преступником. А до этого он лишь подследственный, подозреваемый и обвиняемый.
– Надеюсь, что теперь вы мне объясните, в чем меня подозревают. Арестовали без всяких объяснений. Сижу в полном неведении.
– Разумеется. – Буров, развязав тесемки, открыл картонную папку, которую принес с собой. – Приказ задержать вас пришел из Москвы. Пока никто ничего не знает, кроме вашего контрразведчика капитана Серова…
– Ах Серов! – усмехнулся генерал. – Ну, это многое объясняет.
– У вас с капитаном Серовым не было взаимопонимания? – сразу же спросил Буров. – Или произошел межведомственный конфликт?
– Вы называете межведомственным конфликтом ситуацию, когда командира корпуса пытаются лишить права единовластия, как того требует Устав РККА. Хорошо еще, что у нас с вашим Серовым не дошло до грубостей и откровенного хамства. В других частях и такое бывает. Но в этом заслуга лично моя, а не вашего капитана.
– К сожалению, товарищ генерал, такого рода люди встречаются всюду, в любой организации. И в нашей с ними борются, избавляются от неумелых сотрудников, от которых больше вреда, чем пользы. Однако всегда есть две чаши весов. На одной – личные качества человека, поступки, продиктованные именно личными качествами. И с этим бороться можно, можно человека воспитывать, убеждать его. Всегда есть возможность исправить его поведение и избегать в дальнейшем негативного влияние личных качеств. А есть деловые качества, профессиональные способности. Вот это и является определяющим. Из-за низкого профессионализма и у нас, и у вас с сотрудниками расстаются решительно и безоговорочно. Вопрос только времени, потому что нет возможности быстро найти замену.
– Ваши рассуждения кажутся мне разумными, – с некоторым удивлением заметил Максимов. – Надеюсь, вы меня и в дальнейшем не разочаруете.
– Хочу напомнить вам, товарищ генерал, что цель моего приезда несколько иная. Я хотел бы задать вам ряд вопросов, на которые хотел бы получить исчерпывающие ответы. От нашего с вами взаимопонимания зависит сейчас не столько ваша судьба, что немаловажно. От этого зависит, насколько быстро мы сможем что-то противопоставить фашистской разведке, нейтрализовать ее действия на этом участке фронта. Поверьте, ваша личная судьба – это лишь маленькая толика всех проблем, которые возникнут здесь, в пределах вашей армии, и даже больше того, на этом участке фронта, который именуется Курским выступом.
– Вы хорошо оцениваете ситуацию, – серьезно ответил Максимов. Он поднялся с кровати и подошел к столу без разрешения, снова демонстрируя железную выдержку, свою волю и статус, уселся на стул напротив Бурова. – Я вас слушаю. Что произошло и при чем тут я?
– Два дня назад в тылах вашего корпуса с немецкого самолета были выброшены на парашютах пять авиационных контейнеров. Посты наблюдения точно зафиксировали, что самолет был немецкий и пришел из-за линии фронта. Он был обстрелян зенитной артиллерией, о чем есть записи в журнале боевых действий соответствующего подразделения. В воздух подняли звено истребителей, но вражеский самолет, пользуясь низкой облачностью, сумел уйти к своим. Я вам так подробно рассказываю, товарищ генерал, потому, чтобы у вас не возникло надежды, что имеет место случайность или ошибка.
– Не думаю, что здесь ошибка, – неожиданно согласился Максимов. – Я действительно отправил в район, где были замечены парашюты, комендантскую роту и роту мотоциклистов под командованием капитана Серова. Были основания полагать, что с самолета выбросили десант. Оперуполномоченный Смерша Серов должен был прочесать местность и захватить вражеских парашютистов.
– Не было парашютистов, – пояснил Буров.
– Простите? – Генерал удивленно уставился на офицера Смерша. – То есть как не было? В каком смысле не было? Серов меня обманул – ложное сообщение о парашютистах? Но мне об этом раньше Серова доложил помощник начальника штаба…
– Все правильно, – кивнул майор. – Доложили вам правильно. И парашюты видели. Только парашютистов не было, а были пять контейнеров. А в них специфический набор, предназначенный для разведывательно-диверсионной группы в нашем тылу. Оружие, советские деньги, бланки советских документов, одежда разного вида, батареи для радиостанции. Однако самое интересное и удивительное – это несколько документов с фотографиями. Я вам покажу снимки этих документов, а вы мне скажете, что это может означать и как к этому относиться. Надеюсь, вы согласитесь, что ваш арест и данный допрос – вполне оправданные меры в такой ситуации.
Максимов рассматривал фотографии документов, найденных в авиационных контейнерах, и все больше хмурился. Ни паники, ни возмущения! Буров наблюдал за генералом, но выводы делать не спешил. Внешние реакции – дело тренировок и способность владеть собой.
– Нелепо и странно, – наконец заговорил генерал. – В этом нет никакого смысла!
– Ну почему же, – Буров пожал плечами. – Смысл как раз есть. Вы завербованы и успешно работаете на немцев. В преддверии больших событий вам дают возможность сделать последний шаг, чтобы сорвать планы советского командования, а затем с помощью этих документов вы скрываетесь вместе с тремя своими помощниками. Причем предусмотрены варианты: либо скрыться здесь и дождаться прихода немцев, либо перейти линию фронта, или сдаться во время боя. На этот случай у вас тоже есть документы.
– Но как же… – Максимов повысил голос, однако, посмотрев на майора, замолчал. Бросив на стол фотографии, генерал откинулся на спинку стула и уже спокойно заявил. – Я понимаю, что во многом вы должны соблюсти заведенный порядок. Предъявить мне свои доводы, услышать ответы: признания или возражения. Хорошо, давайте по вашим правилам. Я официально вам отвечаю, могу сделать это письменно: я никогда и ни при каких обстоятельствах не имел контактов с немецкой разведкой, не был завербован и не совершал действий, которые могут быть расценены как измена Родине и работа на вражескую разведку. Все предъявленное мне, на мой взгляд, провокация немецкой разведки, имеющая целью сорвать планы советского командования и очернить меня в глазах моих командиров и подчиненных.
– Я вас понял, – складывая в папку фотографии, ответил Буров. – Пока я не буду задавать вам вопросы, хотя их уже очень много. Мне нужно самому сформулировать свое собственное мнение обо всем происходящем. И проверить сотни фактов.
– Очень надеюсь, что вам удастся докопаться до истины, товарищ майор.
– Какой бы она ни была? – Буров обернулся уже у самой двери камеры.
– А правда бывает только одна, – усмехнулся Максимов. – Без вариантов и ссылок на обстоятельства.
Судя по обгоревшим остаткам строений, в селе сохранилось меньше половины домов. Да и те, что остались целы, выглядели жалкими: выбитые стекла, содранные крыши, заросшие травой дворы. Почти не осталось заборов – они пошли в печку в тяжелые зимние месяцы, а может, и в топку полевых кухонь немцев.
Через Поповку фронт проходил четырежды. По всем законам войны от деревни вообще ничего не должно было остаться. Спасло ее то, что в самой деревне не было
