Я вышел в коридор и около самой двери замер, остановленный внезапным ощущением опасности. Несколько мгновений я стоял, слыша тяжкие удары сердца и прожигая взглядом дверь. В какой-то момент мне показалось, что в замке скребется ключ. Справившись с волнением, я бесшумно приблизился к двери и посмотрел в глазок. Из противоположной квартиры выходил худой парень в очках. Тот самый, который вчера вечером встречал Бабко.
— Все, Лен, я пошел! Пока!
Мазнув взглядом по двери, за которой я прятался, он побежал вниз по лестнице. Из его квартиры выглянула девушка, такая же худая, как он сам, и тоже в очках с толстыми стеклами, помахала ему рукой и закрыла дверь.
Я стоял и слушал, как стихают его шаги… Пока не понял, что они опять становятся все громче и громче. Когда очкарик снова выскочил на площадку, я вздрогнул.
— Лена, — заорал он. — Я книжку забыл! Лена открыла дверь, он исчез в квартире и через минуту вылетел обратно, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет. Сделав два шага, он резко остановился и вскинул взгляд на дверь квартиры Бабко.
Я смотрел ему прямо в лицо, боясь отойти от глазка и выдать свое присутствие.
Лицо очкарика выражало непонимание. Наморщив лоб, он мялся на месте, и я чувствовал, как ему хочется подойти и проверить дверь. Он так и сделал. Подошел, подергал ручку и нажал звонок. Неожиданный резкий звук заставил меня вздрогнуть, а потом я подумал, что у него вполне могут быть ключи — чтобы кормить котенка в отсутствие хозяина, — и мне стало холодно.
— Что там, Костя? — тревожно спросила Лена. Очкарик помотал головой и отошел к ступеням.
— Ничего, показалось. Все, я побежал!
— Больше ничего не забыл? А то я мыться буду.
— Пока!
На этот раз его шаги благополучно стихли внизу, а потом гулко хлопнула подъездная дверь.
Я метнулся на кухню, подождал и, присев на корточки, приник к окну в левом нижнем углу.
Очкарик, скорее всего, успел глянуть на окна — когда я увидел его, он открывал дверь своей иномарки. Перед тем как сесть, он опять обернулся и долго смотрел в мою сторону, но ничего подозрительного не заметил. Я подождал, пока его машина выедет со двора, и вернулся в коридор. Мне очень хотелось верить, что его Лена действительно пошла мыться, а не караулит меня за своей дверью.
Справившись с замком, я подавил в себе желание броситься по лестнице со всех ног и начал тихо спускаться.
Миновав три пролета, я достал сигареты и решительно вытряхнул весь украденный мусор.
На душе у меня было гадко. Я закурил и пошел дальше.
По идее, мне надо было дойти пешком до ближайшей остановки и уехать общественным транспортом. Но я доплелся до серого БМВ и плюхнулся на сиденье, чувствуя себя абсолютно опустошенным.
Мне казалось, я пробыл в квартире не больше двадцати минут, а Марголин спросил:
— Тебя там что, понос пробрал?
— Золотуха.
— Что? — Он включил двигатель. — А-а, понял, остроумный ты наш.
Мы выехали на улицу.
— Что там?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— А что там должно быть? «Беломор» в тумбочке валяется. И кошка на кровати дрыхнет.
Об оставленной на полу луже я решил не упоминать.
— Опиши обстановку.
Пожав плечами, я обрисовал, как мог, расположение мебели. О журналах, фотографиях и визитках говорить не стал, сам не знаю почему. Зато рассказал зачем-то об очкарике, и эта часть моего рассказа Марголину явно не понравилась. Он о чем-то глубоко задумался.
— Во вчерашнем мусоре оказалась марихуана, ты был прав, — сказал он после паузы.
— Очень рад.
— Это уже твое дело. Можешь хоть плакать, лишь бы работал.
— Лишь бы толк был, — вяло отозвался я.
— Чего?
— Это мой начальник так говорил. Бывший.
Остаток пути мы молчали. Марголин высадил меня там же, где подобрал три часа назад, и я потопал на остановку. Пока я ждал троллейбуса, мне показалось, что в потоке машин мелькнула знакомая мне потрепанная иномарка. Я не успел разглядеть ни водителя, ни номеров и долго смотрел вслед удаляющейся белой крыше. Когда я вернулся в Гостинку, у ворот стоял Бабко, остальные обедали. Я забрал в дежурке свою пятнистую безрукавку и получил пачку входных билетов.
— Пообедать не хочешь? — спросил Бабко.
— Аппетита нет. По дороге пирожков нажрался.
Он кивнул и отвернулся. Показалось, он слегка усмехается, и от этого стало не по себе. Я не мог с ним разговаривать, чувствовал перед ним какое-то смущение, что ли. Как будто раньше именно вторжение в чужую личную жизнь не было моей профессией.
