А это уже не походило на Тони.
Губы Болана плотно сжались.
— Ей придется подождать, Политик.
— Что?
— Тони придется подождать, пока мы не разберемся со Стоунхенджем. Она справится. Она одна из нас. Мы проверим, как у нее дела, как только освободимся. А пока что...
— Да, — горько прошептал Бланканалес, — пока ей придется сражаться в одиночку...
«Стоунхендж» располагался на восточной окраине пригорода Сент-Луиса. Некогда здесь был центр процветающего фермерского хозяйства, но землю давным-давно поделили и отдали под застройку. Здесь селились люди, мечтающие избавиться от стрессов и дискомфорта жизни в большом городе и обладающие достаточными средствами, чтобы эту мечту осуществить.
«Стоунхендж», разумеется, был кодовым названием, которое Гаджет Шварц присвоил скопищу обнесенных каменной стеной старых построек, напоминающих о славном сельскохозяйственном прошлом этой местности. Центральное здание поражало размерами и производило величественное впечатление. Его создатель явно черпал вдохновение в европейских архитектурных традициях, а заказчик, видимо, отдавал предпочтение стилю средневековых замков и баронской вольницы. Построенное из бутового камня и огромных тесанных бревен, трехэтажное строение венчалось мансардной крышей с куполом и огороженной галерейкой вокруг него.
Всевозможные служебные постройки, по большей части каменные, за исключением относительно-новой конюшни и загона для скота теснились на заднем дворе. Огороженный изгородью участок был сравнительно ровным, если не считать нескольких холмов да небольших дубовых и ивовых рощиц, не дававших этому сельскому поместью, раскинувшемуся на десяти акрах земли, выглядеть монотонно и безлико.
Вдоль западного и южного участков ограды тянулись густые лесозащитные полосы, образующие как бы вторую, естественную ограду.
Поместье недавно было приобретено дочерним предприятием компании, именуемой "Мид-Миссури «Мортидж Холдинг компани», в свою очередь являющейся филиалом «Мидуест Мортидж Бэнкерс Груп, Инк.», входящей в «Америкэн Ассошиэйтс Холдинг корпорейшн», чьи депозиты размещались в некоем швейцарском банке, а распоряжалась ими группа железных старцев в Нью-Йорке, известная представителям закона как «Коммиссионе».
«Стоунхендж» был крепостью в чистом виде.
Очевидно ему предназначалась роль столицы новой империи Среднего Запада, которую так старательно возводили на равнинах Миссури те самые безжалостные старцы, чьи владения и так простерлись от одного океана до другого — через всю страну, давным-давно отвергнувшую идеи феодализма и идеалы баронской вольницы.
Мак Болан почитал для себя делом чести не дать этим планам осуществиться.
Часто подаваемая в романтическом свете, идея мафии была, в сущности, живучим отголоском закона джунглей, согласно которому выживает сильнейший, и который был отброшен просвещенным человечеством несколько поколений назад.
«Стоунхендж» являл собой материализовавшийся символ этого отголоска.
Мафия фактически является феодальной структурой, основанной на убеждении, что из всех людей самый сильный, дерзкий и безжалостный заслуживает того, чтобы его признавали «вождем», «предводителем», «королем», и что все остальные должны перед ним склониться, покориться его воле и покорно ждать его благосклонности, если он пожелает таковую проявить.
Благосклонность же «короля» проявлялась в том, что он наделял самых верных своих приспешников «наделами», в которых те организовывали ту же самую структуру, только в меньших масштабах. А там история повторялась.
Разумеется, самые большие выгоды от существования этой пирамидальной структуры доставались на долю того, кто находился на самой верхушке пирамиды. Ну, а поддержание существования пирамиды требовало постоянного использования насилия, принуждения, запугивания, террора.
Словом, не очень демократическая концепция, зато очень древняя.
Основная разница между настоящей феодальной системой и мафией заключается в пространственной ориентации пирамиды.
В стране с подобной политической организацией человек, находящийся на вершине, действительно является королем или императором, шейхом или царем, фюрером или дуче. Насилие, совершаемое над гражданами страны, вершится среди бела дня согласно законам и обычаям страны.
