Ознакомительная версия.
Потеряв равновесие и обалдев от тупой боли, человек выронил нож и с грохотом повалил стоящий в углу торшер.
Голландец знал, что сейчас произойдет. Дико заорет тот, чья нога сломана. Набравшая силу боль набросится на него, как собака.
Тот, что в черной рубашке, еще падал на пол в обнимку с торшером, когда Голландец, схватив с пола нож, перехватил его лезвием к себе и, не глядя, по рукоятку вбил в легкое одноногого.
– Теперь кричи.
Пора было заняться вооружившимся торшером чернорубашечником. Основание торшера метнулось в голову Голландца, как таран.
Он увернулся.
Вторая попытка.
Опора торшера коснулась его лба, просвистела мимо. Голландец поморщился и прижал пальцы к лицу. Рассечение пустяковое, но это рассечение, которое нужно будет объяснять.
Ударив по торшеру ногой, Голландец развернул к себе боком того, кто никак не хотел расставаться с понравившимся ему осветительным прибором. Гость вцепился в него мертвой хваткой, подозревая, что только в торшере теперь его спасение.
Голландцу хватило мгновения, чтобы ухватить рукой шею незнакомца.
Торшер снова загремел по полу. Освободив руки, мужчина попробовал освободить свое горло. Голландец рывком посадил его на пол и вторую руку завел за голову. Потом навалился всем телом и грудью надавил на затылок. Раздался хруст, и чужое тело в руках Голландца затряслось в конвульсиях.
Комната погрузилась в относительную тишину, и стало хорошо слышно, как в дальней комнате включился свет. Одного взгляда в проем приоткрытой двери было достаточно, чтобы увидеть свет в глубине коридора и клацанье замка.
Соня выходила из спальни.
Выпустив из рук труп, Голландец бросил взгляд на второго. Тот сидел на полу, тупо смотрел на сломанную ногу, а изо рта его вырывался сиплый свист. Кричать, когда в твоем легком торчит нож, невозможно.
– Вот ч-черт!.. – прошептал Голландец. И ногой захлопнул дверь в мастерскую.
Он схватил гостя со свернутой шеей, отволок за диван и там бросил.
Второй!
Поздно.
– Голландец!
Он схватил второго с ножом в груди, рывком поднял на ноги и поставил у двери. Прижал его ноги коленом, локтем придавил нижнюю челюсть, потом открыл дверь и появился в проеме. Соня хотела войти, но он удерживал дверь и преграждал ей путь.
– Что за грохот, что случилось? Голландец?! – ахнула Соня, схватившись за его лоб.
– Чепуха, – пробормотал он, нажимая локтем сильнее, чтобы раненый перестал шевелиться. – Зацепил ногой торшер, упал, и вот… Милая, посмотри йод в аптечке.
Соня, прошуршав шелковым халатом и взволнованно восклицая, уплыла на кухню.
Он закрыл дверь, выхватил нож из груди гостя и всадил в сердце.
– Надо было больше мебели покупать. Надо было! – бормотал он, лихорадочно осматривая комнату и вынимая из кармана носовой платок.
В коридоре зазвучали шлепающие звуки. Это потерявшая на бегу тапочки Соня торопилась с аптечкой обратно. Он накинул на руку платок, ухватился за рукоятку ножа и вытер.
Платок – в карман.
Взвалив агонизирующий труп на спину, бросился к окну, распахнул его и перевалил тело через подоконник.
Голландец захлопнул створку. Внизу раздался грохот и завыла автомобильная сигнализация.
Дверь распахнулась.
Соня вбежала и бросилась к дивану.
– Как можно запнуться о торшер, который стоит в углу?! – вскричала она, распахивая аптечку.
– Я ходил, обдумывал этюд, – жалко пролепетал он, глядя на торчащую носками вверх пару туфель за диваном.
– Господи, Голландец… – простонала Соня и перевернула пузырек с йодом над салфеткой. – Ты такой беззащитный!.. Как ребенок! Я даже кошку не могу завести, потому что боюсь за твою жизнь!
– Я хотел мимо пройти, а нога что-то дернулась.
Соня, прижимая салфетку к его лицу, изумленно осмотрелась.
– Господи, откуда здесь столько крови?!
У Голландца шевельнулось веко от удивления – за диваном дернулась нога.
– Потерпи!
– Больно.
– Это твоя кровь?
«Нет».
– Соня, ты, право, такая странная. А чья еще?
– Надо «Скорую» вызывать!
– Зачем «Скорую»?
– На полу полведра крови, ты с ума сошел?!
Нога за диваном снова дернулась.
– Хорошо, вызывай.
– Держи!
Голландец перехватил на лбу салфетку и сидел, пока Соня не выбежала в коридор.
Потом он вскочил, убедился, что Соня стоит к нему спиной, и вытянул из телефонного гнезда у самых ее ног вилку. На пару миллиметров. Потом зажал в зубах салфетку и перемахнул за диван. Человек в черной рубашке лежал, пускал изо рта кровь и дико смотрел ему в лицо.
