— Разрешите вопрос капитану? — вызвался Константин.
— Пожалуйста, — кивнул Воронов.
— Это правда, что вы, капитан…
— Вроде мы договорились разговаривать на «ты», — прервал его Савелий.
— Хорошо. Правда, что ты, Сергей, за несколько секунд вылечил Никифора, как он сам сказал, или это была «хитрая» травма, так сказать, дипломатического свойства? — Константин спросил таким тоном, что стало ясно: Никифору он не верил.
— Знаете, друзья, мне очень понравилось то, что сказал Воронов, — спокойно начал Савелий. — Некоторых из вас ожидают смертельные испытания, и потому ложь в наших отношениях недопустима. Помните слова мудреца: «Единожды солгавший — кто тебе поверит?» Вот я и предлагаю вам: сами не лгите и верьте другим, по крайней мере до тех пор, пока не обманут…
— Извини, но ты мог бы сейчас доказать, что ты его действительно вылечил, а не он тебе подыграл? — Константин хитро прищурился.
— Хотя я и не люблю ничего никому доказывать, но если ты так настаиваешь, то, конечно же, могу пойти тебе навстречу. — Савелий пожал плечами. — Только при одном условии!
— Каком еще условии? — насторожился парень.
— Судя по всему, ты из тех, кто верит только собственным ощущениям, не так ли?
— В общем, так…
— Значит, чтобы я мог доказать свою правоту, мне необходимо именно твое участие. Справедливо? — обратился Савелий к остальным.
— Конечно!
— Правильно!
— Логично, — подытожил Матросов и ухмыльнулся: вероятно, он уже догадался, каким будет это условие.
— И что мне нужно делать? — решился после недолгих колебаний Константин.
— Сейчас при всех я тебя ударю, и ты получишь примерно такую же травму, а потом я ее вылечу.
— Как это? — растерялся парень.
Все расхохотались: вид у Константина был несчастный. Похоже, он сильно пожалел, что сунулся со своим вопросом. Неожиданно его выручил розовощекий крепыш.
— Можно мне сказать? — Он медленно встал.
Савелий видел его во время поединка, но кто это — не знал, а потому вопросительно посмотрел на Воронова.
— Это Жора, тот, что на кухне сегодня дежурит, — шепотом пояснил Андрей.
— Прошу, — кивнул Савелий. — Только представься, пожалуйста!
— Поподробнее?
— Естественно, — подтвердил Савелий и улыбнулся. Он догадался, что именно сейчас предложит Жора, поскольку заметил его перебинтованный палец.
— Георгий Мордвинцев. Тридцать четыре года. Полтора года в Афгане. Ранения хватал как блох, но, к счастью, все были легкими. Сейчас работаю в фирме «Герат», в отделе личной охраны. До Афгана служил в спецназе, поэтому владею обычным «спецназовским набором»: различными школами восточных единоборств, любыми видами оружия, хорошо знаю подрывное дело, люблю кашеварить… Что еще? — он пожал плечами.
— Языки?
— Только русский, — гордо сказал он и добавил: — Пока меня это устраивало.
— Ладно. Что хотел предложить?
— Я во время поединка видел момент травмы: распухло колено или нет, мне судить трудно — далековато сидел. Только не подумайте, что я не верю. Я верю! Но верю, как говорится, сердцем, а хотелось бы убедиться на деле, — сказал он, и вокруг послышался одобрительный гул.
— Понимаю. И что?
— Если коленка действительно опухла, значит, были какие-то внутренние повреждения, ну там… капилляры лопнули, сосуды разные…
— Хочешь сказать, что были какие-то физические повреждения?
— Вот именно. — Он улыбнулся. — А коль так, то вот! — Он поднял вверх указательный палец.
Савелий вспомнил чеховский рассказ «Хамелеон» — о том, как собака укусила за палец золотых дел мастера Хрюкина. Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, — столь комично выглядел Жора. Видимо, не один он вспомнил.
— Вроде собак на базе нет… — с нарочитой задумчивостью проговорил Матросов, и все рассмеялись.
— А меня никто и не кусал! — Жора, казалось, собирался обидеться, но, раздумав, пояснил: — Это я порезался, когда лук чистил.
— Понял, — снова улыбнулся Савелий. — Георгий предлагает мне вылечить его палец, правильно?
— Абсолютно, — облегченно вздохнул Жора и победно оглядел присутствующих, словно ожидая их одобрения.
— Хорошо, я согласен, но только предупреждаю всех: не надо при любых пустячных ранках ко мне бежать. Развязывай свой палец!
— Сейчас тебе его оторвут, — хихикнул Константин.
— Ну и что? Зато болеть перестанет, — усмехнулся Георгий и стал решительно разматывать бинт.
