— Солидно… — заметил я.
— Тогда шутить не любили. До революции Ла Корунья отсидел только три года, потом Киска его выпустила. Этот козел все последующие годы требовал вернуть себе отобранную собственность. Но ему ни черта не возвращали, потому что по закону 1984 года возвращалась только собственность, отобранная народными социалистами. А демократы, когда пришли к власти, стали требовать, чтобы все случаи нарушения неприкосновенности частной собственности были расследованы. В общем, он добился того, что ему вернули то, что отобрали. Тогда же этот сукин сын отыскал в архивах свое дело, и его адвокат посоветовал ему подать на меня в суд. Это одно обвинение.
— А второе?
— Второе еще краше. Помнишь, как мы с тобой удирали с очистной станции?
— Примерно, — сказал я, соображая, какие преступления, не подпадающие под Постановление об амнистии, мы тогда совершили.
— Помнишь, мы угнали розовую «Тойоту»?
— Отлично, но ведь это я ее утонял.
— Само собой, но меня обвинили в соучастии.
— Ну, и как же тебе удалось выбраться?
— Исключительно благодаря Харамильо Ховельяносу и одному моему старому-престарому знакомому из министерства безопасности.
— Это еще кто? — Не могу сказать, что ревнивые интонации у меня получились очень убедительно.
— Не беспокойся, — приятно улыбнулась Марсела, — он был импотентом еще при Лопесе.
— И ты взялась за мои поиски?
— Конечно. Дело в том, что благодаря адвокату Ховельяносу я смогла встретиться с сеньором Доминго Ибаньесом и уладить те недоразумения, которые возникли из-за частных детективов, которых я посылала на остров до этого. Оказывается, они полезли в какие-то экономические дела, не имеющие к тебе никакого отношения. Этим был обеспокоен и сеньор Ибаньес, и некий шейх Абу Рустем, который является очень важной фигурой на острове. Ему принадлежит большая часть здешней недвижимости и земельных угодий.
— Из Эмиратов? — спросил я, припоминая, что Чудо-юдо вроде бы через нашего колумбийского генменеджера Даниэля Перальту загнал Хайди «каким-то богатым фраерам из неведомо каких Эмиратов».
— Ты знаешь, я в этих арабах не разбираюсь. К тому же этого самого Абу Рустема я в глаза не видала и ни с кем из его конторы не встречалась. Просто Ибаньес сейчас некоторым образом представляет на острове интересы Абу Рустема. Наверно, Доминго не хотелось, чтоб кто-то совался в их дела. Он же «старый морской койот», лучший друг Бернардо Сифилитика. Но мы смогли все уладить. Когда Ибаньес узнал, что мы ищем не моего брата, а Ричарда Брауна, он успокоился. Наверно, потому, что был убежден в твоей смерти.
— Это почему же?
— Потому что он рассказал мне, как виделся с Брауном на бывшей асиенде «Лопес-23». Они с Салинасом приезжали туда на трехсторонние переговоры. Кроме них, там была Эухения Дорадо с молодым русским по имени Деметрио Баринов, а также тогдашний владелец асиенды Феликс Феррера, итало-американец Умберто Сарториус и ты.
Объяснять Марселе, что «молодой русский» — это и был я, а Браун был именно Брауном, мне показалось нескромным.
— Да, это верно. Была такая встреча.
— А потом, как утверждал Ибаньес, на асиенду налетели хайдийские коммандос. Сам Доминго пытался бежать на вертолете, но был тяжело ранен в обе ноги и схвачен. Его положили в тюремную больницу и обвинили в уклонении от уплаты налогов, незаконной торговле наркотиками и организации трех убийств. Там же на асиенде был задержан адвокат Ховельянос, но того продержали только сутки и к вечеру отпустили с извинениями. Именно он сумел через полтора месяца добиться освобождения Ибаньеса под залог. Но ни Ховельянос, ни Ибаньес с тех пор Брауна не видели. Они только помнили, что Браун с группой боевиков вступил в бой с коммандос, и были почти на сто процентов убеждены в твоей гибели.