Присев, Голландец схватил его голову и резко повернул.
Хруст.
Перепрыгнул через диван и прижал ко лбу салфетку.
– Телефон не работает!
– Дорогая, успокойся. Мне уже лучше. Принеси, пожалуйста, тряпку.
– Посмотри на меня! – скомандовала она. – Сколько пальцев?
– Три.
– Ну почему, почему я пошла спать одна?!
Он подошел к ней, незаметно пнул по телефонной вилке, вставляя ее в гнездо, и обнял Соню.
– Потому что обиделась на меня за что-то.
– Не за что-то! – в глазах ее появились слезы. – А за то самое! Почему ты позволяешь этому подонку так обращаться с собой?
– Не обращай внимания, он просто выпил лишнего.
Она обмякла и заглянула ему в глаза.
– С тобой правда все в порядке?
– Теперь – да. Я уберу в комнате.
– Ни в коем случае! Тебе нельзя наклоняться. Я все сделаю сама, – и Соня, решительно повернувшись, направилась в ванную.
Он зашел за диван и быстро обыскал убитого. В ванной раздался шум воды, наполнявшей ведро. Бумажник Голландец сунул в карман и, схватив труп за шиворот, еще раз огляделся. Выбрасывать второго из окна было неразумно. Там, внизу, все теперь только того и ждали.
Стараясь не пачкать кровью пол, он доволок тело до ниши, распахнул дверцу и затолкал труп внутрь. Потом попытался захлопнуть дверь, но ноги незваного гостя тут же эту дверцу открыли. Он затолкал их назад и снова захлопнул дверцу. Но она опять открылась.
К стене ниши еще в прошлом году он прикрутил два крюка. Прислушиваясь к меняющейся тональности воды в ведре, он пришел к выводу, что у него не больше десяти секунд. Вешать труп за воротник рубашки было глупо. Разметав в нише вещи, он наткнулся на рюкзак. Подумав, протащил безжизненные руки чернорубашечника сквозь лямки, приподнял тело и зацепил рюкзак ручкой за крюк.
Он захлопнул дверцу как раз в тот момент, когда в комнате появилась Соня.
– И все-таки нужно вызывать «Скорую»! Где тряпка?
– В ванной.
– Там нет. У тебя в нише сотня маек, которые я давно хотела выбросить.
Не успел Голландец двинуться с места, как она быстро прошла мимо него и распахнула дверцу ниши.
Схватив ее за руку, Голландец развернул Соню к себе и впился губами в губы изумленной девушки. Свидетелем этого страстного поцелуя были полные безразличия глаза на окровавленном лице висевшего на стене трупа. Голландец ногой захлопнул дверь.
– Ты странный такой сегодня… – прошептала Соня, обнимая его за шею. – Но пол-то вымыть все-таки нужно.
– Только не моей майкой.
– Ты два дня назад клялся пустить их на тряпки для утирки кистей.
– Я еще подумаю. Приготовь мне что-нибудь поесть, а? Я пока приберу.
– Ты голоден? Мы только что со званого обеда! Впрочем, как скажешь. Нет, ты сегодня определенно не такой, как всегда. Тебя не тошнит, слабости нет?
– Все в порядке. Иди уже! Я умираю с голода.
– Дурдом. Не знала, что вид крови будит такой аппетит у мужчин.
Дождавшись ее ухода, Голландец быстро вымыл пол в мастерской. Трупу придется висеть в нише до завтрашнего дня. А утром он придумает, как от него избавиться.
После ужина, который Голландец съел через силу, он поспешил уложить Соню в постель. Чем дальше она от мастерской, тем лучше. В восемь утра он проводит ее на работу и займется телом незваного гостя. Но не вопросы, на которые вскоре придется отвечать, занимали сейчас Голландца. Он перебирал в памяти эпизоды последних месяцев жизни Ван Гога и пытался понять, когда именно ему пришло в голову написать пятую из картин, посвященных ирисам. Хотя, если быть последовательным, стоило признать, что эта картина должна была быть первой. К теме ирисов Ван Гог обратит свой талант лишь полгода спустя, через несколько месяцев после того, как будет вывезен из Арля и помещен в психиатрическую лечебницу в Сен-Реми. Но когда, в какой момент он успеет написать свои первые «Ирисы»?
Арль, 1889 год. За несколько дней до водворения в психиатрическую лечебницу…
…Когда Винсент открыл глаза, над ним стоял мужчина в круглом котелке и несколько зевак.
– Что здесь произошло? – строго спросил мужчина. И Винсент, напрягая память и глядя снизу на мясистый подбородок господина, припомнил день, когда тот явился к нему в комнату, чтобы привести Гогена.
– Придурок шел по улице и вдруг стал бросаться из стороны в сторону, мсье Деланье.
Ознакомительная версия.
