Босх кивнул. Его взгляд был устремлен на пустую бумажную тарелку.
– Я вроде как облажался. Н-да, облажался.
Маккалеб помолчал. Порыв ветра сдул тарелку Босха со стола, и детектив смотрел, как она несется по улице.
– Ты все еще работаешь с тем лейтенантом?
– Не-а. Вскоре он как-то вечером вышел из дома и не вернулся. Его нашли в машине в тоннеле в Гриффит-парке, возле обсерватории.
– Он что, покончил с собой?
– Нет. Кто-то помог ему. Дело еще открыто. Формально. Босх посмотрел на Маккалеба. Маккалеб опустил взгляд и заметил, что серебряная булавка для галстука у Босха сделана в форме крохотных наручников.
– Что еще тебе сказать? – произнес Босх. – Все это не имеет никакого отношения к Ганну. Он был просто ложкой дегтя в бочке меда... если под бочкой меда понимать вздор, который называется судебной системой.
– Не похоже, чтобы у тебя было время покопаться в его прошлом.
– Совсем не было. Все, что я тебе рассказал, произошло за восемь или девять часов. Впоследствии – учитывая, что произошло, – я этим делом не занимался, а его отпустили.
– Но ты не сдался. Джей говорила, что ты посетил его в вытрезвителе накануне убийства.
– Верно. Он попался на пьянстве за рулем, когда пытался снять шлюху на Сансете. Его забрали и позвонили мне. Я пошел взглянуть, немножко потрясти его, проверить, готов ли он заговорить. Но этот тип был мертвецки пьян, просто валялся на полу в луже блевотины. Вот так. Мы, можно сказать, и не общались.
Босх посмотрел на недоеденную сосиску Маккалеба, потом на часы.
– Прости, но это все. Ты будешь доедать, или пойдем?
– Еще пару кусков, еще пару вопросов. Хочешь покурить?
– Бросил пару лет назад. Курю только в особых случаях.
– Неужели на Сансете повесили плакат "Ковбой Мальборо стал импотентом"?
– Нет, жена предложила бросить вместе. И мы бросили.
– Жена? Гарри, ты полон сюрпризов.
– Не волнуйся так. Она пришла и ушла. Зато я больше не курю. Не знаю, как она.
Маккалеб только кивнул, чувствуя, что вторгся в чужую личную жизнь. Он вернулся к делу:
– Есть какие-то предположения, кто его убил?
Маккалеб откусывал от сосиски, когда Босх ответил:
– Могу предположить, что он повстречал человека вроде себя. Человека, который где-то переступил черту. Не пойми меня неправильно, я надеюсь, что вы с Джей найдете его. Но пока что этот человек – будь то он или она – не совершил ничего, из-за чего я бы сильно расстроился. Понимаешь, что я имею в виду?
– Забавно, ты сказал "она". Думаешь, убийцей могла быть женщина?
– Я слишком мало знаю. Но, как я сказал, он охотился на женщин. Может быть, одна из них положила этому конец.
Маккалеб просто кивнул, не в силах придумать, о чем бы еще спросить. В любом случае на Босха он особо и не рассчитывал. Связь с ним хотелось восстановить по другой причине.
– Ты вспоминаешь девочку с холма, Гарри?
Он не хотел произносить вслух имя, которое дал ей Босх.
Босх кивнул:
– Она всегда со мной. Как и все остальные.
– Так ничего... никто так и не искал ее?
– Нет. Я еще раз пытался поговорить с Сегеном. Приехал к нему в прошлом году, примерно за неделю до того, как его посадили на электрический стул. Он лишь посмеялся надо мной. Словно знал, что это последнее, в чем он сильнее меня. Так что я встал и, уходя, пожелал ему греться в аду. Представляешь, что он мне ответил? "Я слыхал, это теплое местечко". – Босх покачал головой. – Ублюдок. Я ведь приехал в выходной. Двенадцать часов в машине, и кондиционер не работал.
Он посмотрел прямо на Маккалеба, и тот почувствовал тесную связь с этим человеком.
В кармане лежащей на соседней скамейке ветровки зачирикал телефон. Маккалеб поспешил развернуть куртку, отыскал карман и взял трубку. Это оказалась Брасс Доран.
