— Полковник Иванов, тайная полиция, — сказал Мазур, достал полученное в свое время от Мтанги удостоверение, благоразумно сохраненное, поднес к ее лицу. — Вот здесь все написано. Заверено подписями и печатями, есть фотография…
Она прочитала быстро — а что там было читать, пара строчек.
— Есть сомнения в подлинности? — вежливо спросил Мазур.
— Н-нет… — покачала она головой.
Что интересно, ее смазливое личико оставалось столь же испуганным, ровнехонько в прежнем градусе, хотя, по логике, ей следовало бы успокоиться, коли уж не сомневается, что имеет дело с представителем солидного государственного учреждения, а не каким-нибудь бандюганом. Хотя, с другой стороны… Репутация полковника Мтанги и его конторы общеизвестна, порой и крепкие мужики холодным потом покрываются, узрев этакое вот удостоверение…
— Почему у вас русская фамилия? — спросила она не без удивления.
Интеллигентная девушка, снова подумал Мазур. И преспокойно сказал:
— Мой дедушка был эмигрант из России. Бежал в свое время от большевиков, да и прижился здесь, знаете ли… Полковник Сирил Иванов. С кем имею честь?
— Кейт… Кейт Молтиз.
— Очень приятно, — светским тоном сказал Мазур, вовсе и не прислушиваясь к разговорам из угла, потому что не понимал в них ни словечка. — Простите, миссис или мисс?
— Мисс… Что здесь происходит?
— Должен вас огорчить, мисс Молтиз, — развел руками Мазур. — Как вы только что убедились, я представляю отнюдь не департамент сельского хозяйства, и мои офицеры тоже… Ваш друг, как это ни прискорбно, арестован за серьезное государственное преступление, мы его увезем в столицу. Как воспитанный человек, я вам дам возможность попрощаться…
Ее словно прорвало.
— Какого черта мне с ним прощаться! — выпалила девушка. — И никакой он мне не друг! Этот старый бабуин меня насилует третий день, и деваться некуда…
— Знаю я за старым чертом этот грешок, — кивнул Мазур. — Однажды уже пришлось крепко покритиковать за подобное… Ну что же, мисс Молтиз, все ваши злоключения кончились, как я уже говорил, мы его нынче же увезем в столицу… Как вас сюда занесло?
— Я… Я журналистка. Нас с Патриком сюда направила газета… А этот мерзавец меня изнасиловал в первый же вечер…
— А что случилось с Патриком?
— Ничего, — ответила она и тут же запнулась. — Он… Он здесь так и живет…
И на лицо к ней вернулся прежний испуг. Положительно, что-то тут было не так. Как-то по-другому должна держаться благонамеренная журналистка-англичаночка, вырванная из лап насильника. Мазур нутром, чутьем, нюхом ощущал неправильность, хотя и не понимал, в чем она заключается. Была тут неправильность — и точка…
Что бы тут придумать? Ага!
— Вот что, мисс Молтиз, — решительно сказал он. — У нас тут два вертолета, места хватит на всех. Вы полетите с нами в столицу… конечно, мы заберем и вашего Патрика. Там подадите заявление об изнасиловании. Это, конечно, мелочь на фоне главных прегрешений этого типа, — он небрежно показал в угол, где беседа шла вовсю. — Однако я, как офицер полиции, не могу допустить, чтобы преступления оставались нераскрытыми. Изнасилование по нашим законам — преступление серьезное. Быстренько соберите вещи.
— Нет! — вырвалось у нее.
Мазур поднял брови:
— Вы не хотите с нами лететь? Назад, к цивилизации?
— Я… Мне… В общем…
Решив не толочь воду в ступе, Мазур поднялся и пошел к ее сложенной в кучку одежонке, где сразу приметил и бежевого цвета дамскую сумочку. Открыл ее и бесцеремонно вытряхнул содержимое на половик.
— Не надо! — вскрикнула Кейт.
— Лежите, мисс, — лениво откликнулся Мазур. — Вы столько перенесли, вам нужен покой…
Обычные женские мелочи: пудреница, губная помада, прочие косметические причиндалы… Приличная пачечка здешних денег, перехваченная резинкой, пачка сигарет, зажигалка, упаковка освежающих рот пастилок… И удостоверение, закатанный в пластик картонный прямоугольник.
Все честь по чести: фотография, подпись, печать. Действительно, Кейт Молтиз. Действительно, корреспондентка — газеты «Кириату геральд». Вся штука в том, что это нездешняя газета. Кириату — столица соседнего государства, куда Мазур однажды наведывался за Мукузели. Ну да, «Министерство по делам печати»… той самой сопредельной державы.
