Я сел на стул и едва успел схватиться руками за стол, иначе бы неминуемо свалился на пол. У стула, оказывается, была сломана спинка, и на нее нельзя было опираться. Я осторожно водрузил локти на стол, проверяя, не поломается ли столешница под моей тяжестью. Ничего, выдержала. Беспорядок на столе вполне соответствовал состоянию мыслей в голове Макса. Невероятные идеи рождались и столь же быстро умирали, он брался за сто дел сразу, а выполнял сто первое, состоящее из частей пятьдесят третьего и двадцать второго. Решая служебные проблемы, Макс попутно крутил романы с отдыхающими барышнями, которые, как правило, были едва ли не вдвое старше его, и писал стихи, которые много лет кряду тщетно пытался опубликовать в «Приморском бульваре»… Я просмотрел несколько бумаг, покрытых коричневыми кольцами, видимо, следами от кофейной чашки. Договор трехгодичной давности с группой «Кости». Наполовину заполненная квитанция на уплату дорожного налога. Набросок стихотворения, которое начиналось словами: «Девочка румяная моя! Хоть неуклюж я, как медведь, Но под мелодию дождя Мне хочется тебя раздеть…» Последнее слово было зачеркнуто и исправлено на «огреть»… Потом я нашел новогоднюю открытку с отпечатком бутерброда, еще несколько старых договоров о выступлении в летнем театре каких-то неизвестных мне артистов и активированную интернет-карту, уголок которой был обрезан таким образом, чтобы было удобно ковыряться в зубах.
Одно затхлое старье! Я не мог найти ни одного предмета, который говорил бы о делах Макса последних двух-трех дней. Я глянул на пол. По логике вещей, он должен быть замурован под слоем грязи, семечковой шелухи и пивных пробок. Ничего подобного! Паркетный пол был идеально чист и надраен свежей мастикой. Ухоженным и чистым выглядел и подоконник, а цветы в горшках были политы как минимум сегодня утром. Этот штрих, безусловно, дополнял противоречивый образ Макса, но как его расшифровать?
Я прошелся по кабинету, рассматривая все, на что еще не обратил внимания. Все понятно. Каждый день здесь добросовестно трудится уборщица. Но ей позволено наводить порядок всюду, за исключением святая святых – рабочего стола Макса. Главный назидатель культуры дома отдыха был убежден, что порядок на его столе идеален, все бумаги лежат в том порядке, который понятен и удобен ему одному, и ни при каких обстоятельствах трогать и менять их положение нельзя. А потому искать свежие следы служебной деятельности Макса нужно в… мусорной корзине.
Я не побрезговал покопаться в корзине, заполненной на треть смятыми и порванными бумагами. Вот пустая пачка из-под чая. Вот копия заявки в городскую типографию на печать афиши с текстом: «Тайны индукции и дедукции. Современный Шерлок Холмс раскрывает секреты своей работы…» Я разровнял заявку на колене, аккуратно сложил ее и сунул в карман. Может пригодиться. Вот набросок стихотворения: «Лето пришло. Как мне жарко теперь! Я обильно потею… Ах ты, сердце мое! Я мужик, а не зверь! И под мышками брею…» Совсем свихнулся Макс! В одном случае он медведь, а в другом – вовсе не зверь и даже под мышками бреет.
Ничего более примечательного в корзине не оказалось. Я уже хотел отставить ее, как вдруг заметил на самом дне бумажный шарик. Опять стихи? Я осторожно развернул листок и положил перед собой на стол. Это был короткий текст, отпечатанный на принтере крупным шрифтом: «ПРИБЬЮ, СОБАКА, ЕСЛИ ЕЩЕ РАЗ ВЫПУСТИШЬ НА СЦЕНУ ЭТОГО ПОГАНЦА!»
У меня даже пульс участился от волнения. Я кинул взгляд на дверь – мне показалось, что в приемной раздался голос Макса – и смял лист в кулаке. Нет, дверь не открылась, никто в кабинет не вошел. Я встал у окна и еще раз прочитал короткое, но жесткое предупреждение. Надо полагать, что речь идет обо мне и «поганец» – это я? Откуда взялась эта бумага? Кто ее написал?
Я осмотрел лист. Ни следов, ни пометок. Только на правом поле серое пятно, напоминающее лошадиную голову. Подобное затенение обычно оставляет старый или испорченный картридж. Возможно, это предупреждение Макс получил по почте. Но где в таком случае конверт? Я еще раз обыскал корзину. Конверта нет. Может быть, Макс припрятал его, чтобы сохранить печать почтового отделения, откуда письмо было отправлено. Может быть, порвал на мелкие кусочки и выкинул в окно. Не исключено, что эту записку Максу подкинули без конверта, подсунули под дверь или передали через секретаршу… Вариантов много. Теперь можно попытаться объяснить странное поведение Макса. Его так сильно напугали, что он боится подходить ко мне? Но для чего он тогда следит за мной? Зачем ему понадобился обрывок газеты с заметкой о происшествии в «Балаклаве»?
