— Волков здесь почти нет, есть рыси. Можно и стрельнуть раз-другой, что делать? Дня два мы сможем идти на собственном соку, не сдохнем. Воды хватит, кругом ручьи. Хуже с куревом, это да. — Картоха замолчал.
— Курить соберем здесь, что осталось, — сказал я. — Не густо, но кое-что есть, нас тринадцать человек… Будем экономить, курить одну на всех. Возможно, кого-то встретим по дороге.
— И что? Попросим закурить?
— Возьмем. — Я понял, на что намекает Граф. Поселки и деревни нам придется обходить за версту, а о свидетелях не может идти речи вообще. Каждый, кому «посчастливится» встретиться с нами, уже обречен. В противном случае нас погубит наша же жалость. Здесь все ясно. Но и то, что мы кого-то встретим, не вызывало сомнений.
Борман и Валет внимательно слушали нас, но сами молчали. Да и что они могли сказать? В конце концов мы остановились на том, что нам всем необходимо вздремнуть хотя бы два-три часа перед дальней дорогой. Время еще было, светает на Урале поздно, и мы, кое-как разместившись в машинах, предались сну.
Было почти девять утра, когда мы начали прощаться с теми, кто уезжал, а точнее, готовился разъехаться в разные стороны. Мы собрали около четырех пачек курева, несколько зажигалок и еще кое-какую мелочь, которая могла нам пригодиться. Чего было в достатке, так это оружия и денег.
— Может быть, мы поступаем глупо, Витя, — сказал я на прощание Тоске, — зато не подставляем никого из вас. Езжайте с богом, сейчас вам нечего бояться, а мы уж как-нибудь. Вы для нас и так много сделали…
Мы обнялись, и я пошел по тропинке меж деревьями, не оборачиваясь назад. Граф, Картоха и два братка пошли следом за мной и вскоре догнали меня. Мы услышали, как заурчали моторы за нашими спинами. Здравствуй, лес! Теперь мы в твоей власти. Никто из нас не знал, сколько дней и ночей нам предстоит провести в этом лесу, никто не знал, что нас ждет впереди.
Шел третий день нашего мучительно трудного перехода. Все мы устали как собаки и уже не чуяли ног. Что ноги, даже каблуки на наших ботинках едва дышали и вот-вот могли отвалиться. Не знаю, сколько десятков километров мы прошли за это время, но, думаю, не меньше восьмидесяти или даже ста. Мы вставали в семь-восемь утра и шли до самого вечера почти без остановок. Как мы ни экономили курево, оно кончилось к исходу второго дня пути, и свой третий день мы начали молча. Разговаривать без единой затяжки сигаретой совсем не хотелось — это знает каждый курильщик. Да еще голод. Все мы не ели двое суток и уже пошатывались. Ночью в лесу было холодно, и потому мы разжигали небольшой костер, презрев всякую опасность.
Нам пока сравнительно везло, мы благополучно обошли шесть-семь населенных пунктов и нескольких человек, которых заметили раньше, чем они нас. По Картохиным прикидам мы подходили к городку Губин, за которым поселков было гораздо меньше, нежели в окрестностях Перми. И действительно, протопав целый день на последнем издыхании, мы вышли к железной дороге. Мы не подходили к ней вплотную, но услышали грохот проезжающего состава. Было почти темно, на небе уже зажглись звезды, а мы все шли и шли, пока идти стало совсем невмоготу.
— Все, привал, — прохрипел я и бессильно опустился на холодную землю. Остальные как по команде попадали рядом. О костре никто не заикался, но каждый думал о том, у кого хватит сил встать и собрать хоть немного хворосту. Ветки на деревьях были сухими, их можно было ломать без особого труда — они только трещали и осыпали нас пылью. Мы лежали, а наши тела, разгоряченные изнурительной ходьбой, медленно, но уверенно остывали. Хотелось сбросить с себя напрочь мокрую, прилипшую к спине рубашку и остаться голым. А еще лучше нырнуть в воду, чтобы одним махом смыть с себя весь этот липкий, противный пот. Еще чуть-чуть — и станет совсем холодно, можно простыть и подхватить воспаление. Я негромко напомнил братве о костре и дождался, пока один из нас не встал. Это был Картоха — самый крепкий из всех. Он тоже тяжело дышал, еле ворочал языком, но все же встал и пошел за хворостом. Минут через двадцать костер горел вовсю. Мы облепили его со всех сторон и наскоро просушивали рубашки, от которых шел пар. Не знаю, о чем думали они, но я думал не о куреве, а о жратве. Я так хотел есть, что готов был вцепиться зубами в осиновую кору. Я только догадывался, как хотели жрать Борман и Валет, не особо привыкшие к пайке. Но они держались солидно, не ныли. Возможно, потому, что не ныли и не заикались о пище мы. Говорить о пище, когда ее нет, считалось и считается дурным тоном. Во всяком случае, среди братвы. Такие разговоры, особенно на «киче», в шизо, пресекаются на корню, а сказавший, напомнивший о еде искренне и на полном серьезе моментально падает в глазах окружающих на целую голову. Но мы были не в тюрьме, и думать о пище заставляли сами обстоятельства, цель. Если мы завтра утром не наедимся до отвала, едва ли мы пройдем хоть двадцать километров. Да что двадцать, мы не осилим и семи! Отдохнув минут сорок — пятьдесят, я не удержался и завел-таки разговор о продуктах.