Обед затянулся — наверно, сегодня литром не ограничились. Мы молча простояли вместе почти два часа. Иногда Бабко косился на меня, и ухмылка нет-нет да и мелькала на его лице.
Подошли другие охранники, и в этот момент приехала моя Наталья. Вчера нам удалось помириться. Я рассказывал ей о своей новой работе, ни словом не упомянув про отдел внутренней безопасности, обещал вечером заехать к ней, но сюда, сюда-то я не просил ее тащиться! Господи, только ее мне сейчас и не хватает!
У нее было плохое зрение, но очками она пользовалась только дома, считая, что любая оправа портит ее лицо. Щурясь, она растерянно оглядела выстроившихся под аркой мужиков, меня не заметила и вежливо спросила у ближайшего:
— Простите, а где здесь работает Федя Браун?
— Комиссар Браун? — немедленно отозвался бывший мичман. — А вон там, раскуривает свою трубку.
Очень смешно! Я швырнул в сугроб окурок и пошел ей навстречу.
— Привет! А тебя здесь комиссаром называют?
— Адмиралом. Чего ты приехала-то?
— Тебя увидеть. А ты что, не рад? Ну-у вот, а я хотела…
— Рад, конечно, рад. Но я на работе.
— И что, у тебя нет свободной минутки для меня?
— Послушай…
— А что ты делаешь?
— Как что?
— Стоишь и билетами торгуешь? Это называется билетер? А курточка тебе эта зачем?
Отставной мичман явно прислушивался к нашему разговору. Я попытался отвести Наташку в сторону, но на посторонних ей было наплевать, и она продолжала засыпать меня своими дурацкими вопросами. С обычным своим невинным видом, будто специально решила меня довести! Я нагрубил ей и даже с удовлетворением отметил, как в светлых ее глазах промелькнула обида. Она замолчала и опустила голову, теребя потрескавшийся ремешок сумочки.
— Ну ладно, я пошла, — тихо сказала она и двинулась к арке.
Я посмотрел ей вслед и вспомнил, как несколько дней назад, утром, она уходила из моего дома, прижимая к груди плюшевую обезьянку.
— Подожди!
Я побежал за ней, сдерживая свой порыв под взглядами обернувшихся охранников. Мне хотелось все ей объяснить, сказать, что сейчас не место таким разговорам…
Она проскочила арку и заторопилась по улице. Бывший мичман явно хотел съязвить по этому поводу, у него это на роже было написано, даже вислые кончики усов приподнялись, но, встретившись со мной взглядом, он прикусил язык.
Наташка шла к остановке, не оглядываясь, а навстречу ей ковылял низенький толстый кавказец в распахнутой дубленке и утепленных бордовых брюках. Я почувствовал, что вскипаю. Пусть он только попробует что-то вякнуть… Пусть хотя бы глянет не так.
— Он не опасен, — услышал я рядом спокойный голос.
Бабко. Непонятно, откуда возник и зачем подошел ко мне. Я не ответил. Он стоял рядом, смотрел на уходящую Наташку, и я вдруг почувствовал, что, случись сейчас что-нибудь, он, не раздумывая, поможет мне.
Кавказец действительно попытался прицепиться к Наташке, она, не замедляя шаг, отбрила его с презрением, он оторопел, а она вскочила в троллейбус. Ее серое пальтишко мелькнуло среди пассажиров на задней площадке, и я потерял ее из виду.
— Хорошая девчонка, — тихо сказал Бабко. — Зачем ты ссоришься?
— Надо, — зло отрезал я и направился во дворик.
На мое удивление, спустя минуту Бабко подошел ко мне. Я посмотрел на него. Он отвел глаза и промолчал, хотя чувствовалось: ему хочется что-то сказать мне. Повертевшись рядом еще несколько минут, он махнул рукой и ушел.
После окончания смены я решил по дороге домой заглянуть в бар и выпить основательную порцию водки.
Заметив троллейбус, я побежал и успел прыгнуть в задние двери. Створки уже закрывались, но кто-то остановил их рукой. На площадке я увидел Бабко и сжал зубы. Общаться или даже стоять рядом с ним не хотелось, а он тронул меня за рукав и спросил:
— Тебе далеко?
— Десять остановок.
— Мне еще дальше. Давай слезем пораньше, выпьем кофе?
Я хотел сказать, что спешу, но пауза затянулась, и ответ получился бы фальшивым. В конце концов, если хорошо принять, то все равно, кто сидит рядом. Хоть Бабко, Марголин и Аркадий, вместе взятые. Я кивнул.
Мы нашли маленький, освещенный свечами бар и устроились перед стойкой.
— Я угощаю, — торопливо сказал Бабко. — Пить будешь?
— А зачем бы я сюда пошел? Водку.
— Девушка! Нам две пиццы с грибами…
— С грибами не буду. С ветчиной.