Всякие дурные мысли полезли мне в голову, но верх взяла достаточно правдоподобная версия. Продюсер моего двойника, дабы не было конкурентов, предупредил Макса, чтобы тот не вздумал организовать еще один концерт с моим участием, ибо тогда сразу вскроется, кто из двух «Вацур» настоящий! «Прибью, собака!» – намерения достаточно убедительные. Не уверен, что Макс в самом деле собирался организовать еще одно мое выступление, но испугался он, судя по всему, здорово. Так испугался, что боится подойти ко мне…
Или все-таки дыма без огня не бывает, и Макс готовил второй концерт с моим участием?..
От мыслей меня отвлек телефонный звонок. Я поднял трубку и выразительно прокашлялся.
– Максим Анатольевич! – услышал я в ответ голос секретарши. – А посетитель в трусах еще у вас?
– Некорректный вопрос! – ответил я. – Один кофе с сахаром, пожалуйста!
На вопрос, который неожиданно всплыл в моем сознании, ответить мог только Макс. Но где же он, черт его подери! Постучавшись, зашла секретарша. Увидев меня за столом, замерла, широко распахнула глаза.
– А-а-а… А где Максим Анатольевич?
– В туалет вышел. Давайте кофе!
Секретарша поставила чашечку на подоконник и, обескураженная моим вызывающим поведением, удалилась… Дуя на радужную пенку, я кирпичик за кирпичиком вкладывал в строительство главной версии. Предположим, Макс хотел еще раз затащить меня на сцену. Продюсер двойника узнал об этом и стал угрожать Максу: «Прибью, собака!» А Макс в свою очередь пробрался на концерт в «Балаклаве» и дал автоматную очередь по сцене, где выступал мой двойник. Началась война между продюсерами…
Я усмехнулся и сделал глоток. С сахаром секретарша перестаралась… Но откуда во мне скептицизм? Почему я не могу поверить в то, что Макс способен на столь радикальные меры? Кто знает, какие мысли кружатся в голове у этого обильно потеющего мужика? Кто знает, каким разъяренным и страшным он бывает, если его обводит вокруг пальца какой-то самозванец?
Я не располагал ни одним фактом, который бы обрушил эту свежевылепленную версию. Теперь можно было объяснить, зачем Макс утащил газетный обрывок. Его интересовало, как движется расследование инцидента в «Балаклаве». Наворотил делов, помощник по культуре! Откуда ж у него автомат и патроны?
Я допил кофе до конца, покачал чашечку так, чтобы кофейная гуща налипла на стенки, и поставил ее вверх дном на блюдце. В моей душе расцвела весна. Тайное стало явным, и эта явь на деле оказалась вовсе не страшной, какой она представлялась мне сначала. Я рассмеялся, вспомнив, как вчера вечером боялся выйти на лестничную площадку и прогнал таинственного злодея с помощью инвалида третьей группы тети Веры и потомственного алкаша Палыча. Все сложилось красиво и гармонично. Я со стопроцентной уверенностью мог назвать даже имя конкурента Макса, того самого продюсера, который стращал помощника по культуре грубым словом «собака». Конечно же, это тот самый Константин Григорьевич Батуркин, который дважды звонил мне на мобилу. Его можно разыскать через адресное бюро и без особых проблем прижать к ногтю. Но как теперь Максу выкрутиться? Стрельба в летнем театре – дело серьезное, попахивает терроризмом или покушением на убийство. Остается надежда, что Макс стрелял холостыми патронами и вовсе не из настоящего «калаша», а из газового муляжа. Тогда поступок Макса может быть расценен как хулиганство. При всех прочих положительных характеристиках Макс может отделаться условным сроком.
Я бродил из угла в угол и чесал затылок. Эх, Макс, горячая голова! В какой-то степени я виноват во всей этой глупой истории. Не надо было соглашаться на этот дурацкий концерт «современного Шерлока Холмса». Лежал бы все эти дни на пляже, подставляя спину Ирине. Неужели прибыль от одного концерта в летнем театре столь велика, что люди начинают сходить с ума?
Но где же Макс? Меня охватило нетерпение. Хотелось увидеть Макса и поставить окончательную точку в этом скучном деле, которое тем не менее попортило мне нервы. Полная прозрачность ситуации придавала мне то чувство свободы и необъяснимого счастья, какое испытываешь, когда смотришь в чистое-чистое небо и видишь на огромной высоте белую птицу… Я невольно загляделся на фотографию, где Макс был снят в обнимку с актрисой Еленой Воробей. И тут, сам не понимая своего порыва, снял ее со стены, аккуратно выдавил стекло, вынул фотографию и сунул ее в карман… Может, позвонить Ирине и рассказать ей, как я вчера объявил в своем подъезде полную мобилизацию? Потом пообедать с ней в хорошем ресторанчике и отправиться на пляж, и млеть там под солнцем, и пытаться разгадать магическое слово, выложенное из гальки на моей спине…