Савелий прекрасно понимал, что сейчас от его успеха зависит очень многое: коллектив должен безоговорочно поверить своему учителю, наставнику, инструктору. В противном случае сколько бы ни тратилось времени на занятия, результат будет нулевой или минимальный. «Закрывать» раны гораздо сложнее, и Савелий внутренне начал настраиваться еще до того, как к нему подошел «пациент».
Порез оказался действительно глубоким, и Савелий поднял Жорину руку повыше, чтобы палец был виден всем.
— У кого есть желание проверить чистоту эксперимента? — с иронией спросил он.
— И так видно, — махнул рукой Матросов. — Колдуй, капитан!
Не обращая внимания на его насмешливый тон, Савелий на мгновение прикрыл глаза, зажал больной палец в своем кулаке и мысленно представил, как срастаются сосуды и капилляры, как постепенно уходит небольшое онемение, исчезает боль. Выражение лица «пациента» за эти несколько минут менялось несколько раз. Сначала насмешливое недоверие, потом чуть заметный страх — вдруг будет еще больнее? — потом любопытство и, наконец, восторг и недоумение…
— А ведь правда не болит! — воскликнул он, и, когда Савелий отпустил его руку, Жора уставился на свой палец, начал вертеть им и осматривать со всех сторон. — Не верю своим глазам! Чертовщина какая-то! Куда делся порез?
— Ты что, уже соскучился по нему? — Савелий вытер со лба выступивший пот. — Хочешь, обратно верну?
— Ну уж, дудки! — воскликнул Георгий и так быстро сунул руку в карман, словно боялся, что Савелий и впрямь сейчас вернет порез.
Все рассмеялись, но смех вышел каким-то натянутым.
— Ну что, теперь-то поверил? — спросил Воронов Константина.
— Как тут не поверишь? — серьезно ответил Константин. — Перед всеми даю слово: никогда больше не буду сомневаться в ваших словах, товарищ капитан.
— Мы вроде договорились на «ты», — напомнил Савелий.
— Извините, товарищ капитан, но я теперь, после того, что увидел, не смогу обращаться к вам на «ты». — Он говорил сконфуженно, но искренне.
— Как хочешь, — пожал плечами Савелий. — Ладно, позабавились немного, и достаточно. Займемся делом.
— Ничего себе, позабавились, — фыркнул Матросов, все еще находясь под впечатлением от увиденного.
— Согласен, неправильное слово подобрал. — Савелий прекрасно понимал состояние присутствующих, исключая Воронова, который видел кое-что покруче, но он не хотел слишком долго задерживаться на этом. — Скажем так: отвлеклись немного. Действительно, парни, займемся делом! Вот ты, к примеру. Матросов: давай познакомимся поближе!
— А что я? У меня все, как и у всех. Тридцать шесть лет, из них три отдал Афгану. Ранен не был. Бог миловал, а может, потому, что специально на амбразуры не прыгал, как мой тезка…
— Жалеешь, что ли? — в шутку бросил Константин.
— А что жалеть-то? — серьезно ответил Александр. — Конечно, тезка мой в памяти людской остался навечно. Но мне бы хотелось, чтобы обо мне помнили не как о герое, а как о надежном парне, с которым всегда было весело и легко. До армии выступал за «Динамо» в вольной борьбе и самбо, иногда закрывали мной и дыру в боксе по моему весу. В армии меня сразу отобрали в спецназ. В Афганистане определили в разведбатальон, службу закончил командиром взвода разведчиков, в чине старшего лейтенанта. В настоящее время возглавляю у Олега оперативную часть…
— Если не секрет, что заставило тебя согласиться на предложение майора Воронова? — в лоб спросил Савелий.
— Почему секрет? — скривился он. — Мне воздуху не хватает! Простора для мысли! — воскликнул он с таким азартом, что сразу же напомнил одного из киношных героев, который рвал на себе тельняшку и кричал: «Жора, плюнь за пазуху — морская душа не может жить без моря!». Потом спокойно добавил: — Опасностей захотелось.
— Хорошо, а языки?
— Немного говорю на фарси, английский знаю лучше. А еще могу объясняться с глухонемыми.
— Спасибо. Теперь ты, — кивнул Савелий на парня, сидевшего рядом с Матросовым.
Тот медленно поднялся, и оказалось, что росту в нем никак не меньше метра девяносто. Перехватив взгляд Савелия, он сразу же уточнил:
— Метр девяносто три. Иван Калуга, тридцать два года, год Афганистана, два тяжелых ранения…
— За год? — удивился Савелий.
— Нет, за три. Сразу же по призыву меня определили в Кремлевский полк, но потом в нем побывала какая-то шишка из ЦК, которая заявила: «Кремлевский полк особый, и в нем все должны быть одного роста!» Тогда меня сунули в морскую пехоту, там я тоже кому-то не понравился. Потом
