— Если хотим знать точно, — подвел черту Ларри, — надо дня два подождать и посчитать отказы. Но ориентировочно можно уже сейчас сказать. Муса, этот, с дальней стоянки, сколько работает? Три месяца? Значит, он продал около шестисот машин. Считайте, что с каждых наших двадцати машин он одну себе наваривает. За три дня работы человек зарабатывает себе на машину. Норма-ально! Похоже, что и у остальных то же самое.
— А вы куда смотрите?! — заревел Платон, весь вечер находившийся в состоянии кипения. — Понабрали ворья! Черт с ними, с деньгами! А если их какой-нибудь ОБХСС накроет с левыми бабками, отвечать кто будет? Я сколько раз говорил, чтобы не смели с клиентов деньги тянуть? Кто-нибудь контролирует, что у нас вообще происходит?
— А где я тебе других возьму? — набычился Ларри, заняв оборонительную позицию. — Им же машины надо продавать, а не мандарины и не пончики. Значит, должны разбираться. А те, кто разбирается, — все из автосервиса, у них целая наука по работе с клиентами выстроена. Ты думаешь, они этому только сейчас научились? Они с этим родились! Все эти фокусы ОБХСС еще сто лет назад были известны. Думаешь, их не пытались ловить? Еще как пытались! Да что-то не очень получалось. С чего ты решил, что у нас эта ловля будет лучше получаться?
— А мы и не должны никого ловить. — Платон не снижал тона. — Мы бизнесом занимаемся, а не сыском. Если воруют, значит, воровать выгодно. Сделай так, чтобы было невыгодно. Не страшно, а именно невыгодно!
Ларри развел руками и поглядел по сторонам.
— Слушай, я одну умную вещь сегодня уже придумал. Две умные вещи за один день — это для меня много.
— А здесь ничего особенного и не надо. Почему им деньги платят? Потому что у нас на машину — белая она, «зелень» или «мокрый асфальт» — цена одна. Что, трудно надбавку за модный цвет сделать? Или скидку за немодный? Официально! За «без очереди» платят? Посади дополнительно по паре механиков, им как раз на зарплату хватит и еще останется. Я сколько раз говорил, чтобы на каждой стоянке организовать установку сигнализации? Муса, сколько раз я про это говорил?
Машины выдают наши люди, и сигнализацию они же ставят, но за забором. Личный бизнес на наших машинах устроили. Это же наши деньги налево идут. Мы для этого, что ли, гробимся здесь, на Завод мотаемся? Хватит! Марик, все делаем по-другому. Записывай!
Марк встрепенулся и схватился за блокнот.
— Этих всех — выгнать в шею! Как только посчитаем возврат авансов. Чтобы духу их здесь больше не было! И впредь директоров будем набирать только из своих. Из Института! Давай вызывай Сережку Терьяна, кто там у нас еще был? Не умеют? Ни черта — научатся. Зато воровать не будут. Все стоянки выделить в отдельные предприятия. Они у нас будут брать машины на консигнацию и продавать.
Оптовые продажи — только через нас. Чтобы никаких агентских соглашений они больше подписывать не смели. Инкассация — только через нас. С каждой проданной машины — им процент. Как вознаграждение. С каждой установленной сигнализации — половина, к примеру, им, половина нам. С каждой антикоррозийки — тоже.
Дифференцированные цены — обязательно. Нужна гибкая система — хоть каждый день меняйте прейскуранты, но такого, как сейчас, чтобы больше не было. И дать жесткие планы: продаж — не меньше чем, сигнализаций — не меньше чем. Итак далее.
Выполнил — бонус, не выполнил — гнать в шею. И чтобы ни одной копейки наличных по стоянкам больше не ходило.
— А это как? — хором спросили Марк и Муса.
Платон кивнул головой в сторону Ларри.
— Расскажи.
— Тут так получается, — медленно начал Ларри. — В принципе нужен свой банк. Но пока можно и без него. Я уже с Промстройбанком кое-что проговорил. На каждой стоянке открывается его отделение. А мы, в свою очередь, открываем там свой счет. Вся наличка сдается в кассу банка. И она, стало быть, сразу у нас на счете. Без штампа банка о приеме платежа ни одна машина не выдается.
— Все равно сигнализация мимо банка пойдет, — заметил Муса.
— Поставим нормальных людей — не пойдет, — категорично заявил Платон. — Короче, обсуждать заканчиваем. Будет, как я сказал.
— Хотите, я вам смешное скажу? — спросил Ларри, когда они вышли из кабинета Платона. — Мы тут сидели, кричали, изобретали. А свои-то деньги я так и не поменял.
Марк и Муса переглянулись. Они тоже упустили из виду, что грядущее великое событие может затронуть их самым непосредственным образом.
— У тебя много? — осторожно поинтересовался Муса.
Ларри кивнул.
— Ну и что же теперь будем делать? — забеспокоился Марк.
— Знаете что, — сказал Ларри. — Притащите мне завтра все, что у вас есть. Попробую что-нибудь сделать. А кстати…
Он снова засунулся в кабинет Платона.
— Тоша, тебе завтра деньги менять не надо? Надо? Ну тащи их с утра сюда. Я займусь.
