Клыка я, можно считать, не знал, и хотя догадываюсь, что парень он был по жизни не сахарный, раз сидел по 146-й и имел «вышку» по 102-й, все-таки был мужик ничего. Поэтому, увидев его с дырой во лбу, я почувствовал, как что-то в сердце „кнуло.
Насчет Клыка я сразу все понял — от таких сквозных в голову не выживают. К тому же он лежал вверх лицом, оскалив зубы, с остекленелыми глазищами, в которых не было страха — только ненависть и ярость неуемная. Как у настоящего волка, налетевшего на свою картечь в отчаянном прыжке. Он этой смерти два года ждал — и вот достала все-таки…
А вот насчет Элен я сначала и не подумал. Поверить не мог. Потому что она лежала ничком, вниз головой, распростершись на стальных ступеньках. Тяжелый броневой шлем с забралом скатился куда-то под поручни лестницы — видно, подбородочный ремень расстегнула. Золотистые волосы, столько раз мною целованные и глаженные, тихо шевелились какими-то сквозняками, гулявшими по шахте, и создавали иллюзию жизни. Крови почти не было — вся внутри осталась,
— и мне показалось, будто она только ранена, может, даже нетяжело. И только когда перевернул, понял — это все.
Мне можно было полгода говорить — нет, это не Хавронья Премудрая, это только ее оболочка, где жила и без того уже потерявшая одну жизнь Танечка Кармелюк, хладнокровная боевичка-киллерша, которая убила больше людей, чем Чикатило. Мне можно было тысячу раз утешиться тем, что та, настоящая, на две трети, правда, сидит сейчас в лаборатории Чуда-юда и выполняет его задания вместе с точно такой же, как эта, только живой женщиной с родинкой на шее — единственным различием сестер Чебаковых… Но это все было в пользу бедных. Горечь, боль, ярость — все забурлило, когда я увидел мертвыми и неподвижными те серо-голубые глаза, которые столько раз согревали мне душу.
Я смахнул слезу рукавом «джикейского» комбеза, оттянул затвор подствольника «М-203» и вставил в вырез гранату объемного взрыва. Отпихнув растерянного Гребешка, я решительно шагнул к двери кабельного туннеля с белыми цифрами 54. Месть!!! Эти гады еще недалеко убежали — дам им вдогон из подствольника и поджарю огненным валом, который пройдется по этой узкой бетонной трубе. В головешки их, паскуд! В головешки!
— Стой! — осадил меня слабый, почти старческий голос Сорокина. — Нельзя — там Вера с Юркой… Остынь. Я остановился.
— Остынь, — еще раз произнес Сарториус. — Нам вниз надо, с иконой. Присматривайте за дверью.
Он достал из кармана ключики от кейса, кряхтя, как старик, нагнулся над мертвым Клыком, набрал код, вставил ключи в скважины, повернул…
Я не смотрел, только слушал. Мои глаза так и впились в стальную дверь с номером 54. Ту, откуда пришла смерть. Черта с два я остыл и успокоился! Я молил и Бога, и черта, чтоб еще раз оттуда высунулась хоть одна черная гадина. Весь магазин вогнал бы! До последней пульки!
А Сорокин при помощи Гребешка расстегнул камуфляжку, потом броник и пристроил икону поверх майки, прижав к телу ремнями бронежилета.
— Теперь ты сзади пойдешь, — сказал Сергей Николаевич. — Учти, они тебе на мозги будут капать. Не горячись…
Это было то, что нужно. По крайней мере мне. Я почему-то думал, что те, кого мне так хотелось достать, пойдут за нами по пятам. Чтоб снова подловить.
Но они не торопились. Потому что за них теперь было все. И Чудо-юдо, и «Black Box», и заложники, и время… Самое главное — время. На часах было уже 13.15. Через четверть часа начнется…
Прошли площадку горизонта 60 с трупом джикея, потом миновали 66-й, 72-й, 78-й… Тишина. Следующий — горизонт 82.
И тут я услышал нарастающее металлическое бряканье, переходящее в гулкие удары по ступенькам. Граната! Те гады, сверху, скатили гранату! Одна… Две… Три… Четыре — где взрыв? Пять… Шесть… Семь! Цап! Боевая, но без запала. Издеваются, что ли? Не-ет, они так просто ничего не делают. Это они промеряют по звуку, за какое время граната пролегает три витка по лестнице. Чтоб достать, но не меня, а тех, кто впереди. Должно быть, я им живой нужен, иначе их Чудо-юдо оставит здесь, в лаве вариться.
Значит, сейчас подойдут. Я осторожно повернул штурвальчик двери кабельного туннеля горизонта 78. Тихо, стараясь не зацепить за порожек, шагнул в холодную, затхлую темноту. Теперь ждать.
