Ознакомительная версия.
Ничего не ответив, Винсент сделал еще один глоток. Молодое вино из красного винограда Арля было единственным, что пропитывало его благодатью без особого возбуждения.
– Ай-ай-ай, – примирившись с первым неудачным забросом, повторил попытку Полин, – это что же получается? Теперь мы не увидим ваших замечательных картин?
Риньон фыркнул, и абсент выплеснулся из стакана. Давясь беззвучным смехом, он выдернул из оловянного кольца-зажима салфетку и принялся промокать свои брюки.
– Надеюсь, вы намерены что-то предпринять, мсье Ван Гог? – спросил Полин. – Мы взываем к вашей нравственности! Ждать новых ваших полотен бесконечно долго мы не можем! Посмотрите в окно – десятки, сотни людей жаждут вашего ответа! Народ толпится, пытаясь выяснить, когда вы намерены подарить городу новый шедевр!
Не в силах больше сдерживать свой смех, Риньон залаял голосом страдающей туберкулезом овчарки. Призывая присоединиться к всеобщему веселью армию, он показывал Габриньи на Ван Гога и щелкал пальцами. Но тот продолжал заниматься оптическими исследованиями и, как всякий ученый, был невозмутимо внимателен к главному. И абсолютно равнодушен к окружающим его частностям.
Винсент побледнел так, что некоторое время казался прозрачным. Кровь отхлынула от его лица и переполнила сердце. Застучав в усиленном ритме, оно погнало стремительную волну. Винсент вспыхнул.
– Как же вы теперь без красок, мэтр? – подгоняемый абсентом, продолжал неутомимый Полин. – Вот беда…
– В чем же беда? – осипшим голосом поинтересовался Винсент и нехотя допил вино.
– Как же вы выкрутитесь из этого положения? – поддержал приятеля Риньон. – Без денег братца вам с печалью не совладать! С утра до вечера вы рисуете, но я теряюсь в догадках, как вы сможете теперь делать это без ваших волшебных красок!
И разновысокий хохот двоих приятелей потряс кафе.
– Кстати, – добавил Полин, – мой тесть, тот, что держит свинарник, приглашает вас, мсье Ван Гог, на ужин! Будут восхитительные отруби, свежие помои и почти съедобный хлеб!
Шарль Полин, тот самый почтальон, сын которого вчерашним днем посчитал нужным плюнуть в найденные Винсентом на помойке томаты, не сомневался – Риньон его поймет. Наверное, та история была хорошим дополнением к ужину в семье Полинов, после чего перекочевала в дом сапожника.
Габриньи отвел взгляд от стакана и посмотрел на руку Винсента. Сжимающая стекло кисть художника побелела от напряжения. Габриньи готов был поставить месячное жалованье, что этот странный, нелепо сложенный рыжий психопат сдерживается из последних сил. Но именно такой реакции, кажется, и добивались двое сидевших за соседним столиком.
Между тем Винсент оставил в покое стакан, откинулся на спинку стула и посмотрел на носки своих ботинок. Подошвы отслоились. Пора им давать ремонт, подумал он. Первый же дождь объяснит ему это более убедительно.
– Тесть ваш славный человек, господин Полин, – сказал он, набивая трубку табаком. – Вероятно, пользуется он в Арле славой гостеприимного хозяина. И остается только догадываться, что ест он сам на ужин, если, соблюдая закон кормить гостей лучшим из того, что есть в доме, он предлагает им помои.
Габриньи под потрескивающую тишину в кафе с удовольствием глотнул из стакана.
– Что же касается моих красок, господа, то они в полном порядке, – продолжил Винсент. – Я не понимаю, о чем вы говорите.
Риньон встал и заглянул в открытый ящик, стоявший рядом со столиком Ван Гога.
– Вы издеваетесь над нами? – пробормотал он и жестом позвал Полина. – Тот ли это порядок, о котором он говорит так убедительно?
Почтальон рывком поднял свое грузное тело, толкнув тем самым в сторону лейтенанта стойкий запах прелого тела. И тоже посмотрел в ящик. Ничего там не изменилось с той минуты, как Винсент поднял его с мостовой Бу-Д’Арль. Перемешанная добрыми детскими руками густая масса масляных красок была старательно размазана по внутренности ящика.
– Ваши краски мертвы, мсье Ван Гог! – вскричал Полин.
– Вы ошибаетесь, милейший, – с улыбкой ответил Винсент. – Мои краски не могут умереть, пока они со мной.
– Тогда, быть может, вы возьметесь доказать это? – улыбнулся Риньон. И Полин, поняв, о чем речь, успокоился, лицо его снова обрело живой оттенок.
– Ставлю пять франков на то, что месивом этим нельзя нарисовать и куска дерьма!