Каким образом Ларри умудрился обменять сумму, более чем в сто раз превышающую установленный лимит, он никому не рассказывал. Так что по-серьезному от павловской реформы пострадал только Марк, который месяца через три после окончания обмена случайно нашел дома в каком-то детективе пятнадцать сторублевок — старую заначку, про которую он давным-давно забыл.
А «Инфокар» от этой реформы только обогатился — он сделал решительный шаг на пути преобразования в холдинговую компанию, усовершенствовав свою структуру и проведя кадровую революцию. Правда, Ларри от этой революции был не в восторге, поскольку занявшие директорские должности кандидаты и доктора наук творили одну несуразную глупость за другой. Потом они немного притерлись, но Ларри раз и навсегда сделал для себя вывод, что иметь дело с жуликом, знающим, что такое бизнес, не в пример легче, чем с бессребреником, ничего в делах не понимающим. Потому что жулика можно поймать и отвернуть ему голову. Это дело нехитрое. Умный жулик, дорожащий своей головой, быстро усвоит правила игры.
Воровать, может, и не прекратит, но принесет намного больше, чем сопрет. А вот обучить бизнесу случайно взятого знакомого профессора — это совсем другое. Это не для слабонервных. Для такого подвига здоровье нужно. А особенно нужно здоровье, если профессоров нанимают одни люди, а за прибыли отвечает он, Ларри.
* * *
И Ларри поклялся самой страшной клятвой, что при первой же возможности он перетянет кадровую политику на себя.
Потому что кадры решают все.
…У меня ж никаких проблем с этим не было. Поеду на Оку, папа, точка там, еды и прочего с собой, как положено, дня на три. Лордик аж прыгает от счастья.
Постреляю, выхожу на третий день на пристань — и до Серпухова. А там Петр Захарыч уже ждет. Загружаемся и гоним в Москву. Назавтра первым делом начинаю оформлять. Дома все готово, холодильники забиты, сажусь — и две недели, не отрываясь, оформляю. У меня ж чего только не было! И тебе зайцы, и лиса, и белки… Птички там, утки-селезни, тетерева… Поставщики, на всяк случай, имелись. Один ханурик, к примеру, мне как-то трех лебедей припер. Не знаю уж, где взял. Ну там, барсуки, еноты — это я не считаю. Волки были, одного сам под Мещерой взял, двух принесли. Лосиную голову принесли — сохатый, дурак, где-то налетел на колючую проволоку, да там и остался. Деревенские мясо растащили, а знакомый рядом оказался, голову в багажник загрузил — и ко мне. Так вот две недели повкалываю на своем, а потом до следующего сезона сижу, жду, чего притащат.
Меня зна-али, не скажу, чтобы вся Москва, но кому надо — те знали. Обычно так — звонит кто-нибудь и просит: вот нам, мол, для украшения, для интерьера надо того-сего, пятого-десятого. Приезжай, говорю, выберешь. Ты ж понимаешь, если человеку для счастья в жизни только волчьего чучела не хватает, то остальное у него уже есть, и платить он будет не думая. Тут ведь первое дело в чем? Надо ему сразу товар лицом показать, чтоб выбор был. Вот тебе птички, вот зверьки, белочки-барсучки, вот хищники. Правда, все наше, русское, никаких, понимаешь, тигров с крокодилами. Поэтому я всегда штук двадцать в готовности держал — для показу, — а остальное хранилось в холодильнике. У меня ведь не один холодильник был, как у всех, а восемь! И все заготовками набиты. Тут как-то заявилась ко мне одна, по этому делу, ой, говорит, Костенька, зачем тебе столько холодильников? Я ей и говорю — люблю, дескать, пожрать, а в одном холодильнике у меня все не помещается. Она шасть в холодильник, а там лосиная башка и еще чего-то. Визгу было!
Ты плесни себе еще пивка, чего сидишь?
И вот заходит ко мне соседка, не знаю, видел ты ее или нет. Ленкой зовут.
Она в каком-то там НИИ работала, помнишь, наверное, такая светленькая, с ногами. С ней еще этот гулял, как его, ну из двадцать четвертого дома, в кожаном пальто. Не помнишь? Ладно, хрен с ним. Заходит. А я как раз клиента жду, пол помыл, птичек расставил, рога развесил, чайник нагрел. Зашла. Ой, говорит, Костя, да как же у тебя интересно, да как же ты это все делаешь, да куда ж потом деваешь. Я, значит, объясняю — это у меня такой личный бизнес, вот-вот клиент должен зайти, намекаю, в общем, что сейчас для бесед не время и хорошо бы ей идти дальше по своим делам, если же чего надо, то через часок — милости просим. А она шасть на диван, сидит и не встает. Можно, говорит, я посижу. У меня, говорит, к тебе есть серьезное предложение, и я хочу послушать, как ты с клиентом будешь разговаривать. Ну, я-то ее еще вот с таких пор знаю, считай, у меня на глазах выросла. Ладно, говорю, сиди, хрен с тобой. Другого кого точно погнал бы, а от нее чего прятаться, соседка все ж. Иди, говорю, построгай колбаски, хлеб порежь, поможешь клиента принять.
