— Точно — повезло, — согласился Литвин. И, вдруг понизив голос, предупредил: — Василий Авраамович, я не могу знать, заинтересует ли наше донесение руководство разведки фронта. Но определенно могу предположить, что ваша личность вызовет массу вопросов у сотрудников «СМЕРША».
— Простите, никогда не слышал. Что за служба?
— Военная контрразведка. Пожалуйста, будьте с ними поосторожнее.
Генерал помолчал, гоняя ложкой остатки каши на дне котелка. Потом с тихой безнадеждою в голосе спросил:
— Большевики по-прежнему нетерпимы к тем, кто не разделяет их убеждений?
— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Просто прошу: будьте осторожнее.
* * *
К обеду связисты наладили телефонную связь со штабом фронта, и первый же звонок озадачил офицеров штаба семидесятой армии. Один из заместителей Рокоссовского приказал обеспечить безопасность посадки транспортного Ли-2 и пары истребителей прикрытия на аэродроме западнее Данцига.
А еще через час по ступенькам короткого самолетного трапа спустилась группа офицеров во главе с начальником Разведывательного управления фронта генерал-майором Виноградовым. Встречавший на аэродроме представительную делегацию Литвин успел заметить среди офицеров и полковника из контрразведки «СМЕРШ». Это насторожило.
Генерал поприветствовал командующего 70-й армии и двух его заместителей. Шагнул к Литвину.
— Здравия желаю, Илья Валентинович, — козырнул тот шефу.
Виноградов сухо пожал руку, одел фуражку.
— Ну, вези, Сергей — показывай своего ночного гостя.
— Какого он возраста?
— С определенной точностью сказать не могу. Думаю, старше меня лет на пять-шесть.
— А вы, простите, с какого года?
— С одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого.
— Понятно. Значит Бискапскому около шестидесяти пяти… Раньше с ним доводилось встречаться?
— Безусловно. Дважды до революции, и однажды в девятнадцатом году.
Василий Авраамович сидел против стола, а прибывшее из штаба фронта начальство после знакомства с белым генералом расположилось на стульях у окон. Илья Валентинович Виноградов задавал вопросы, три сотрудника разведки из его управления фиксировали в тетрадях вопросы и ответы. Полковник из «СМЕРША» что-то строчил карандашом в толстом блокноте, раскрытом на коленке. Временный хозяин комнаты Литвин скромно дежурил у дальней стены.
Дьяконов держался с достоинством. Даже облаченная в старенькую гражданскую одежду осанистая фигура выдавала выправку настоящего офицера. На вопросы отвечал четко, хорошо поставленным голосом; при этом старательно избегал личного обращения к представителям большевистской власти.
— Курите, — открыл и подвинул Виноградов коробку хороших папирос. — И расскажите подробнее о ваших встречах, и о самом Бискапском.
Василий Авраамович взял папиросу, чиркнул спичкой, затянулся.
— Познакомились мы зимой тринадцатого года в Москве. Он — молодой полковник, я в чине капитана. Внешностью Василия Викторовича Бискапского Бог не обидел: высок, статен; с открытым, мужественным лицом. Я много слышал о нем нелестного. Он, знаете ли, был заядлый картежник и кутила — вечно весел, беспечен и пьян. А тут вдруг горько опечален, в глазах грусть и усталость. Тем и запомнился мне в тот день.
— Чем же он был опечален?
— Жена у него была известнейшая певица Анастасия Бяльцева. Редкой красоты женщина; удивительный голос… Незадолго до нашего знакомства с Бискапским она скончалась. А спустя месяц он вышел в отставку и, кажется, организовал акционерное общество на Дальнем Востоке. Что-то связанное с добычей нефти. Однако вскорости Высочайшим повелением был назначен старшим штаб-офицером в Иркутский Гусарский полк, с коим и выступил на фронт. В шестнадцатом году мы встретились на огневом рубеже и трое суток провели в блиндаже под постоянным артобстрелом. Бискапский тогда командовал лейб-гвардии Московским полком, а я был начальником штаба 6-й пехотной дивизии, что стояла рядом. После двух революций, в водовороте стремительных событий мы надолго потерялись. Он воевал севернее Одессы, я — под Новороссийском, позже в Крыму. В третий раз судьба нас свела в девятнадцатом, где-то южнее Белой Калитвы — в штабном поезде Петра Николаевича Врангеля. В конце февраля под хутором Рубежным меня ранило в пешем бою, и до апреля пришлось проваляться в санитарном вагоне. Помнится, лежал в бинтах, вспоминал довоенную жизнь, семью… И вдруг шумно распахивается дверь купе; на пороге — сияющий красавчик Василий Викторович. В чистеньком генеральском мундире, при крестах, с Георгиевским оружием.
