Ознакомительная версия.
Из гостиной послышался какой-то хрип. Именно по этому звуку советник догадался, что угольный магнат взялся за ум. Хрип – не что иное, как постпохмельный синдром. В доме озеро спиртного, – следователь был уверен в этом, – но, кажется, президент за время отсутствия следователя к этому водопою не подходил.
Вид олигарха был страшен. Еще недавно набриолиненные волосы были всклокочены, взгляд – безумен, но не агрессивен, белая рубашка потеряла лоск и смялась.
– У меня две новости, – почувствовав в своем голосе «петушка», Кайнаков подошел к сифону и наполнил его пенистым напитком. – О том, какая плохая, а какая хорошая, рассуждать, конечно, вам.
– Конечно, – согласился следователь, – мне. Начнем в хронологическом порядке.
– У меня пропал телохранитель.
Кряжин с сомнением покосился на входную дверь, и это не ускользнуло от внимания Альберта Артуровича.
– В смысле, не мой, – поправился он. – Колин. Дима утром поехал за сыном в школу и до сих пор не вернулся. Ранее за ним такого не наблюдалось.
Следователь посмотрел на часы: президент забил в колокол спустя восемь часов после того, как охранник убыл на улицу Печатников.
– Почему я узнаю об этом сейчас?
– Я не придал этому значения.
– Не придали значения тому, что телохранитель поехал за сыном в школу, не вернулся, и в это же время из школы исчез Коля? – не веря своим ушам, уточнил следователь.
Кайнаков поморщился, направился к бару, но на полпути сменил направление и вновь оказался у сифона. Стакан пузырящейся жидкости вошел в него, как в сухую землю.
– Понимаете, в чем дело… Дима – личный охранник Николая. Я подумал, что он мог быть свидетелем похищения, последовать за негодяями и Колей и сейчас владеть ситуацией… Мог позвонить, сказать, что знает место, где прячут сына… Словом, я надеялся на него, а не забыл о нем.
Кряжин в досаде пожевал губами и бросил папку на стеклянный столик (Кайнаков скосил на него виноватый взгляд – так смотрит ребенок, наблюдающий за тем, как папа изучает в его дневнике оценки за среду и еще не дошел до проклятой субботы). Посмотрел в окно, стер пальцем с подоконника не существующую пыль и развернулся лицом к центру гостиной.
– Кайнаков, когда я несколько часов назад, на этом же самом месте, распинался о…
– Оставьте, Иван Дмитриевич… – огрызнулся президент.
– Нет, это вы оставьте! – перебил следователь. – С момента похищения вашего сына прошло восемь часов. Что можно сделать за это время, как вы думаете? Просидеть в подвале соседней высотки? Возможно! А еще за эти часы можно успеть долететь до мыса Рока – это самая западная точка Евразии! Пока я начну делать какие-либо распоряжения, и они дойдут до португальских властей, ваш сын может оказаться в Вашингтоне. Или на берегу Лимпопо.
Кайнаков сидел белый, как мел, и пытался что-то пить из пустого стакана.
– У вас крадут сына, вместе с сыном исчезает его охранник, и кто меня сейчас уверит в том, что это не упомянутый Дима организовал похищение? Вы помните мой вопрос в первый момент нашего знакомства? Что я спросил, господин президент? – Кряжин уже давно вышел из себя, и лишь профессиональный такт и понимание невозможности показать этот выход окружающим удерживал его от вспышки. – Так о чем я спросил тогда?
– Вы спросили, кто забирает сына из школы, – просипел президент.
– А что вы ответили?
– Что телохранитель уехал в школу за Колей, но Коли там уже не оказалось.
– Нет, вы не так ответили, – следователь вынул из кармана тонкий блокнот. – Цитирую, Кайнаков. Ответы на подобные вопросы я всегда записываю. Вы мне сказали, что… – найдя нужный лист, следователь свободной рукой пошарил по карманам, тряхнул рукой, расправляя дужки очков, и приложил тонкие и узкие, почти невидимые линзы к глазам: – Что «мальчика через час должен был забрать телохранитель, но в связи с событиями это оказалось ненужным».
– А какая разница? – мертвым голосом спросил Кайнаков.
Кряжин подошел к его креслу, наклонился и остановил свои губы в сантиметре от уха президента.
– А разница в том, господин угольный магнат, что из вашего первого ответа я заключил, что охранник в школе не был. Раз так, то нет и смысла с ним разговаривать относительно событий. – Выпрямившись, следователь уложил блокнот в карман. – А сейчас я обязан сделать вывод о том, что ваш телохранитель по имени Дима был в школе в тот момент, когда учительница французского звонила в милицию. Это заключение неумолимо наталкивает меня на мысль о том, что о похищении сына вы узнали гораздо раньше, чем вам сообщили власти! Что связывает две эти простые выкладки? Еще более простая выкладка. Ваш телохранитель Дима сообщил вам о происшествии из школы либо уже из машины, когда вышел из школы. И теперь я уже восемь часов кряду не ищу телохранителя, вместо того, чтобы прилагать к этому все усилия.