– Я бы поставил и свои пять, – вмешался Риньон, – но что-то подсказывает мне, что у мсье Ван Гога нет десяти франков, чтобы нам ответить.
– Они есть у меня.
Винсент посмотрел на Габриньи последним из присутствующих. Лейтенант, не сводя с него глаз, сунул руку в карман армейских брюк и вынул кошелек. Показав всем единственную находящуюся в нем купюру, он положил ее на стол.
– Господин Ван Гог, эти десять франков – последнее, что у меня есть. А я намеревался сегодня вечером посетить салон на улице Риколетт. Поэтому если вы не намерены продемонстрировать этим господам превосходство своей руки над их мозгом, откажитесь от спора. Но если вы его поддержите и я лишусь денег, крошка Мими убедится, что офицеры французской армии иногда не держат данного слова. А мне бы очень не хотелось укреплять ее в ее подозрениях.
– Что вы хотите увидеть на картине? – не отрывая глаз от ботинок, спросил Винсент.
– Господа? – провозгласил Габриньи.
– Черт, – заволновался Полин, – это безумие! Как можно из этой жижи выжать нужный цвет? Она выглядит, как вылитое в лужу масло!
– Тогда вам и волноваться нечего, – заключил Габриньи. – Итак, господа, я ставлю свои десять франков против ваших, что мсье Ван Гог напишет… – он посмотрел по сторонам и, найдя нужный объект, пожал плечами, – вот эти ирисы в вазе.
– И чтобы они были похожи на ирисы, а не на кипарисы! – капризно потребовал Полин.
– Сколько времени вам нужно, чтобы написать? – поинтересовался лейтенант, вынимая из кармана часы и отщелкивая крышку.
– Час.
– Час! – саркастически вскричал Полин. Габриньи при этом с сомнением посмотрел на Винсента. – Вы слышали это? Час!.. Пожалуй, я поставлю еще пять франков, – лицо его зарделось от предвкушения маленькой победы.
– Боюсь, мне нечем ответить, – возразил Габриньи, – но если вы примете в учет эти часы…
– Лейтенант…
– За десять франков, – успокоил почтальона Габриньи.
И золотой брегет лег на стол рядом с франками.
Со скрипом подтянув к себе ящик, Винсент вынул кисти, шпатель и попросил мадам Жину послать мальчика к нему на квартиру за отрезом холста.
– Он на кровати, белый, как саван, загрунтованный, – хрипло пробормотал Винсент, пытаясь приспособить вместо сломанного мольберта стул. – Уже на подрамнике… Вас не затруднит поставить эту вазу с цветами на стол передо мной, мадам? Я сяду спиной в угол, чтобы мне никто не мешал…
На исходе часа Габриньи, устав играть с Полином и Риньоном в покер на спички, посмотрел в сторону Винсента. Глаза Ван Гога горели, он что-то бормотал себе под нос, и рыжая щетина на его лице светилась золотом в пробивающих стекло лучах солнца. В кафе заходили посетители, покупали выпивку и закуску, уходили, приходили другие…
Опуская руку в ящик, Винсент брал кистью из разноцветной лужи масла нужный цвет. Не вынимая руки, тут же смешивал его с другим, растирал о стенку ящика, немыслимой траекторией выхватывал из сплетения цветов третий и, не задерживаясь, переносил полученный коктейль на холст…
В половине двенадцатого мысли Голландца были прерваны раскатистым звуком гонга. Кто-то хотел войти в его квартиру, используя правовой способ. Соня зашевелилась в постели, сонно пробормотала что-то и перевернулась на другой бок. Пока Голландец накидывал халат и искал ногой тапочки, гонг прозвучал еще дважды.
– Какого черта? – не отойдя еще ото сна, пробормотал он, понимая, кто находится за дверью. – Что нужно?
– Милиция, – донеслось до него, и он потряс головой. Голландец ждал появления кого-то из стражей порядка.
– Я спросил, что нужно.
– Откройте дверь.
– Зачем?
– Ну, хотите, мы ее выломаем?
– Ломайте.
– Послушайте, – раздался раздраженный и торопливый голос с той стороны, – в вашем доме произошло убийство. Вы не хотите открывать, потому что связаны с этим?
Голландец клацнул замками и распахнул дверь.
– Как вы задолбали, честное слово… – и он, цепляя ногой тапочку, направился на кухню, приглашая таким образом посетителя внутрь квартиры.
Гостем оказался щупловатый капитан с седыми волосами под ободом фуражки. В одной руке он держал папку, другой прикрыл дверь. В зубах у капитана торчала авторучка.
– Кто это – мы? – уточнил он, войдя на кухню и кладя папку на стол. – И почему задолбали?
Голландец растер ладонями лицо, как это делают только что проснувшиеся люди, обиженные, что их разбудили раньше срока.
– То переписчики, то кабельное, то милиция… Что там у вас случилось?
Ознакомительная версия.
