— А что изменилось? Ну, совершил он побег. Так диагноза никто не снимал. Сам он, в конце концов, все равно бы попал обратно.
— Изменились обстоятельства. Слишком много вложено денег в проект, чтобы надеяться на случайности. Решили, что их быть не должно.
— Я — тоже случайность?
— И Вы тоже.
— И что же произошло?
— Вначале была надежда, что он решит проблему с Вами. Но все пошло не так. Похоже, что после встречи с ним, Вы стали очень осторожным. К тому же, эти контакты с правоохранительными органами…
— И об этом известно?
— Не будьте наивным. Это раньше кадры решали все. А сейчас — деньги!
— Весь вопрос только в их количестве…
— Вот именно! Кто мог подумать, что так все обернется… Что Вы превратитесь в такую проблему. Как уже поняли, радикально ее решить не удалось… Может, договориться проще было бы с самого начала… Называйте Вашу цену!
— Сейчас поедем к Вам домой. Там и договоримся.
— Нет! Ведите лекарство немедленно! Да и не смогу я вести машину!
— Поведу сам. Корректор захвачу с собой. Беседу нашу я записал на диктофон. Остались формальности — файлы с Вашего компьютера, которые подтвердят слова.
— У меня там ничего нет!
— Посмотрим. Поехали.
Взяв из сейфа все необходимое и придерживая гостя, они вышли из кабинета. Внимания на них никто не обратил.
…. Закрыв лицо козырьком бейсболки, он быстро вошел в подъезд следом за своим спутником. Поднимался по ступеням Михаил Николаевич медленно, с трудом. Часто останавливался передохнуть. Дыхание у него было хриплым, в горле клокотала мокрота. Он долго вставлял ключ в скважину, мешала дрожь в руках. Наконец, дверь была открыта. Виктор Сергеевич, старался ни к чему не прикасаться. Сразу надел взятые с собой латексные перчатки. Подошел к компьютеру и попытался его загрузить. Без пароля не получилось.
- Пароль!
Вместо ответа — учащенное дыхание, хрипы и кашель. Видимо, доза нейролептика оказалась велика. Начались побочные эффекты — сдавало сердце. Наконец, отдышавшись, он снова начал предъявлять жалобы:
— Мне плохо… Разве, вы не видите… Колотится сердце, трудно дышать… Снова начинает сводить! И глаза закатываются! Помогите!
— Вы что, на прием пришли? Или делом собираетесь заниматься? Пароль!
— Мы с Вами интеллигентные люди! Неужели не сможем договориться? Возьмите деньги — они здесь, в секретере. И помогите мне, наконец!
Открыв секретер, он взял несколько пачек с евро.
— Это компенсация морального ущерба. Пароль!
— Нет! Больше ничего не получите!
— Колись, гнида! — посоветовал он, достав заполненный шприц и поднеся к его локтевому сгибу.
Михаил Николаевич прошептал пароль. Он оказался верным и компьютер, наконец, загрузился. Открыв файлы в папке «Мои документы», увидел списки, даты, цифры.
— Это?
— Помогите, мне плохо… Там все… имена… даты…
Файлы скопировались быстро.
— Пароль от почты!
— Зачем?
— Отправлю на сайты МВД, ФСБ; в газеты. С Вашего компьютера.
— Вы не убьете меня?
— Виртуально не убивают.
Почтовый ящик открылся, прикрепленные файлы — отправлены.
— Сейчас введу кардиотоник, потом — обещанный корректор. Затем вызову «скорую» — доставая другой шприц и блистерную упаковку, предупредил Виктор Сергеевич.
— Нет! Вы хотите убить меня! Я понял! Убирайтесь немедленно! И никуда не звоните! Я знаю, придет ликвидатор!
— Шнур телефона я выдерну. Сим-карту из сотового удалил. Так что, какое-то время помощь вызвать не сможете. Зря отказываетесь.
— Вы еще ответите за это… Вас все равно найдут, не спрячетесь… Уходите…,- одышка стала сильнее, он уже с трудом откашливал подступавшую мокроту. Синева с губ начала переходить на лицо. С сомнением посмотрев на него, ответил:
— Как знаете. Удачи!
И закрыл за собой входную дверь.
Уже стемнело. У подъезда никого не было. Он неспешным, но решительным шагом все дальше удалялся от дома. Шел рядом с дорогой. Мимо проезжали редкие машины, троллейбус. Прошел мимо остановки, решив, что пешком доберется до метро быстрее. И тут услышал за спиной:
— Витя! Витя!
Обернувшись, увидел женщину, машущую рукой и бегущую ему навстречу.
— Это ты! Я так и знала! Я тебя еще из троллейбуса увидела! Думала, что ошиблась, но решила сойти. На всякий случай. Здравствуй!
