Ознакомительная версия.
Я снял трубку телефона и заказал водки в номер. Мне требовалась только одна рюмка, только один глоток, чтобы утолить жажду этой пагубной привычки. Вот он – этот обжигающий глоток, принесший мне облегчение…
Думай, думай. Начни… с похмелья.
Я не припомню такого жуткого похмелья. Так надраться я мог в одиночку, даже в компании сослуживцев я оттягивался, но не нажирался как свинья. И уж абсолютно точно я не мог распуститься в компании женщины.
Абстиненция. Я впервые натянул это слово на свое состояние. Меня натурально ломало, как наркомана после дозы, вызвавшей токсикоманическую зависимость. И моя клиническая картина напрямую зависела от типа наркотика. Доза была, наверное, лошадиная, но могла свалить и кентавра, а меня так просто убить. Но что не убивает, то делает сильнее, как сказал Ницше.
Кто, в какое время подсыпал мне наркотик, скорее всего, в спиртное? К еде я в тот вечер не притронулся. В гостинице? В номере, кроме нас с Ритой, никого не было, вино и коньяк мы прихватили из ресторана. «Грот» – единственное место, где мне могли подсыпать наркотик. Не исключено, что не только мне.
Почему Риту не насторожило мое поведение? Выпил я мало, но мое состояние говорило об обратном. Все просто: она тоже приняла наркотик и была преисполнена сумасбродства.
Действие наркотика я ощущал до сих пор. Сильный, он и был предназначен больше для меня, чем для Риты. Предназначен, значит, убийство женщины было запланировано. И план этот созрел неожиданно. Верхний отсчет – как только я вошел в ресторан, нижний – как только покинул его. Другой вариант: план созрел давно, он был отшлифован до высочайшей степени чистоты – недоставало только центральной фигуры, исполнителя главной роли. Кто-то воскликнул, потирая руки: «Вот он, лошара!» Но это означало, что выбор исполнителя носил «клубный» характер, и я прошел фейс-контроль на входе в ресторан. Трудно представить, что кто-то руководствовался только внешними данными. Отсюда родилось противоречие, «реверсивная» версия: кто-то знал о моих профессиональных и прочих качествах, а их немало. Во-первых, я мог заинтересовать планировщика (назовем его так) как частный детектив и, может быть, как гость этого города. Я мог представлять интерес как бывший оперуполномоченный Следственного комитета военной разведки. У меня за плечами два десятка командировок на Северный Кавказ, и этот факт мог стать для «планировщика» главенствующим. Он еще не проявился, но, как знать, может быть, не сегодня, так завтра все акценты в чьей-то игре будут расставлены.
Я вдруг представил, что кто-то удовлетворенно кивает головой, потирает руки: «Этот парень – настоящий мужчина, а значит, он чтит две вещи: игру и опасность. Здесь он ищет женщину – как самую опасную игрушку на свете. Пусть получит то, что он хочет».
Такое возможно?
После того что приключилось со мной – легко. Но это было «до того». Парадокс.
Кое-какие ответы мне мог дать шустрый, сообразительный, вездесущий человечек – официант из итальянского ресторана «Грот Луперкалии».
С утра зарядил мокрый снег, сменяющийся дождем. На дорогах – месиво из подсоленного песка, слегка приправленного реагентами. Тут не Москва, тут со снегом и гололедом борются по старинке. Я закрываю глаза и мысленно перемещаюсь на двадцать лет назад: мне нужно перейти дорогу, и я, перекладывая школьный портфель из одной руки в другую, с нетерпением жду, когда проедет спецмашина, разбрасывающая песок. Открываю глаза – та же самая картина.
Можно сказать, я не торопился, однако к ресторану подошел с запасом.
«Грот Луперкалии» закрывался в 23.45, чтобы этот чертов персонал успел «подбить бабки» и вынести сор из избы до полуночи. Откроется дверь черного хода, и за порог шагнет служащий – из тех, кого знала здесь каждая собака. Я с опаской поглядывал на целую свору из десятка собак, продолжительный взгляд хотя бы вот на эту суку, и поджарый, закаленный в бесконечных поединках, голодный, как волк, вожак бросится защищать ее, тогда мне точно несдобровать.
Уже первый час ночи, ее первые минуты. Дверь открылась, и в проеме появился парень лет двадцати пяти. Была бы у меня камера, у меня мог бы получиться живописный снимок: ночь, тусклый свет из проема подчеркивает фигуру человека с мешком в одной руке и зажигалкой в другой – и все это фон, центральная же часть снимка – освещенное огоньком зажигалки, искривленное лицо с прищуренными глазами и черной полоской губ, в уголке которых – готовая загореться сигарета. Сохранив этот ночной граффити в своей памяти, я шагнул навстречу служащему, держа одну руку в кармане пуховика, вторую подняв к голове, салютуя этому человеку двумя пальцами.
