вами хирургов теперь двое. Один из них я. С лекарствами у нас всё в порядке, я сказал бы – даже отлично. В санчасти вы будете жить с медсестрой Клавой, она по соседству с вами. Он указал на дверь её комнаты.
– По необходимости она и за операционную сестру. Кстати сказать, мастер своего дела, и ей шестьдесят лет, – поймав удивлённый взгляд Лёни, начальник лагеря с усмешкой добавил. – Предупредил, а вдруг ты бы сегодня ночью, по нужде мужской, к ней в комнату ломанулся бы. Шутка! Я по совместительству анестезиолог. На этом количество медработников заканчивается. С вашим появлением, я большей частью буду заниматься организаторскими вопросами, я ведь здесь, ко всему прочему, исполняю обязанности начальника лагеря. У нас военно-спортивный лагерь для шестнадцатилетних подростков. Так что справляться будете без меня. Весь персонал человек двадцать, не более, включая ребят, так что, я думаю, справитесь. Если хотите, еду вам будут приносить сюда. А так у нас есть столовая. Баба Клава завтра вам всё покажет. А сейчас отдыхайте, если понадобитесь, вас вызовут. Кстати подъём в семь часов утра, завтрак в девять. Спокойной ночи.
Лёня прошёл в свою комнату и, подбросив поленья в печку, стал раздеваться, чтобы лечь спать. День был богат на события и реально вымотал. Пока раздевался, кое-что обдумывал.
Что тут за лагерь, если столько секретности? Неспроста! И документы отобрали. Боже мой, во что я вляпался?! Интересно, как я смогу связаться с Семёном, у меня ведь даже телефона нет?.. Ладно, что-нибудь придумаю. У кого-нибудь да возьму. Обеспокоенный, он лёг на кровать, но усталость взяла своё и через минуту он уже спал.
Утром в семь часов его разбудила медсестра Клава. Она сидела на маленькой скамеечке возле печки и совком в ведро выгребала золу.
– Ты, что ли, у нас новенький? – баба Клава, обернулась на тихое Лёнино "Здрасьте".
Женщине шло это имя. Она была полненькая, с круглым, красивым лицом, с короткой стрижкой. Выглядела она моложе своих шестидесяти лет, волосы у неё были кудрявые – то ли от природы, то ли она сделала химическую завивку. Большие карие глаза излучали тепло. Почему-то Лёне показалось, что он где-то уже её видел, но он быстро отмёл эту мысль.
– Я Леонид Александрович, можно просто Лёня.
– Печку, Лёня, топить умеешь?
– Да.
– Очень хорошо. Следи за огнём, дрова на улице под навесом – увидишь. Сильно не кочегарь, особенно когда отлучаешься.
– Хорошо. Вас как по отчеству? – Лёня решил спросить, потому как «баба Клава» для этой приятной и совсем ещё не старой женщины было рановато.
– Тебе что же, директор обо мне ничего не рассказывал? – женщина ушла от ответа.
– Рассказывал и представил, но… мне кажется «баба Клава» вам … не подходит. Как ваше отчество? – он опять повторил вопрос.
– Петровна, – смущённо бросила она, а потом поспешно добавила: – Я тут тебе воду согрела. Женщина тяжело поднялась и взглядом показала на маленькую кастрюльку, стоящую на печке.
– Умывайся. Если что спросить – я в процедурном.
– Спасибо за воду, – Лёня поблагодарил медсестру уже в спину.
Умывшись, он прошёл в процедурный кабинет. Лекарственными препаратами санчасть действительно была обеспечена хорошо, что вызвало у Лёни тревогу. В такой дыре, для двадцати человек – не слишком ли шикарно? Это первое, что пришло ему на ум и насторожило. Опять вспомнились завязанные глаза, когда его везли, слова начальника о том, что нельзя ни звонить, ни писать. В душе всё более нарастала тревога, и он понимал, что осторожность совсем не будет лишней. Потому решил пока ни о чём никого не расспрашивать, а самому осмотреться, понять, что здесь за люди, и вообще – что здесь происходит....
– Подъём! – зычный, как раскат грома, голос командира тревогой отозвался в головах ребят.
Просыпались без промедления, ибо командира боялись все. Со времени подписания договоров он изменился до неузнаваемости. Теперь не услышишь от него ласкового слова "ребятки", не увидишь на лице доброжелательной улыбки. Командир был словно комок злобы и ненависти. Опоздаешь со всеми встать в строй, – значит, бежишь дополнительные два километра и пятьдесят отжиманий, и это помимо основной физической нагрузки, и вдобавок, пропускаешь завтрак. Все старались не опаздывать.
– Вот сволочь, опять орёт! Месяц здесь живём, и никакая хворь его не берёт, – Серёга шёпотом жаловался другу Коле.
– Не отвлекайся. Тебе помочь? – Коля наклонился к кровати друга.
– Не надо.
– Чего не надо, одевайся, копуша! – и Коля стал быстрыми и ловкими движениями заправлять постель, он взбил подушку, и вот уже аккуратный треугольник вырос на кровати Серёжи.
– Бежим, – подталкивая друг друга, они выскочили во двор.
В нескольких метрах от казарм начиналась спортивная площадка.
Остальные ребята тоже подтягивались, и вот все десять человек в спортивных костюмах вытянулись перед командиром. Погода стояла морозная, хотя снега было мало.
– Начинаем тренировку! – приказал командир.
Ребята побежали вокруг площадки, внимательно прислушиваясь к голосу командира, потому как ждали от него подвохов. Метров двести бежали в обычном ритме.
– Засада! – неожиданно рявкнул командир. Это означало, что надо перестроиться и начать двигаться с кувырками.
Темп был весьма интенсивный, потому время на принятие удобной позы для кувырка не было, и все переваливались через голову как попало.
– Дербенёв! Петров! Мать вашу, чего вы с боку на бок, как беременные бабы, переваливаетесь?! Через голову надо, или хотите дырку в башке получить?! Так считайте, что получили. … Боже мой, с кем приходится работать!
– Стрельба! – командир отдал новый приказ, который означал передвижение ползком.
Деваться некуда, надо ложиться на снег и ползти. Постоянно, как раскаты грома, был слышен голос командира, который, сопровождая свою речь трёхэтажным матом, ругал очередного парня.
– Белохвостиков, ты чего свой котелок на шесте несёшь?! Всё, нет его у тебя! Подстрелили как утку. Вышибли твои куриные мозги!..
А потом чуть позже:
– Болваны! Голову втянули в плечи, на уровне рук держим. Ползём на брюхе, а не на коленках. …Господи, и откуда вы такие бестолковые мне на голову свалились?!.
– Переходим на гусиный шаг, – командир опять отдал новый приказ.
Сели на корточки и пошли. Гусиный шаг был самым тяжёлым, и командир, как назло, оставлял его напоследок, когда силы были на исходе. Этот ритм был тяжёлым ещё и потому, что если до этого командир орал и оскорблял ребят, то сейчас он начинал бить. У него была длинная пастушья плеть, которой он с удовольствием прохаживался по спинам и задницам ребят. Стоило чуточку приподняться, как тут
