Мазнув по экрану пальцем слева направо, я снимаю блокировку и задумываюсь. Сообщение для Ал я посылала в семь. Интересно, она успела его прочесть? Если она столь же привязана к «Фейсбуку», как и половина наших сверстниц, то наверняка зашла на свою страничку прямо с работы, едва пискнул ее смартфон, уведомляя о новой весточке. Могла даже ответить…
Под смех Уилла и вторящий ему детский голосок я логинюсь через свой фейсбучный аккаунт.
Иконка сообщений наверху экрана по-прежнему синяя. Ноль новых писем, в том числе от Ал. Поди, даже не прочитала. Только я собралась было выйти, как обратила внимание, что в браузере открыта еще одна вкладка. Уилл, оказывается, до меня читал какой-то таблоид, хотя сам их ругает на чем свет стоит. Я касаюсь ярлычка.
Один лишь заголовок занимает не меньше трети экрана.
ОБЕСЧЕЩЕНА, ПРЕДАНА И БРОШЕНА НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ. АНГЛИЧАНКА ЧУДОМ ВЫБИРАЕТСЯ ИЗ ЛАП СЕКТАНТОВ, ЧЕЙ КУЛЬТ СТОИЛ ЖИЗНИ ДВУМ ЕЕ ПОДРУГАМ.
Александра «Ал» Гидеон, двадцатипятилетняя жительница Лондона, делится своими воспоминаниями о «путешествии мечты», которое обернулось адом для нее самой и трех ее подруг: 26-летней Дейзи Гамильтон и 25-летних Линны Купер и Эммы Вулф. Сейчас, в эксклюзивном интервью нашему спецкору Джил Маккинзи, Ал окончательно проясняет, что же случилось с ними в Непале и что может стоять за таинственным исчезновением Дейзи и Линны…
Я прекращаю читать. Потому что уже знаю, что идет там дальше. Это то самое интервью, которое Ал продала газетчикам; оно же причина нашей размолвки, затянувшейся на четыре с половиной года.
Почему Уилл этим заинтересовался? Чем и как заметка могла напомнить ему обо мне? Да ничем. Хотя…
Я лезу в задний карман, но давешнего письма там нет. Оно до сих пор лежит в моих рабочих штанах, на полу ванной комнаты, то есть там, где я разделась, прежде чем лезть под душ. А вдруг та личность, что послала мне письмо, вышла на Уилла с заявлением, мол, Джейн вовсе не та, за кого себя выдает? Ага… И это как раз объяснило бы, почему он не перезванивал битых два часа: сидел, надо думать, в Интернете, копал материал…
Над головой скрипит половица.
Если только за всем этим не стоит он сам…
Я беру одну из школьных тетрадок, что разбросаны на кофейном столике, и пролистываю страницы. На одной из них карандашом изображено некое растеньице, чьи разнообразные части – стебель, листья, лепестки и прочее – снабжены поясняющими подписями, сделанными детской рукой. Под рисунком синей пастой выведено: «Отличная работа, на пять с плюсом!»
Буквы уверенные, аккуратные, не слишком крупные.
Я хватаю свою сумку-«почтальонку», сую в нее тетрадку и ныряю в коридор.
– Уилл, прости! – кричу я снизу вверх, встав у лестницы. – Срочно вызвали на работу! Какое-то ЧП!
– Погоди, Джейн! – отзывается он. – Дай мне еще пару мину…
Но за моей спиной уже щелкает дверной замок, отсекая его слова.
Глава 11
Пятью годами ранее
– Берите себе по коврику и располагайтесь как дома, – говорит Айзек, приглашая нас в прохладную полутемную комнату. Голос у него глубокий и звучный, чуть подернут шотландской картавостью. – Рюкзаки можете положить где угодно, а я пока принесу по кружечке чя. Измучились, поди, пока добирались?
– Не то слово, – дарит ему ослепительную улыбку Дейзи, а когда он скрывается за дверью, с мучительным стоном освобождается от рюкзака, гулко роняя его на пол.
– Слушайте, это же зал для медитаций! – благоговейно шепчет Линна. – У них на сайте сказано, что они медитируют по три раза в день. А начинают в пять утра!
Ал смеется.
– Ну, значит, меня здесь не увидите.
Я оглядываюсь по сторонам, впитывая впечатления. Пол из темного полированного дерева; стены с фактурной штукатуркой под бирюзу украшены молитвенными флагами и китайскими фонариками. На том конце зала стоит громадный деревянный стол с внушительным золотым черепом посредине; справа от него я вижу бронзовый гонг, а слева выстроились церковные свечи на золотистых тарелочках. Под потолком стелется белесый дым, которым курятся десятки благовонных палочек, зажженных перед черепом; воздух словно загустел от пряного аромата жасмина.
