То же самое случалось и с людьми из высшего общества, среди которых стало модно принимать гангстеров в своем доме, а иногда даже в постели. Еще бы, ведь эти господа умели так красиво говорить!
Многие честные граждане, видя, что у них установились светские или деловые контакты с мафиози, не находили в себе достаточно мужества, чтобы положить им конец. Излюбленным оружием мафии было насилие и шантаж, и она, не раздумывая, пускала в ход и то, и другое. Конечный результат не отличался разнообразием: мафия всегда уничтожала тех, кого использовала, выпотрошила и выбросила за ненадобностью.
В кино и прессе часто воспевался гангстерский романтизм и прославлялись патриотические деяния мафии. У Болана поперек горла стояли идиотские россказни о моральной чистоте мафиози и их рыцарском отношении к прекрасному полу, о заботе об обездоленных и щедром финансировании благотворительных обществ, о чувстве братского долга и строгом соблюдении внутренних законов Организации, о семейной добропорядочности и любви к ближним.
Черт возьми!
Болан достаточно хорошо знал мафиози, поскольку тесно общался с ними.
Все американские гангстеры — насильники, воры, террористы и убийцы. Одним словом — эгоистичные людоеды, которые плевать хотели на те законы, которые их не устраивали. Итальянская национальность была здесь совершенно ни при чем. Очень часто от этих деспотов-каннибалов страдали их соседи и родственники.
Болан не был ни психологом, ни социологом, и его совершенно не интересовало, почему в одном и том же квартале рождаются священники, художники и мафиози. Он считал, что исследованием причин этого явления должны заниматься профессора. Такие обязанности не входили в его функцию.
Мак Болан видел свою задачу в поиске мафиози, их нейтрализации и уничтожении. Его не стесняли принципы морали, и он не задумывался над проблемами насилия и права. Еще меньше его интересовали конституционные права тех, на кого он охотился, не говоря уже о сути американской судебной системы. Кстати, преступный мир так часто и ловко оперировал фразеологией законности, что при необходимости прикрывался ею, как щитом, в результате чего ни один федеральный правоохранительный орган не мог привлечь мафию к ответственности за все совершенные ею злодеяния.
Мафиози подкупали полицейских, какой бы высокий пост они ни занимали. Они имели собственных судей, адвокатов, советников, депутатов и правительственных чиновников. «Второе невидимое правительство» прикрывало и защищало их на всех уровнях американского общества. На всех, кроме одного.
Мафиози не имели иммунитета против Палача.
Мак Болан не был ни страстным последователем какой-либо идеи, ни идеалистом-романтиком. Просто он умел трезво смотреть на вещи, привык мыслить военными категориями и дал клятву защищать свою страну как от внешних врагов, так и от внутренних.
Мафиози относились ко второй группе.
Болан не видел разницы между мафиози и вооруженным противником в джунглях.
Мафия была тем врагом, присутствие которого постоянно ощущалось, и Болан намеревался сражаться с ней до тех пор, пока у него хватит сил, до самой смерти, используя в своей борьбе любые козыри.
К несчастью, ситуация в Сан-Диего грозила перерасти в открытое вооруженное столкновение, а этого Болан как раз хотел избежать.
Проблема, с которой он столкнулся, живо напомнила ему Вьетнам, где чуть ли не каждый день приходилось решать трагическую дилемму: чтобы поразить противника, иногда нужно было уничтожить деревню союзника.
До сих пор Болан успешно вел борьбу с обычными операциями преступного мира: переправка и отмывание грязных денег, различные преступные махинации. Он ясно видел перед собой противника и физически устранял его руководителей.
В Сан-Диего все общество могло оказаться втянутым в беспощадную схватку. Проведенная разведка принесла свои плоды, и Болан был очень обеспокоен полученными сведениями.
Ядовитые щупальца мафии жадно обвились вокруг чудесного приморского города и проникали все глубже и глубже в его плоть. Но последнего слова мафия еще не сказала, и ее вмешательство пока не нарушало спокойствие ничего не подозревающих горожан.
Но Болан слишком хорошо знал своего противника. За несколько дней он очень много узнал и о Сан-Диего. Теперь, к сожалению, он уже не мог обойти этот город стороной.
Добропорядочные видные граждане ходили по самому краю зловонной бездны-ловушки, сулившей им легкую наживу. Некоторые из них не отдавали себе в этом отчета и не подозревали о присутствии каннибалов, затаившихся в темноте, готовых на них броситься и сожрать со всеми потрохами. Они даже не догадывались, что кое-кто из их собратьев уже пал жертвой этих монстров в человеческом обличье.