Сердце стукало, а мне очень хотелось его остановить. Чтоб не выдавало подлое и чтоб слушать не мешало. Войлочные подметки «джикеев» ступали бесшумно. Но с ними шла Вера. Почти незнакомая мне молодая вдова. Которую вся эта сумасшедшая кутерьма, затеянная моим отцом, уже лишила почти всего — дома, уюта, счастья, мужа, только оставила совсем маленького сынишку, с которым ей уже два дня с небольшим перерывом приходится бегать по сырым подземельям, продуваемым сквозняками, под пулями и осколками… А теперь из нее и ребенка сделали щит. Обувь с нее сняли, но босые пятки ступали все-таки слышнее… Я обратился в слух, уже мало думая о том, как бы шкуру сберечь. Теперь я боялся только двух вещей: умереть, не отомстив, и убить Веру.
Так. Вера, слабенько всхлипывая и укачивая ребенка, тихонько прошлепала мимо двери. За ней, чуть скрипнув войлоком по железу, прошел один «джикей», миновал площадку, начал спускаться… Где же второй? Может, его и не было? А, была не была!
Я пинком распахнул дверь и скорее чуя, чем видя в темноте спину врага, дал очередь.
— Н-на! — С полутора метров не промахнешься. Заячий вопль, бряканье выпавшего оружия, тюфячный шмяк тела, упавшего на железные ступеньки.
Был все же второй, был! Именно он, приотстав, прикрывал приятеля сверху. Чуточку проспал, вдарил уже после того, как я завалил первого, и успел перекинуть ствол в его сторону. Нажали крючки почти одновременно, но мне повезло чуточку больше. Потому что я стоял ниже его примерно на полтора метра и, саданув вверх, вкатил очередь наискось под бронежилет. Штуки три, не больше, но вполне хватило. А его очередь, направленная сверху вниз, в трех местах вспорола на мне комбинезон, но броник зацепила только вскользь и не пробила. Еще одна пуля крепко тюкнула в скругленную макушку шлема и ушла, как говорится, в аут.
Голову мне при этом немного дернуло, когда я повертел ею, то почуял боль, будто мне по шее надавали. Потом, правда, похрустело немного, но прошло.
Внизу, на площадке горизонта 82, я нашел Веру и Юрика. Дверь в кабельный туннель была распахнута настежь. Куда бежать, фиг знает.
— Где все? — спросил я, и Вера неопределенно махнула рукой. Похоже, она потеряла дар речи, да и вообще с психикой у нее было неладно. Юрик, тесно прижавшись к мамочке, хныкал, но рассказать, увы, ничего не смог, даже если б уже умел говорить.
После того, как я уложил тех «джикеев», которые убили Элен и Клыка, мозги, очевидно, от легкого сотрясения при попадании пули в шлем стали соображать чуточку хладнокровнее. Именно поэтому я не стал бежать вниз, на горизонт 88, и не полез немедленно в кабельный туннель. Почему? Да потому что «джикеи» могли удрать и туда, и туда, а Сарториус, Луза и Гребешок, естественно, махануть в том же направлении. Кстати, хотя трое из пяти «джикеев» были убиты, их все же оставалось двое, а потому один мог побежать вниз, а второй удрать в туннель. Вот тут и гадай, откуда кто выскочит и стрельнет тебе в спину… Да и Верку опасно оставлять, опять могут сцапать и прикрыться ею как щитом.
Но не сидеть же мне, блин, просто так? Время ведь 13.27 как-никак! Через три минуты, по идее, открывается Большой Проход…
Прислушался. Ни из кабельного туннеля, ни снизу никакого шума не слышалось. Ни шагов, ни голосов, ни стрельбы… Странно!
А цифирьки секунд на часах быстренько менялись. Хоп! И минута прошла.
Наконец я решил, что сначала спущусь вниз. Взял Веру за руку и потянул за собой. Подчинилась, ничего не спросив, похоже, на нее напала полная апатия. На ходу заменил магазин, хотя в старом еще оставалось кое-что, патрона три, может быть. Дело было серьезное, мелочиться не следовало. Пока суть да дело
— еще минута прошла.
Когда мы спускались, я поглядывал на часы все чаще — ждал. Мысли в голове путались, толкались, мешали друг другу. Самое главное, если по большому счету, я еще не сделал выбора. Того самого, который мне предложила биомать-Родина, Мария Николаевна. Потому что я вполне понимал, как спасется мое тело и как погибнет душа, если я сейчас проберусь к Чуду-юду, встану во фрунт и скажу, что готов выполнить любой его приказ, в том числе и разрубить пополам икону, даже если для этого придется застрелить полуживого Сорокина, еле волочившего ноги. О возможной заподлянке «черного ящика», который вместо «экологически чистой планеты» мог запросто смайнать нас в геенну огненную, мне как-то думать не хотелось. А все прочее, в общем-то, было вполне приемлемо: и окончательное превращение в биоробота, и утрата всяческой свободы. Главное, что у меня останется в живом, здоровом и, возможно, в бессмертном виде мое любимое живое тело, которое сможет видеть, слышать, нюхать, вкушать, осязать и без особых проблем существовать под мудрым руководством Чуда-юда, в свою очередь, управляемого не то чертями, не то инопланетянами.