– У меня есть кое-что для тебя. Не много, но хоть что-то для начала.
– Могу я перезвонить через несколько минут?
– Я в центральном конференц-зале. Мы собираемся устроить "мозговой штурм" по одному делу, и я лидер. Так что освобожусь, наверное, через пару часов, не раньше. Перезвони вечером мне домой, если сейчас...
– Нет, не отключайся.
Он опустил телефон и посмотрел на Босха:
– Важный звонок. Поговорим позже, если что-то всплывет, хорошо?
– Конечно.
Босх встал. Кока-колу он собирался забрать с собой.
– Спасибо, – сказал Маккалеб, протягивая руку. – Удачи на процессе.
– Пожалуй, удача нам понадобится.
Маккалеб смотрел, как он уходит по дорожке, ведущей к зданию суда. Потом снова поднес трубку к уху:
– Брасс?
– Здесь. Итак, ты говорил о совах вообще, верно? Это не особенный вид или порода, верно?
– Верно. Думаю, просто сова вообще.
– Какого она цвета?
– Э-э... в основном коричневая. Спина и крылья.
Он достал из карманов пару сложенных листочков из блокнота и ручку. Оставил недоеденную сосиску и приготовился писать.
– Итак, современная иконография. Сова – символ мудрости и истины, символизирует знание, общую картину в противоположность мелким деталям. Сова видит в темноте. Другими словами, видеть в темноте – значит видеть истину. Она изучает истину, следовательно, получает знания. А от знания идет мудрость. Уловил?
Записывать это Маккалебу не требовалось. Доран говорила очевидные вещи. Но просто чтобы не терять мысль, он записал строчку.
Видеть в темноте = Мудрость.
Потом подчеркнул последнее слово.
– Так, превосходно. Что еще?
– Это в основном то, что я наскребла по современному применению. Но если отправиться в прошлое, становится весьма интересно. Наша подружка сова раньше была плохой девчонкой.
– Рассказывай.
– Доставай карандаш. Сова неоднократно встречается в искусстве и религиозной иконографии с раннего Средневековья до позднего Возрождения. Ее часто изображали в религиозно-аллегорических произведениях: росписи, церковные витражи и тому подобное. Сова была...
– Хорошо-хорошо, Брасс, но что она означала?
– Подхожу. Иногда в ее значении возникали нюансы, но, по существу, она была символом зла.
Маккалеб записал.
– Зло. Хорошо.
– Я думала, ты обрадуешься.
– Просто ты меня не видишь. Я стою на руках. Что еще?
– Дай мне пройти по всему списку. Он составлен из фрагментов, критической литературы по искусству того периода. Встречаются ссылки на изображения сов как символа, я цитирую: рока, врага невинности, самого дьявола, ереси, глупости, смерти и несчастья, тьмы и, наконец, страданий человеческой души в ее неотвратимом пути к вечным мукам. Мило, а? Мне нравится последнее. По-моему, в четырнадцатом веке торговля чипсами с изображением совы на пакетах не пошла бы.
Маккалеб старательно записывал.
– Продиктуй еще раз последнее.
Она повторила, и он записал дословно.
– Так, теперь дальше, – продолжала Доран. – Есть еще кое-какие трактовки совы как кары за зло или кары за гнев. Так что в разные времена и для разных людей символ явно трактовался по-разному.
– Кара за зло, – повторил Маккалеб, записывая. – Он посмотрел на листок. – Что-нибудь еще?
– Этого недостаточно?
– У тебя там названы книги, где это как-то представлено, или имена художников и писателей, которые использовали так называемую птицу тьмы в произведениях?
Зашелестели страницы. Несколько минут Доран молчала.
– У меня тут немного. Книг нет, но могу сказать тебе имена некоторых упомянутых художников, и, возможно, ты накопаешь еще что-нибудь в Интернете или в библиотеке университета.
– Хорошо.
– Мне надо торопиться. Мы тут скоро начнем.
– Диктуй.
– Есть художник Брейгель, который нарисовал врата ада в виде огромного лица. В ноздре этого лица угнездилась коричневая сова.
– Прекрасно. – Маккалеб записал описание. – Продолжай.
– Еще двое, известные использованием совы как символа зла, это Ван Оостанен и Дюрер. Названий картин у меня нет.
