Тогда, в августе 1983-го, их учитель и сэнсэй, Владимир Сергеевич Зыков, повез их на Тянь-Шань. Ему было мало того, что Андрей и Сергей были его лучшими учениками, – он хотел показать им настоящий буддийский храм. О такой пагоде он знал. Высоко в горах Тянь-Шаня ютился городок Чатыр-Таш…
– Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь! – пели маленькие, не видимые глазу колокольчики, а Андрей все пытался рассмотреть их в полумраке пагоды. – Дзинь-дзинь, дзинь, дзинь-дзинь!.. …Что-то холодное и до омерзения противное нарушило эту идиллию. Вдруг куда-то улетучилось навеянное тишиной пагоды умиротворение, и слух стал улавливать пока еще слившиеся в сплошную какофонию звуки. И горячая волна боли поглотила его целиком, вбирая каждую клеточку организма без остатка…
– У-ум! – протяжно застонал Филин и, прилагая неимоверные усилия, открыл глаза.
Боль пульсировала в висках и зудела под ногтями пальцев. Он попытался осмотреться, но глаза не хотели повиноваться. Они упрямо смотрели вверх, на потолок пещеры.
– Вот ты и проснулся, уважаемый гость, – вплыл откуда-то сочный мужской голос, изрядно подпорченный акцентом.
Филин с трудом повернул голову. В двух шагах от него стоял Бекмурза, а рядом с ним высокая с распущенными до пояса белокурыми волосами девушка лет двадцати пяти с типично скандинавским, скуластым лицом и холодными серыми глазами. В руках у нее было ведро.
– Как себя чувствует мой уважаемый гость? – Бекмурза прищурил и без того раскосые, монголоидные глаза. – Ничего, надеюсь, не беспокоит?
Спутница Бека улыбнулась и плотоядно облизнула губы. Это движение языком и эта улыбка почему-то вдруг напомнили Филину кобру, изготовившуюся к последнему, смертельному броску и уверенную в том, что ее жертве ничего не остается, как принять смерть. Андрей попытался пошевелиться и только сейчас понял, что он намертво привязан. Бекмурза не торопился пускаться в объяснения, предоставляя Филину возможность самому осознать свое положение. А положеньице-то было аховое! Он лежал спиной на толстом бревне, которое опиралось своими концами в пол и стену под углом в 45 градусов. Руки и ноги Андрея были опущены и связаны под бревном тонкими сыромятными ремешками. Ни дернуться, ни пошевелиться.
– Тебе удобно, уважаемый?
– Чего тебе надо, Бекмурза?
– О-о! Мне надо очень много!
– У меня ничего нет.
– У тебя есть ТЫ, а этого мне достаточно. Ты очень плохо сделал, уважаемый, когда пришел в МОЁ ущелье. Я много лет потратил на то, чтобы зажить так, как того требует история моего рода. Все мои предки были баями, даже имя Атабай мне досталось от прадеда! А ты пришел и все разрушил за один день. – Бандит постепенно распалялся, и в его узких глазах прыгали бешеные огоньки ярости. – Теперь за мной охотятся даже те, что еще недавно были моими друзьями. Они хотят взять мою жизнь! Но пока я сумел получить тебя, шакал, и сначала я возьму твою жизнь!..
Он взмахнул отделанной серебром камчой[11] и со всего маху хлестанул по груди Филина. Резкая, обжигающая боль ударила в мозг. Ткань камуфляжа лопнула, обнажая бинты.
– Но ты – червь, а я – бай! Я не стану марать о тебя руки. Я просто отдам тебя Инге, – Бекмурза показал рукой на девушку, одетую в темно-серый комбинезон, используемый спецназом для работы ночью. – Ты будешь умирать долго и мучительно, я тебе обещаю…
Бекмурза вдруг улыбнулся какой-то своей, вдруг пришедшей ему в голову мысли.
– Но я сохраню тебе жизнь, Аллах велик, при одном условии – если ты будешь плакать и молить о пощаде, валяясь у моих сапог.
– А ху-ху не хо-хо?
– Ай, зря ты так! Ты ведь еще не знаешь, кто такая моя Инга… Я тебе расскажу, а потом уйду. И вернусь потом, когда ты будешь готов слизывать с моих сапог грязь…
Он устроился неподалеку от Андрея на добротном широком кресле, стоявшем тут же, и продолжил свое неторопливое повествование:
– Инга, моя красавица, родом из Вильнюса. Настоящая литовская девочка, ненавидящая русских оккупантов… Так, свет очей моих? – Белокурая бестия в упор смотрела на Филина, гипнотизируя своим немигающим взглядом. – Она потому и спортом занялась, и со своим братом вступила в литовскую национальную гвардию. Она у меня молодец! А знаешь, как она стреляет?! Это же песня! Была в союзной сборной команде по пулевой стрельбе. Ездила на европейские соревнования. Мастер спорта международного класса!..