– И правильно делаете, что не ищете, – вдруг буркнул Кайнаков. – Дима любил Колю как сына. Просто с телохранителем что-то случилось.
Кряжин глубоко вздохнул и посмотрел на президента взглядом, полным сожаления. Ему очень хотелось привести несколько примеров из числа тех, когда именно любящие люди совершали в отношении предмета своего обожания чудовищные преступления, но смолчал. Достаточно реакции на это жены президента. Альберт Артурович – не Ангелина Викторовна, конечно, на пол не рухнет, но то, что лишило чувств мать, может запросто спровоцировать неадекватное поведение отца. А Кайнаков был нужен сейчас Кряжину мыслящим и спокойным.
– Сколько времени он охраняет вашего сына?
Кайнаков поиграл бровями. «Считает месяцы», – подумал Кряжин, и ошибся. Тот считал годы.
– Сначала он охранял меня, – президент загнул палец. – Еще в начале моей карьеры, когда я был просто перспективным коммерсантом. Потом жену, – загнул второй и сразу третий. – И четыре последних года – Колю. Он служит мне десять лет.
– Вторая новость? – Он подошел к сифону и наполнил второй чистый стакан.
– Мне похитители звонили.
Страдающему от жажды Кряжину мгновенно расхотелось пить. Он подержал стакан в руке, поставил его рядом с сифоном и прошел к «своему» креслу.
– Что говорят? – спросил он, вынимая из кармана сигареты.
– Они обещают убить Колю, если я…
– Если вы что? – грубо перебил Кряжин. – Только не говорите мне о каких-то сотнях тысяч тонн угля, которые вы должны отправить в Германию.
– …Если я не позвоню в Страсбург.
– Зачем, Кайнаков?!
Кайнаков вырвался из кресла, стал говорить банальные вещи. Закричал о том, что никакими деньгами нельзя оценить жизнь его единственного сына, его Коли. Добавлял, что у него нет желания попадать в историю, в которую попал посол Чехии в России. Что он богаче посла Чехии в России. И он готов даже взорвать все шахты и затопить водой шурфы, если того потребуют похитители.
Но подставлять родственника?! Человека, который помог ему немало и все бескорыстно?!
Кряжин в этом не сомневался. Более того, он был даже уверен в том, что Кайнаков взорвет шахты вместе с находящимися в них шахтерами.
Что стоила для следователя жизнь маленького Коли? Чем было для него выполнение поставленной на службе задачи? Всем. И стоила многого. Именно по этой причине следователь не мог сейчас просто взять со стола папку и выйти вон. Очень хотелось спросить, зачем Кайнаков просил возбудить уголовное дело и привлечь виновных к уголовной ответственности. Но задать такой вопрос – это унизить себя и организацию, которую представляешь. «Зачем заявление тогда писал, олигарх? Разбирался бы сам, коль скоро настолько крут». И тут же получишь в ответ зуботычину: «Я так и знал, что ваша контора служит лишь для охлаждения пыла неугодных власти губернаторов и законно богатеющих граждан».
Кряжин не спросил бы в любом случае. Существуют ситуации, в которых приходится ломать гордыню и пытаться подстроиться под звон струны такого вот Кайнакова.
Именно – пытаться подстроиться. Потому как умный следователь только сделает вид. На самом деле он будет делать свою работу.
Но среди истерического бреда Кайнакова следователь выделил нечто, что не увязывалось с основным контекстом. Или это просто скачок с одной мысли на другую?
– Прекратите безумствовать, Альберт Артурович. О каком родственнике вы ведете речь?
– Я солгал вам.
– Я знаю, – Кряжин сунул в рот пластик жвачки и стал старательно его разжевывать. – Я знаю, что вы соврали. И я потерял несколько часов. Так что у нас за несчастный случай произошел в Страсбурге?
– В марте прошлого года вашим ведомством был задержан, а впоследствии водворен под стражу некто Устимцев. Вы слышали это имя?
– Все слышали, – сказал Кряжин. – У кого есть телевизор.
Именно в марте 2003 года делом одного из самых состоятельных людей России, владельца нефтяных промыслов на Ямале и Кавказе, занялась Генеральная прокуратура в лице старшего следователя по особо важным делам Любомирова. Понятно, что не сам Любомиров оказался инициатором этого сенсационного задержания. Его на путь истинный наставили. Как сегодня утром – Кряжина.
Ознакомительная версия.