Тщательно уложив магнитные ленты в небольшой несгораемый сейф, Шварц повернулся к Палачу. Он был серьезен и взволнован.
— Ну, что теперь делать? — вздохнул он.
— Мы снимаем осаду, — спокойно ответил Болан.
— Ты хочешь сказать что пора складывать вещи и сматываться? — спросил Бланканалес.
— Нет, мы идем на штурм города.
— Ну что ж...
Политик почесал нос и бросил взгляд на Шварца.
— И какой же будет первая цель?
— Яма, — коротко ответил Болан.
— Ах, яма...
— Вот именно.
Болан сунул в кобуру под мышкой огромный «отомаг».
— Это вроде той асфальтовой ямы, что рядом с Ла Бреа в Лос-Анджелесе?
— Очень похоже, — сказал Болан. — Только наша яма невидима.
Шварц и Бланканалес в недоумении переглянулись. Они уже привыкли к необычным высказываниям Болана, но на этот раз даже для них осталось загадкой, что же хотел сказать Болан.
— Кажется, в Ла Бреа нашли кости мамонтов и динозавров, — заметил Шварц.
— Наша дичь покрупнее, — заявил Палач.
— Это все та же спасательная операция? — поинтересовался Бланканалес.
— Больше, чем когда-либо, — подтвердил Болан.
Она была молода и красива — жена образцового гражданина, всеми уважаемого в Сан-Диего миллиардера — и пользовалась сомнительной славой светской львицы, пропустившей через себя всех городских проходимцев, о чем как-то раз сама хвасталась Лизе Винтерс во время телефонного разговора. Впрочем, она дала понять, что были еще и другие — в Мексике.
Пышные рыжие волосы с золотистым отливом каскадом падали ей на плечи. Ее глаза напоминали изумруды, вот только блеска в них не было. Длинное и стройное тело радовало глаз гармоничными выпуклостями и впадинами, расположенными в нужных местах. Она была по-настоящему рыжей, с молочно-бархатистой кожей, и палящее солнце относилось к ней особенно жестоко, поэтому она с головы до ног покрывала тело тонким слоем защитного крема. Крохотные пестрые плавочки от бикини едва прикрывали низ ее чуть выпуклого живота. Над резинкой виднелась узенькая полоска золотистых вьющихся волос. Вокруг не было ни души, и никто не мог любоваться ее великолепной обнаженной грудью.
И в то же время молодая женщина была начисто лишена сексуальности, что не без удивления отметил Болан.
Она лежала на спине поперек широкого пляжного полотенца, подсунув под голову надувную подушку, и хмуро смотрела на Болана. У ее ног сидел гигантский доберман-пинчер, похожий на тех, что он видел в доме у генерала Винтерса, и разглядывал Болана с таким же равнодушием, как и его хозяйка.
— Гром, сидеть, — лениво скомандовала она, хотя пес и без того сидел неподвижно, как сфинкс.
Затем она обратилась к Болану:
— Это частный пляж.
— Я знаю.
За исключением фуражки, он был одет так же, как и во время своего мини-круиза на борту «Безумства Тони».
Борт куртки с левой стороны заметно вздувался — там под мышкой в кобуре лежал здоровенный «отомаг», и Болан намеренно демонстрировал, что он вооружен.
Она посмотрела на него с некоторым интересом.
— Я могла бы подать на вас в суд за незаконное вторжение в частное владение, — заявила жена Максвелла Торнтона Палачу.
— Я это как-нибудь переживу.
Миссис Торнтон выпрямилась, отчего ее восхитительные груди соблазнительно качнулись, наклонилась вперед и погладила черного пса.
— Гром — мой телохранитель, — скучным голосом произнесла она. — Одно мое слово, и он вцепится вам в горло.
Ее подчеркнутое безразличие не могло обмануть Мака — она боялась. Болан сразу же понял это, так как собака напряглась и едва сдерживалась, чтобы не броситься на него. Сторожевой пес чувствовал малейшие изменения в настроении своей хозяйки.
— Гром, должно быть, превосходный охранник, — сказал он. — Очень жаль...
Собака привстала, подобрав под себя лапы, в ее раскрытой пасти устрашающе сверкнули огромные клыки.
Наступило молчание, потом любопытство пересилило испуг, и женщина спросила:
— Почему жаль?
— Жаль, что псы Хоули оказались не столь хороши.
