— Погоди, — опять продолжил Бланканалес. — Полковника убил Тони «Опасность». Он пошел к Хоули, чтобы совершить обмен. Полковник собирался отдать ему недостающие документы в обмен на фотографии. Но Тони убил его и сжег досье. Я думаю, полковник сражался до конца. Он умер, убитый выстрелом из своего собственного пистолета. Лиза сказала мне, что они дрались за пистолет... за пистолет полковника... Во всяком случае...
— Во всяком случае, он мертв, — сказал Болан. — И все кончено. Я сдал Тони «Опасность» в руки полиции Сан-Диего и я...
— Я прослушивал радиопередачи на частотах полиции, — внезапно произнес Шварц. — Там тоже наступила развязка. Я услышал это, когда ехал по 94-й дороге. В доме Максвелла Торнтона произошла перестрелка — полиция устроила там засаду. Тони «Опасность» убит, двое других мафиози тяжело ранены.
Болан вздохнул и начал перезаряжать опустевшую обойму «отомага».
— Значит, конец, — устало сказал он. — Думаю, что Торнтон примет мое предложение. Особенно теперь...
Бланканалес смотрел на почерневшие остовы машин на дороге.
— Да-а-а, — протянул он. — Что будем делать теперь?
Болан удивленно посмотрел на него.
— Собственно говоря, я направлялся в Филадельфию, когда получил от вас вызов.
— А что там, в Филадельфии?
— Там есть один тип, которого зовут Анджелетти.
Бланканалес присвистнул.
— Ах, этот! Тебе придется нелегко, сержант. Гаджет и я, мы могли бы...
— Вы могли бы вернуться домой, — сказал Болан тоном, не допускающим возражений. — В Филадельфии я должен поработать один.
Ветераны Команды Смерти понимали его.
— Ты знаешь, как нас найти, если мы понадобимся, — сказал Шварц.
— Конечно, — ответил Болан. — А пока укройтесь понадежнее и не мозольте глаза полиции. Это напоминает мне... э-э... скажем, старое доброе время.
— Верно, — сказал Шварц.
Бланканалес снял очень толстый широкий пояс и протянул его Палачу.
— Военный фонд, — объяснил он. — Я истратил немного. Все мои покупки — кое-какое снаряжение и вот этот «корвет».
— Не нужно, — проворчал Болан. — Оставьте деньги себе. Я возьму лишь то, что смогу положить в карман. Этого добра я могу достать столько, сколько захочу.
Шварц широко улыбнулся:
— Так у тебя нет проблем с кредитом? Сколько же ты у них выудил на сегодняшний день?
Болан улыбнулся в ответ:
— Не считал. Наверно, десятки миллионов. Это легкие деньги, они приходят и уходят... Их не жаль.
— Ну что ж, — начал Бланканалес, — думаю, мы могли бы...
— Открывайте свое дело, — посоветовал Болан.
— Что?
— Используйте военный фонд для организации предприятия. Давайте трезво смотреть на вещи. Вы серьезно рискуете, верно? Ну так пусть риск приносит доход.
— И какое же предприятие мы можем сделать? — спросил Шварц, которому эта мысль не показалась такой уж нелепой.
Болан пожал плечами.
— Ну, выберите себе что-нибудь подходящее. Я вижу несколько возможностей: промышленный контршпионаж, большие услуги маленьким странам. Вы парни тертые и хитрые. Если такая работа вас не устраивает...
Друзья переглянулись. Идеи, как пчелы, уже роились в их головах.
— И все же, — сказал Бланканалес, — если мы когда-нибудь понадобимся...
Болан улыбнулся и протянул им руку.
— Ладно, ребята, сматывайтесь. Гаджет, пусть фургон останется у тебя. Я найду себе другой.
Непродолжительный союз ветеранов и единомышленников прекратил свое существование.
Бланканалес и Шварц оставили Болана в одиночестве. Они прошли мимо закопченных и обугленных символов осады Сан-Диего, хлопнули дверцами своих машин и поехали на запад. А куда — одному Богу известно.
Мак Болан, обреченный до конца своих дней играть роль Палача, тоже устроился за рулем «феррари». Путь его лежал на восток. Он рассчитывал выехать на ближайшую автостраду и добраться до Филадельфии, где его уже ждал другой ад.
Отныне Хоулин Харлан, друзья и город Сан-Диего стали достоянием прошлого.
Будущее простиралось перед ним, как бесконечное поле боя, которое Мак называл про себя «кровавой тропой».
Только безумец мог вести такой образ жизни.
Только безумец или покойник мог от нее отказаться.
Болан мрачно улыбнулся, глядя на линию горизонта, чуть посветлевшую на востоке.
— Ну, посмотрим, кто кого, падаль, — пробормотал он.
Для Филадельфии такое начало не предвещало ничего хорошего...