— Дух духом, — сказал я им, — но пора подумать и о существенном… Либо выходим поутру на окраину первого поселка и запасаемся хоть каким-то, но провиантом, либо…
Посоветовавшись как следует, мы решили «занарядить» в поход Валета, утром. Он смотрелся лучше нас, его щетина была не столь густой, как наша, да и вообще Валет вызывал доверие к себе. Порода такая, почти интеллигент.
— Возьмешь с собой один «ствол» с глушителем, и все. Мешок есть, — сказал Граф.
— И что? Идти к первому попавшемуся дому? Там сразу въедут, в чем дело! — воскликнул Валет.
— Может, и въедут, а что ты предлагаешь? У нас нет выхода. Один не трое и не пятеро. Скажешь, что ты уфолог или как их там прозывают? Короче, спец по инопланетянам, ты понял, — продолжал настаивать Граф.
— Уфолог, уфолог, — подтвердил я. — Не хватает только рамки и приборов! Не поверят, ясно, пошлют в магазин, козлы. А может, и не пошлют, смотря кто попадется.
— А если пошлют? — наморщил лоб Валет. — Что тогда делать? Мочить их всех подряд, что ли?
Мы с Графом переглянулись.
— Нет, мочить не надо, ни в коем случае. Могут понять, что к чему, прошло всего три дня. — Я призадумался. Валет явно напорет «косяков» или и впрямь порешит чью-то семью. Нам не хватало только этого! Тем более где, в Губине! Если Картоха прав, тут находится целое управление ментов. Мать его! Мы с Графом сидели совсем рядом, в каких-то тридцати пяти километрах от Равахи, а она — в минутах езды от Губина. Кого-кого, а нас здесь помнят, еще как помнят. Идти самому? Видимо, придется. Жаль, нет лезвия и зеркала, хотя бы побриться. Ну да ладно, завтра посмотрим.
— Спи, Валет, утро вечера мудренее, — махнул я рукой, давая понять Графу, что, скорее всего, пойду я. Валет вряд ли сориентируется при встрече с людьми, как того требуют обстоятельства, он даже не сообразит, какой породы человек стоит перед ним — работяга, начальник или простой бич. Я же пойму это влет, по одному забору и трубе определю, кто живет в доме. Стрелять по птичкам из ствола с глушителем уже надоело. Даже Борман, стреляющий лучше нас всех, не подстрелил ни одной. Да и толку? Птичка не кабан и не лось, не наешься, пистолет не автомат. Зря только патроны перевели, а они еще пригодятся. Я специально прихватил с собой наш тюремный «ствол», зная, какую огромную пользу он может сослужить в дальнейшем. Кроме него у каждого из нас было по короткоствольному автомату, несколько ножей и одна граната на всех. У Бормана и Валета было еще по «стволу» за поясом, но без глушителей. Никакого зверья за три дня пути мы не встретили, только один раз в чаще, метрах в тридцати от нас, раздался сильный треск, и я было подумал, что это сохатый. Зверье водилось дальше, намного глубже в лесу, там, где людей вовсе не было. Костер почти догорел, а я никак не мог заснуть. Перебил сон или просто боюсь чего-то? Подсознательно. Бог мой, но кого и чего бояться здесь, ночью? Оперативники сидят где-то в тепле или поближе к жилью, они не такие дебилы и герои, чтобы сунуться глубже. Героические времена давно прошли, сейчас все стали «прелыми» и ушлыми. Я смотрел на ночное звездное небо и фиксировал сознанием пролетающие, падающие, мелькающие объекты. Небо жило, как и мы, своей жизнью. Я вспомнил Одессу, родную Заставу, друзей… Где они сейчас, что делают и живы ли вообще? Так и не доехал, не добрался я до родины! Какая она сейчас, Застава? Некогда известный бандитский район города, рабочая нищая окраина с пятью-шестью магазинами, одним клубом и кучей винных точек на каждой улице. Вот где мне было хорошо!..
Я не помню, как заснул, а когда открыл глаза, братва еще спала. Кто лежа на сухих ветках, а кто прямо на земле, по-спартански. Меня колотило от холода, было жалко будить ребят, но пришлось.
— Разогреемся ходьбой, — сказал я им, намекая на то, что пора двигать к поселку. Мы его не видели, но знали, что окраина Губина где-то рядом. И действительно, не прошло и часу после того, как мы тронулись с места, как вдали показались какие-то постройки. Скорее всего заброшенные, оставленные людьми. Ни лая собак, ни крика петухов, ни антенн на крышах. Мы остановились и стали наблюдать. Никого.