«А вот и снайпер! – понял Филин. – И класс, и свирепость объяснимы…» … – Но вы убили ее брата в Вильнюсе. Какой-то из ваших спецназов. А за что убили? За то, что этот молодой человек хотел освободить свою Родину от московского ига! С того момента Ингуша не любит этого слова – СПЕЦНАЗ. – Бекмурза посмотрел на девушку. Ее ноздри раздувались, а нездоровый румянец возбуждения растекался по щекам. – И она ненавидит вас, русских, так же как и я. Это верная помощница, а главное – беспощадная!
Бандит поднялся из кресла и, сделав несколько шагов по направлению к выходу, обернулся:
– Я оставляю тебя, пес, в надежных руках. Эта девочка оч-чень много умеет… Единственно, чего она не умеет, – сдерживать себя. Это из-за ее маленькой болезни – она ненасытная нимфоманка. Даже у меня на нее уже не осталось сил!.. Но я думаю, что ее несдержанность нам в помощь… Прощай, уважаемый. Когда ты умрешь, я вырежу твое сердце и печень и отдам их собакам. Но у тебя есть еще шанс. Подумай хорошо! Пока жив…
Бекмурза вышел, оставляя Филина наедине с этой фурией. Андрей перевел взгляд на девушку и внутренне содрогнулся – такого взгляда у человека с нормальной психикой быть просто не могло. Инга была явным клиентом Института имени Сербского…
– Так ты спецназ? – Ее глубокое, с легкой хрипотцой, что называется «с трещинкой», контральто, в общем-то, было даже красиво…
«Она, наверное, хорошо поет…» – возникла в голове Андрея идиотская мысль.
Инга вытащила из мягких кожаных ножен великолепный бельгийский боевой «нож Боуи»[12], какие состояли на вооружении коммандос, и мягко, с кошачьей грацией, подошла к Филину.
– Я никогда еще не видела спецназ так близко, – проговорила она, прикладывая острый, как бритва, нож к своей щеке. – Это оч-чень интересно! Я очень хочу посмотреть, что же это такое – СПЕЦНАЗ. Я же имею на это право?
Девушка стала срезать с Филина форму. Медленно, явно получая неземное удовольствие от его беззащитности.
– А давай познакомимся, спецназ.
– Пошла в жопу!
– Зря… Так было бы интимнее… Хозяин говорил, что твои называют тебя Филин?
– Хозя-аин! – передразнил Андрей.
Но девушка будто не слышала издевки:
– Ну, какой же ты филин?! Ты – воробей! Филин – хищник, а ты – дичь, и я буду тебя кушать, по чуть-чуть…
Она распорола по швам куртку и брюки камуфляжа и выдернула их из-под Андрея. И, посмотрев на его полуобнаженную фигуру, отошла.
– Ты не бойся, Филин, я не дам тебе замерзнуть!
Она рубила ножом не очень толстые ветки хвороста и бросала их в находившийся тут же очаг. Когда огонь набрал силу, наполняя пещеру обволакивающим теплом, Инга взяла горящую веточку и стала бродить, словно лунатик, зажигая стоявшие в самых неожиданных местах свечи… Их было много – десятки, толстых и потоньше, совершенно целых и совсем оплывших… Мириады свечей и бродившая в их неверном мерцании ведьма… Филину вдруг показалось, что он попал на какой-то средневековый обряд викингов. Обряд жертвоприношения…
– Ты сильный? – Инга подошла к Филину и осмотрела его тело. – Спецназ должен быть большой и сильный – ты не очень большой, значит, сильный?
– Отвали, сука!
– Фу, какой ты хам! – Она посмотрела на правое плечо Андрея и радостно воскликнула: – О! Да ты снайпер!!!
Отрицать очевидное было бессмысленно – четкий, овальной формы синяк от приклада выдавал его с головой.
– А что это у тебя? – она ткнула Филина в бинты так, что он, чуть было не застонав, поморщился от боли. – Ну-ка, давай посмотрим! – девушка поддела острием ножа бинты и стала их срезать… Задевая время от времени кожу… Бросив на пол остатки повязки, она уставилась на грудь Филина.
– Оказывается, и в спецназ можно пулей попасть! Ин-те-ре-есно!.. Это ведь от пулек отметинки? Больно, наверное? – она надавила пальцем на синяк.
– Сука! – прошипел Андрей.
– Я слышала, что когда под кожей набирается кровь, то ее нужно удалять, иначе будет заражение. – С этими словами Инга провела лезвием по одному из синяков.
Теплая змея устремляется вниз, по груди и животу…
– А она у тебя вкусная – такая соленая и чуть-чуть терпкая… – Этот демон слизывал с живота Андрея его же кровь!..
– Я тебя убью!
– За что? – искренне удивилась Инга. – Я же тебя лечу!!! Да ты просто неблагодарная свинья!
Со всего маху она влепила Филину звонкую пощечину, да такую, что голова его мотнулась в сторону.
– Я буду тебя медленно лечить: каждый день, по одной гематоме, – пообещала Инга. – Слушай, спецназ, но в чем-то же ты должен быть спецназ, а? Может, здесь?..