– Чао! Я пришел к Карло. Он ничего не говорил про меня?
– Нет, – ответил он, и сигарета в его губах переместилась вверх-вниз.
– Тебя зовут… – Я выдержал классическую паузу.
– Орсо.
– Точно, Орсо! Как я мог забыть! И Карло, и Витторе говорили о тебе что-то лестное, уже не помню.
Дальше случилось то, на что я не рассчитывал: Орсо отошел в сторону, давая мне дорогу. Оставив его за спиной, я вторгся на территорию чужого государства… Однажды я уже проходил этим коридором – мимо раскрытых дверей кабинетов, через стерильную кухню-операционную, к ширмованному входу в зал ресторана. Эти извилистые и прямые сохранили информацию обо мне, и зеркала на них недоверчиво кривились: «Ты, и без охраны?»
Я увидел Карло, едва отшуршали за моей спиной жалюзи. Итальянец стоял за стойкой – один, что мне было на руку. Он поднял на меня глаза, когда я перешагнул черту, которую мысленно провел точно посередине зала. Надо отдать итальянцу должное, он повел себя достойно. Ни тени смятения, я уже не говорю о страхе, как будто он сидел в танке, а не стоял за барной стойкой.
Я же приблизился к нему, схватил за грудки и рванул на себя:
– Кто ты такой, Карл? Это ты подсыпал наркотик в вино?
Меня задела пассивность итальянца – по моему разумению, он должен был кипеть, как масло на сковородке. Я тряхнул его еще раз, схватив его за руку и отшагивая от стойки. А когда он оказался на ней, как рыба на разделочной доске, я снова шагнул вперед и, надавив рукой на горло, намертво зафиксировал его в лежачем положении.
– Какой наркотик ты мне подсыпал? Кто тебе приказал? Почему я?
Мне пришлось проглотить имя Риты, для начала нужно было выяснить, почему выбор пал на меня, и уже от этого плясать дальше.
– Я не знаю, о чем ты говоришь? – прохрипел Карло.
– Отпусти его! – неожиданно прозвучал у меня за спиной чей-то голос, и в следующее мгновение мне в затылок уперся ствол. – Отпусти его и положи руки на стойку, или я вышибу тебе мозги. Presto!
Я узнал по голосу управляющего, а подняв глаза на зеркальную витрину, увидел его, вооруженного дробовиком. Витторе Кватроччи поймал мой взгляд в отражении зеркала и выразительно поиграл узкими, будто выщипанными бровями.
– Ты завелся так из-за моей блевотины на своих штанах? – усмехнулся я.
– Руки на стойку!
– Это я уже слышал. Но не услышал звуков, которые издает механизм постановки на взвод.
– Что ты там говоришь?
Если Витторе взвел курок, соображал я, то на ходу или на бегу, судя по скорости, с которой он примчался на выручку Карло. Но так может поступить профессионал, управляющий же, на мой взгляд, впервые угрожал оружием и делал это, как дилетант: прижал ствол к моему затылку, это вместо того чтобы держать меня под прицелом на расстоянии и лишить меня возможности провести контрприем. Он нарушил сразу два правила: одно – из инструкции по хранению и применению огнестрельного оружия, другое, неписаное – не поднимай оружие на человека, если не сможешь выстрелить.
Все это в пару мгновений пронеслось в моей голове. Я отпустил Карло и резко повернулся к Витторе, вынося согнутую в локте руку. Я сделал все правильно, если бы не этот мой блок – схлопотал бы порцию дроби. И хорошо, что Карло не встал со стойки, а продолжал корчиться на ней, как угорь на сковородке. Дробовой заряд разнес часть витрины как раз в том месте, где должен был бы оказаться официант. В следующую секунду я, слегка контуженный оглушительным выстрелом, правым боковым отправил Витторе в нокаут.
Карло скатился за стойку и распластался на усыпанном стеклом полу. Я перепрыгнул через барьер и с ходу ударил его ногой в грудь – скорее с досады от того, что миссия моя провалилась: грохот выстрела, звон разлетевшихся бутылок, крик персонала не оставил мне времени даже на «горячий» допрос, мне не хватило этого «момента истины».
– Еще увидимся, Карл! – пообещал я официанту.
В прошлый раз я покинул это заведение через центральную дверь. И в этот раз не стал искушать судьбу: продираться через вооруженную ножами и тесаками поварскую братию, а дальше натурально запирать себя в тесном проулке, кишащем бродячими собаками, – это дело Стивена Сигала. Дверь была заперта на модерновый засов, и открыть ее было делом секунды. Еще мгновение – и я глотнул свежего морозного воздуха. Из ресторана я унес ноги, оставив там предостережение: «Еще увидимся!» – и об этом Карло сообщит полиции.
Ознакомительная версия.