— Да, — сказал я неопределенно, — было отчего…
— Конечно, я очень расстроилась. И отправилась к своему старому знакомому из службы безопасности. Милый старичок пообещал мне уточнить, что делали коммандос на асиенде Ферреры. Но при этом он еще раз поинтересовался досье на Анхеля Родригеса-Рамоса. Все документы и фотографии оттуда исчезли. Компьютерная версия досье тоже была стерта. Но зато в библиотеке службы безопасности обнаружилась газета «Диарио де Сан-Исидро» от августа 1994 года, где была вот эта фотография. Старичок снял ксерокопию с этой фотографии, потом я велела своим ребятам сделать с нее фотокопии и хорошенько припрятать негатив…
Я к этому времени наконец-то сумел наесться. Не уверен, что нормальный больной, питавшийся до того только бульоном, выжил бы после того, как столько слопал. Но я-то был ненормальный. Поэтому я не помер, а просто почувствовал усталость. Желудок взялся переваривать все проглоченное и сказал голове:
«Отдохни, хозяйка!» Сначала мне захотелось закрыть глаза, но потом голос Марселы стал куда-то удаляться и потерялся. Вроде бы я и чувствовал какое-то время, что нахожусь в кровати, в умеренно-прохладной палате, где минимум двадцать два градуса тепла, и, само собой, не по Фаренгейту. Но потом, несмотря на то, что внутри было полно пищи и, по идее, я никак не мог начать замерзать, я ощутил мокрый холод. Меня тащила подземная река в Пещере Сатаны.
Дурацкий сон N 4 Дмитрия Баринова. Без пяти минут покойники
Вода была не просто холодная — она была ледяная! Даже в кроссовках, джинсах, носках и теплом трико, надетом под джинсы, я ощутил ее стужу. Если я сразу не утонул, то лишь благодаря куртке-безрукавке, полученной от щедрот компании при входе в пещеру. Оказалось, что она при попадании в воду автоматически надувается и превращается в спасательный жилет. В результате я погрузился в воду только по пояс и утонуть дальше не мог. Вообще-то плавать я умел и в теплой воде смог бы проплыть даже километр, но скорее всего в подземной реке меня очень скоро схватила бы судорога.
Можно было поблагодарить и тех парней, которые сконструировали каску, лампу и источник питания. Они были хорошо герметизированы, вода в них не попала. Луч света из моей лампы по-прежнему светил на стены и своды, обточенные потоком воды, который многие годы несся по этому туннелю.
Я уже понимал, и с каждым мгновением все отчетливее, что мы без пяти минут покойники.
Я слыхал, что в такой холодной воде сердце может остановиться просто так.
Оставалась одна надежда: вдруг где-нибудь покажется какой-нибудь уступ или расселина, чтоб, уцепившись за них, можно было вылезти. Но ничего похожего не попадалось. Туннель был похож на искусственную трубу овального сечения, только без стыков и с не очень гладкими стенками.
Река стала плавно поворачивать. Мисс Уильямс вынесло к стене, и она попыталась ухватиться за небольшой выступ, хотя толку от этого не было никакого. Задержаться она задержалась, но вылезать все равно было некуда. Правда, за это время меня подтащило к ней, и я сумел ухватиться за ее локоть.
Тина отцепилась от выступа, и дальше мы поплыли уже вместе.
— По-моему, течение стало медленнее, — пробормотала она. — Нас вынесет в озеро?
Я тоже хотел бы помечтать. Но течение вовсе не замедлилось. Потолок стал выше, это точно, но зато на нем стали просматриваться трещины.
Где-то над нашими головами послышался жуткий треск. Несколько небольших, но острых камней плюхнулись в воду впереди и позади нас, а какой-то обломок в четверть фунта весом крепко тюкнул по моей каске, так, что я аж под воду ушел, но, слава Богу, ненадолго и даже воды не нахлебался, потому что Тина меня выдернула на воздух. Отчетливо видно было, как огромная глыба начинает опускаться к воде.
— Ты что? — испугалась мисс Уильяме, задрала голову и тут же заорала от испуга. Наверно, и у нее было то же ощущение бессилия и полного ничтожества перед силами природы. Через секунду-другую нас должно было расплющить. Мне уже казалось, будто глыба начала опускаться впереди нас.
— Боже, не оставь нас! — завопила Тина. Наверно, Он ее услышал. Нас протащило под трещиной и успело унести футов на двадцать вперед, вниз по течению, прежде чем многотонная каменная масса с грохотом, гулом, треском и плеском рухнула в воду.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что сижу верхом на мокром камне, отплевываясь от попавшего в рот песка, а в двух шагах от меня, тоже на камне, сидит живая и здоровая Тина Уильяме со своей чертовой сумочкой через плечо — не утопила-таки! — и растерянно хлопает глазами, ничего не понимая. Я тоже ничего не понимал. Прежде всего, куда исчезла вода.
Глубокая река будто испарилась. Вместо нее остался широкий туннель, дно которого было завалено валунами, булыжниками и галькой, между которыми тихо и вроде бы совсем безобидно журчал тоненький, хотя и быстрый ручеек.
Там, откуда он тек — свет фонарика туда еле доставал, — громоздился завал, через который и сочилась вода.