Тут она бросилась к нему, крепко обняла и расцеловала в обе щеки.
— Здравствуйте.
— Ты меня не узнаешь?
— А должен был? — ответил он, внимательно ее разглядывая. Миловидное, уставшее лицо. Мелкие морщинки возле глаз. Короткая стрижка. Крашеные волосы, сквозь которые все равно проступала седина. Скромный легкий плащ, сумочка.
— Я же Таня! С твоего курса!
— Да, вроде бы знакомое лицо.
— Мы ведь врачебную практику в одной больнице проходили!
— Давно это было.
— Да. Ты тогда был таким… грубым… Девушки тебя побаивались…
— В чем же эта грубость проявлялась? И за что меня надо было бояться? Что-то не припоминаю.
— Ну… Ты был… слишком настойчивым…
— То есть, не ухаживал, не дарил цветов, не водил в ресторан, а сразу предлагал переспать? А тех, кто на это предложение не соглашался, посылал подальше?
— В общем, да…
— Ну, так чего же было бояться? Все конкретно и откровенно! Безо всяких скрытых садистических и прочих извращений!
— Ну… ты говорил такие слова… и был таким… решительным… Это отпугивало…
— Слова? Пойдем со мной в постель? Сейчас говорят еще проще — «давай трахнемся»! Да и вообще, чего бояться слов? Дел надо бояться, которые часто следуют за совсем другими словами! А тут — все конкретно! Вздохи, романтические встречи и признания при луне — это и тогда было не для меня! А лихорадочные поиски мужей среди однокурсников уже на последних курсах? Это вообще, сурово! «Грубость», я думаю, ни при чем!
— Ни при чем?
— Конечно!
— А что же тогда при чем?
— Говоря «такими словами» — стремление вовремя и выгоднее продать себя по максимальной цене.
— А как же любовь?
— Любовь? Не знаю… Вообще, что это такое? Может, разновидность навязчивостей?
— Ты ведь пошел в психиатрию?
— Да. Закончил интернатуру после института. Так психиатром и работаю.
— Похоже. Пытаешься рассуждать о любви как о психической патологии.
— Не я первый.
— Вы, психиатры…
— Все немного — «того»?
— Ну…
— А куда же деться? Профвредность! Ну ладно, не будем о печальном!
— А ты вообще — можешь о чем — нибудь хорошем?
— Конечно! О вас, женщины! А ты как, что здесь делаешь?
— Тебя это интересует?
— Конечно!
— Приехала на учебу. Вот сейчас из театра. Хочу все успеть. Здесь столько всего! У меня целая культурная программа. Музеи, концерты, театры. Ведь работаю в такой глуши, в участковой больнице.
— А интернет?
— Какой там интернет! Весной дороги такие — на машине не проехать! С однокурсниками встречалась только на вечере встречи — лет пять назад. Тебя, по — моему, там не было.
— А что там было делать?
— Ну… вспоминали… Фильм даже сняли. О нашем курсе, об институте. Танцевали. Весело было…
— А чего веселого? И что хорошего в реминесценциях?
— А что это такое?
— Воспоминания.
Они медленно шли по уже ночному городу. Станция метро была рядом.
— Да. Так что хорошего в воспоминаниях? Что было, то прошло. Глядеть на полысевших однокурсников и обрюзгших поседевших однокурсниц? К присутствующей, это, конечно, не относится. Занятие из малоприятных. Да и что вспоминать-то?
— А ты не очень-то изменился, — тихим голосом сказала она.
— Обиделась? Я же сказал — к присутствующей мои высказывания не относятся! Кстати, ты где остановилась? В общаге?
— Да. В комнате еще двое.
— Поехали ко мне?
— И в постель?
— Почему нет? Устроим вечер персональных воспоминаний!
— О чем?
— О тех возможностях, что упустили.
— Это из-за того, что тогда не переспали?
— Ну да!
— А ты женат?
— Был. Ты и так это поняла.
— Как?
— Я, может, и груб, но не настолько, чтобы приглашать тебя переспать в присутствии жены.
— Сейчас чего только не бывает! Разведутся, а продолжают жить в одной квартире. Потом снова сходятся. Спят вместе, а в паспорте — штамп о разводе.
— Это не для меня. Я привык решать проблемы радикально.
— А что, жена — это была проблема?
— Бывает, что супруги становятся друг для друга проблемой.
— Когда?
— Слушай, беседа затянулась. Давай продолжим ее у меня. Отвечу, как смогу, на все интересующие вопросы. У меня сегодня был тяжелый день. Устал, проголодался. Посидим. Если захочешь — повспоминаем. Но сначала поем и выпью горячего чая. В твоей компании.