— Он приезжал навестить вас?
— Нет, что вы!.. Мы были не друзьями, но приятелями. Он приезжал к Петру Николаевичу — от него, должно быть, и узнал о моем ранении. Вот и зашел проведать, а заодно поздравить с только что присвоенным мне генеральским чином.
— Вам известно, с какой целью они встречались в штабном поезде?
Дьяконов снова мотнул головой и затушил папиросу. С минуту в комнате было тихо. Потом полковник из «СМЕРША» поднял тяжелый взгляд и, не сдерживая неприязни, то ли спросил, то напомнил:
— Врангель был немцем.
Царский генерал усмехнулся:
— Многих знавал я немцев — по большей части порядочные были люди. За Государство российское радели не меньше нашего: и германцев в Первую мировую превосходно били, и пулю себе в лоб пускали, прочитав Манифест об отречении Государя. К тому же барон происходил из старинного скандинавского рода, а вырос на Дону.
— Товарищи, мы отклоняемся от темы, а времени остается все меньше, — вернул беседу в нужно русло Виноградов. — Василий Авраамович, теперь, пожалуйста, о вашей жизни после гражданской войны. И о вашей последней встрече с Бискапским.
— После эвакуации белой армии из Крыма я с остатками своей дивизии провел несколько месяцев в эмигрантском поселении на острове Лемнос. Затем по просьбе Петра Николаевича отбыл в Варшаву для устройства и размещения наших солдат и офицеров. В этом качестве прослужил около трех лет, однако в двадцать четвертом году из-за тяжелого финансового положения военное представительство в Польше закрылось. Перебрался сюда — в Данциг. Снял простенькую комнату, нашел работу: сначала в механических мастерских местного порта, затем в городском почтамте. Не жил, а так… существовал. Прошлого не вспоминал, в политику не лез. Тем удивительнее стало появление в январе прошлого года молодого рыжего немца, повадками походившего на агента-вербовщика. Он подсел за мой столик в крохотном кабачке, представился Гансом; был любезен и говорлив. Через полтора часа, прилично влив в себя спиртного, предложил поработать на оккупационные власти. Я наотрез отказался от такой «чести», и он тут же откланялся. А спустя неделю под окна моей комнатушки подъехала машина, в дверь постучали. Почему-то сразу подумалось о связанности странного позднего визита с тем рыжим нацистом…
— Вас арестовали? — предположил Илья Валентинович.
— Нет. Открыв дверь, я к превеликому удивлению обнаружил Бискапского. Постаревшего, седого, с потухшим взором и будто ставшего ниже ростом. Мы как старые товарищи обнялись. Я пригласил войти, снять плащ, присесть. Отговорившись спешкой, он выпил рюмку водки и… внезапно огорошил предложением.
— Так-так. Дальше, пожалуйста.
— Иронично пройдясь по моему бедственному положению, он без церемоний перешел к делу и по секрету поведал о неком теплом местечке в Германии. Сознаюсь: нищета вымотала, выжала из меня последние соки. И я согласился с условием, что работа никоем образом не свяжется с нынешней войной против России.
— У вас было время до появления Бискапского, — неожиданно вмешался контрразведчик. — Почему же вы не скрылись?
— Я не ждал каких-либо предложений — кому нужен шестидесятилетний старик? И потом… куда я, по-вашему, скроюсь? Всюду война, всюду те же немцы…
— Вернемся к главному, — взволнованно расстегнув пуговицу воротника гимнастерки, покривился Виноградов, явно недовольный назойливостью сотрудника «СМЕРША». — Бискапский повез вас в Германию?
— Да, на западной окраине Данцига нас дожидался скоростной почтовый «Хейнкель». После двух часов полета мы приземлились в северо-западной Германии — неподалеку от небольшого города Мюнстер. А еще через двадцать минут я оказался на закрытой территории особо засекреченного объекта.
— Как назывался этот объект? — подался вперед один из заместителей Виноградова.
— «Зона SS12-01».
Разведчики переглянулись.
— С этого места, пожалуйста, подробнее и по порядку, — мягко потребовал советский генерал.
— Я пытался дознаться о подробностях предстоящей работы еще в самолете. Из скудных и уклончивых ответов Василия Викторовича понял следующее: в течение нескольких лет особая команда немецких ученых по приказу Генриха Гиммлера трудилась над созданием людей, наделенных необычными способностями. В исследованиях использовались самые различные материалы из Тибета, Южной Америки, России…