– А вот и я. – Пригнувшись, Айзек минует дверную притолоку, внося в зал поднос, весь уставленный дымящимися металлическими чашечками.
Присев на корточки, он в первую очередь предлагает напиток Линне. Та аж расцветает и, выпрямив спину, милостиво ему улыбается, но тут же, словно спохватившись, прикусывает нижнюю губу. Ал, будто не веря происходящему, медленно разворачивается ко мне и делает во-от такие глазищи. За все семь лет, что мы с Линной общаемся, та ни разу не реагировала на мужчину подобным образом. Ее типичная реакция на мужика предполагает немедленную настороженность, после чего следует очередь саркастических замечаний, да и вовсе оскорблений, замаскированных под остроты. За все время нашего с ней знакомства она поддерживала отношения лишь с двумя парнями: один был старостой университетского кружка социалистов (с ним Линна ходила примерно полгода, после чего они расстались по неведомым причинам), а вторым был какой-то голландец, с которым она познакомилась на занятиях йогой после нашего переезда в Лондон. Впрочем, у них все закончилось уже через три месяца, когда он уехал обратно в свою Голландию. Ал клянется, что этот тип разбил Линне сердце, но на самом деле наша подруга никогда не обсуждает свои переживания. Даже с Ал. В отличие от нас троих, готовых на людях ковыряться в собственных сердечных скорбях до посинения, Линна отказывается обсуждать свою личную жизнь. Не человек, а репчатая луковица: поскреби ей поверхность, а там опять слой шелухи.
Айзек идет к Дейзи, где тоже присаживается на корточки, выставляя поднос. Та забрасывает свою гриву за спину и расправляет лопатки, беззастенчиво демонстрируя декольте. Она и не пытается спрятать влечение; помилуйте, с какой стати? Если Дейзи интересует какой-либо мужчина, она сразу дает это понять, а с ее длинными блондинистыми волосами, узкой талией и крепенькими сиськами мишень будет поражена в девяти случаях из десяти. В отличие от нас, ее ни разу не бросали. Она будет вываживать мужика до тех пор, пока не подсечет, но проделает это с закрытым забралом, не позволит сделать себе больно. Думаю, не надо быть психологом, чтобы догадаться, откуда растут ноги у такого поведения: мамочка оставила ее наполовину сиротой в возрасте шести лет.
А вот Ал, принимая чашку чая, лишь клюет подбородком. Айзек что-то говорит – я не разобрала, что именно, – Ал вдруг заходится смехом и делает жест, мол, «дай пять!». У меня будто обручем стягивает живот, когда Айзек поднимается и идет в мою сторону. Сама не знаю почему, но этот вполне привлекательный мужчина вызывает у меня чувство беззащитности или как минимум собственной неловкости. Во рту прямо-таки пересыхает, пока я готовлюсь обменяться с ним парой слов.
– Привет, Эмма. – Айзек вновь на корточках, на сей раз передо мной. Глаза у него ярчайшие, бирюзовые, обрамлены длинными ресницами и темными бровями. Он улыбается мне, передавая последнюю чашечку. – Всё в порядке?
– Конечно. – У меня немеют губы. – Лучше не бывает.
– Ну и славно. – Его взгляд соскальзывает мне на ноги. – Неужели упали по дороге?
– Д-да… но как вы…
– Так ведь порвали брючки-то.
Он легонько проводит пальцем вдоль всей прорехи у меня на штанах. Я вздрагиваю как от острой боли, хотя ссадина на коленке успела подсохнуть.
– Извините, не хотел. – Айзек отдергивает руку. – У Салли на кухне есть аптечка, так что…
– Спасибо, всё в порядке.
– О’кей.
Он тепло улыбается и встает. Пересекает зал, берет себе свободный коврик, перетаскивает его ближе к нам, где и садится, оказываясь по центру.
– Итак, – разводит Айзек руки в стороны, – добро пожаловать в «Эканта-ятру». Я знаю, вы все смотрели наш веб-сайт, так что мне нет смысла слишком долго распространяться, тем более что вы, конечно же, с нетерпением хотите в душ, поспать и так далее… Я основал «Эканта-ятру» три года тому назад, но не один, а в компании с Айсис, Черой и Йоханном, с которыми вы скоро познакомитесь. Мы встретились случайно, когда путешествовали порознь и остановились на одном и том же постоялом дворе в Покхаре. Каждый из нас искал нечто уединенное, своего рода прибежище вдали от суетного мира… Вот мы и решили, скинувшись, купить это место – по сути, просто кусочек земли и сарай на нем.