Обернулся, поигрывая удостоверением. Как писали в старинных романах, она смотрела на него с немым ужасом в глазах. Тут-то Мазура наконец и осенило. Было только одно объяснение тому, что ее до сих пор корежит от страха…
— Я не эксперт, — сказал он. — Поэтому будем пока считать, что ваш документ настоящий — презумпция невиновности, как же… А вот где у вас паспорт с надлежащим образом оформленной въездной визой? Если в хижине, которую отвели вам с вашим Патриком, давайте быстренько туда сходим, и вы мне его покажете. Меж нашими странами визовый режим, уж столичная-то журналистка должна знать… Ну, где паспорт с визой? Молчите и таращитесь на меня трагическим взглядом умирающей газели… У вас ведь нет визы, ага? Наверняка и у Патрика тоже. Как вы сюда попали?
— Ну, мы приехали…
Мазур засмеялся без малейшего наигрыша:
— Как мило и непосредственно… Вы взяли да и приехали. По нашим законам нелегальный переход границы — уголовно наказуемое деяние. По вашим, кстати, тоже, я точно знаю (еще бы ему не знать, если не так давно он этот ихний закон самолично нарушал самым циничным образом). Похоже, придется вас допросить по-настоящему. И в нормальной обстановке, сейчас, когда вы лежите вот так, она какая-то водевильная…
Он отвлекся на шум у входа — часовой вдруг проворно выскочил наружу, послышался глухой удар, и солдат тут же вернулся, волоча за руку бесчувственного привратника и держа под мышкой его винтовку.
— Очухался, мон колонель, — доложил он, перехватив взгляд Мазура. — Мог поднять шум…
— Киньте его в уголок и присматривайте одним глазком, — кивнул Мазур. — Начнет оживать, еще добавьте… — повернулся к девушке. — Итак, мисс…
Собрал в охапку ее одежонку, бросил рядом с ней и ловко сдернул покрывало, прежде чем она успела в него вцепиться. Прикрикнул сурово:
— Одевайся, быстро! Иначе пойдут оплеухи…
Пугливо косясь на него, отворачиваясь, она стала одеваться. Времени это заняло немного. Взяв девушку за локоть, Мазур бесцеремонно втащил ее в «тронный зал», кивнул на кресло:
— Будем джентльменами, самую чуточку, единственная табуретка — даме… Садись, кому говорю!
Она села, со страхом глядя на Мазура снизу вверх так, словно ждала удара.
— Давно в этом ремесле? — спросил Мазур.
— Семь лет…
— И все время в столице?
— Да. Мои родители…
— Чихать мне на них, — сказал Мазур. — Не о том разговор. Постарайся сэкономить мне время, а себе здоровье, ладно? Я прекрасно знаю: кое-кто из тех, кто побывал в тайной полиции, сумел сбежать за границу, к вам, и они давали интервью о методах работы нашей конторы. Ты, столичная журналистка с семилетним опытом, должна это помнить. А если забыла, я напомню, что бывает с такими, как ты. Сначала тебя разложат с полдюжины молодчиков, особо отобранных за некоторые достоинства, и отдерут так, что твои кувыркания с вождем тебе самой покажутся историей Ромео и Джульетты. Потом… Там у них электроток, хирургические инструменты, кнуты, еще какая-то дрянь… — он брезгливо поморщился, ничуть не играя. — Лично мне это не по нутру, я этим не занимаюсь, но не я устанавливал порядки, и не мне их менять. Приходится исправно служить…
Что характерно, он говорил чистую правду, слышанную от людей, которым можно верить: когда в «хозяйство Мтанги» попадала женщина, от которой рассчитывали получить ценную информацию, ее для начала насиловали пять-шесть молодчиков, грубо и разнообразно — чтобы унизить и подавить морально. Говорили, срабатывает. И про упоминавшийся им инструментарий ему тоже наверняка не врали.
Приходилось изображать доброго и злого следователей в одном в лице, что поделать… Мазур сказал вкрадчиво-дружелюбно:
— Можешь не верить, но мне тебя жалко. Красивая девочка. Но во что и в кого тебя там превратят…
Она со слезами на глазах пролепетала:
— Как вы, белый человек, можете…
— Ты давно в Африке? — деловито спросил Мазур.
— Я здесь родилась, в Кириату…
— Тогда к чему изображать невинность? Прекрасно должна знать, сколько белых на службе у черных занимаются жуткими непотребствами… если за это хорошо платят. Мне очень хорошо платят. Как говорят янки — это бизнес, ничего личного… Ладно, это лирика. Вариантов ровно два. Если будешь запираться, я тебя сдам в нашу контору. А вот в обмен на полную откровенность передам военной полиции. Там, в общем, не пытают и не насилуют. У меня хорошие отношения с начальником военной полиции. Могу договориться, чтобы тебя просто-напросто выслали. Преступление, в принципе, небольшое, ты столичная журналистка, ваши газеты могут поднять визг — а к чему нам обострение отношений? Ну? По глазам вижу, ты не в обмороке от страха, здраво рассуждать можешь. Быстренько выбирай вариант. И никаких «даю пять минут на размышление», мы не в Голливуде. Выбирать моментально. Ну?