В правовом государстве пирамида может существовать и функционировать только в перевернутом виде. Ее вершина погребена глубоко под землей и сокрыта под многочисленными, расширяющимися к основанию, слоями функционеров мафии того или иного уровня. Самые мелкие сошки составляют основание пирамиды, которое почти выходит на поверхность. Элементы, составляющие основание просачиваются в каждую щель, каждый закоулок дневного мира и являются корневой системой, вытягивающей из него все соки. Темная пирамида мафии это всего лишь перевернутое отражение пирамиды легальной феодальной иерархии. И пирамида эта существует в темном, подземном мире.
Отсюда и термин — «подполье».
Старинным словом «мафия» называли в свое время некую разновидность бедняцкой аристократии, возникшей в результате восстания доведенных до отчаяния людей. Они свергли официальную тиранию и заменили ее своей собственной, доморощенной. Трудно осуждать их за это — в те времена систематическое насилие над беззащитными людьми и их ограбление было единственным возможным образом жизни.
Эта «аристократия», однако, представляла вырожденное воплощение первоначально чистой идеи.
Вначале «Общество Матфея» (латинское Маттэус — «храбрый», «мудрый», происходит, в свою очередь, от древнееврейского Маттафия — «дар бога») представляло собой нечто вроде шайки вольных стрелков Робина Гуда. Ранние «мафиози» грабили богатых, отнимая незаконным путем у них то, что те законным путем отобрали у бедных. Они держали в страхе божьем землевладельцев-дворян, а для бедняков олицетворяли в какой-то степени законность и справедливость.
Однако, видимо, верна старая истина, гласящая, что власть разлагает души людей, а абсолютная власть разлагает их абсолютно. По мере того как крепчали мафиозные банды, власть, основанная на запугивании и насилии, просто перешла из рук официальных феодалов в руки феодалов подпольных. А чаще всего разделялась между ними к взаимному и обоюдному удовольствию. Рядовой гражданин оказался между молотом и наковальней — теперь на него давили не только сверху, но и снизу.
Таким образом завершилось построение двуглавой пирамиды власти. Каждая часть пирамиды являлась зеркальным отражением другой, и у них было общее основание. И подземная, и надземная части опирались на согнутые спины широких народных масс.
Обе пирамиды систематически поощряли и поддерживали друг друга, а крестьяне вдруг с изумлением обнаружили, что бремя налогов, давящее на них, удвоилось. Явная и скрытая структуры отнюдь не уничтожали друг друга, как было задумано, а очень успешно друг друга дополняли.
Болан хорошо знал историю мафии и питал отвращение к ее философии, рассматривающей социальный каннибализм всего лишь как «ловкость», как «умение хорошо устраиваться в жизни», а все высшие проявления человечности, как устаревшие предрассудки, достойные лишь осмеяния.
В своем военном дневнике Болан как-то записал:
«Эти парни ничего не создают. Они только разрушают. Временами они это делают просто из удовольствия, но чаще всего из-за жадности вкупе с полным отсутствием уважения ко всему благородному и созидательному. Они похожи на умственно отсталых детишек, которым на чьем-то дне рождения предоставили свободу. Все дело заканчивается разбитой посудой, перевернутой мебелью, сорванными шторами, запятнанными обоями, детскими лицами, перепачканными мороженым и кремом от торта, и кислыми лицами взрослых. А если эти парни и создают что-то, то для того лишь, чтобы вызвать еще большие разрушения».
Да, Мак Болан понимал своего врага.
Они были людьми каменного века, жаждущими, чтобы мир так и оставался джунглями, тогда как добропорядочные, законопослушные люди, не понимая этого, пытались воздействовать на них цивилизованными методами, а в результате, можно сказать, подставляли под удар другую щеку.
Но, имея дело с дикарями, можно действовать лишь одним-единственным, понятным им способом.
Ты встречаешься с ними на их условиях, на их поле и действуешь их же методами — теми, которые они понимают и уважают. То есть ты попросту лишаешь их права считаться гражданами цивилизованного общества и возвращаешь их в ту эпоху, которой они принадлежат.
Ты их просто убиваешь.
Болан хорошо знал правила этой игры. И вот сейчас разыгрывалась партия под названием «Стоунхендж».
На Гаджета Шварца Мак возложил обязанности по обеспечению поддержки, и пока Болан с Политиком готовились к бою, он получал от Мака последние указания.