых автомобилей. Заасфальтированная полоса уходила вдоль каменного забора в сторону Измайловского проспекта, а с другой стороны площадки среди деревьев скрывалась просека, засыпанная желтыми листьями.
– Посмотри, вот этот малиновый джип наверняка принадлежит господину Миллеру, – сказала Марина. – Он выглядит несомненно солиднее и внушительнее остальных машин. Кстати, на джипе удобнее всего вывезти труп – у него хорошая проходимость.
Меня интересовали не столько машины, сколько само место преступления – почему-то я был уверен, что сразу наткнусь здесь на пятна крови, или на отчетливый след башмака, или на паспорт, оброненный впопыхах убийцей.
Но сколько ни шарил я взглядом по сторонам, ничего, кроме ряби золотых листьев и черной земли, увидеть мне не удалось.
– Вот здесь он лежал, – дрогнувшим голосом сказала Марина, показывая на место, занятое подержанным бежевым «Фордом», шагах в пяти от железной калитки, которая вела во двор клиники.
Мы подошли ближе. Я с любопытством обернулся и посмотрел на больничный корпус.
– А где твое окно? – спросил я.
– Самое крайнее на втором этаже, – пояснила Марина. – А если отсчитать десяток окон, правее будет тридцатая палата, где лежал господин Краснов.
– Значит, в принципе он мог без помех наблюдать за тем, как его жертва выходит через запасный выход, направляется к калитке и так далее… Убедившись, что объект покинул территорию клиники, он выпрыгивает в окно и крадется за ним…
– Да, если допустить, что именно Краснов был убийцей, – сказала Марина. – Но пока это на воде вилами писано. Если тебе удастся раздобыть историю болезни, многое прояснится. Если этот человек лег в клинику под своим именем, то, скорее всего, он здесь ни при чем. В том случае, конечно, что он не полный дурак.
– А если имя вымышленное?
– Тогда надо будет узнать, каким образом он попал в клинику. Это, пожалуй, единственная ниточка, раз ты утверждаешь, что доктор Груздев всего-навсего тихий алкоголик.
Я, спохватившись, посмотрел на часы.
– Кстати, как бы мне не упустить этого Груздева! – обеспокоенно заметил я. – Скоро он кончит работу!
Из-за туч опять выглянуло солнце, вызолотив верхушки деревьев и вспыхнув красноватым огнем на кончиках Марининых волос. Набежал откуда-то ветер, и сверху посыпалась потревоженная листва, наполнив все вокруг шелестом и свистом.
Мы медленно пошли обратно, не разговаривая и не касаясь друг друга. Близость первозданной природы действовала на меня странным образом. Мне хотелось обо всем забыть и просто бродить вдвоем среди черных стволов, слушая шум листопада и думая только о хорошем.
Ознакомительная версия.
