Ознакомительная версия.
– Я уже сказал тебе – лучше всего не думать. – Капитан перегнулся через спинку сиденья, подхватил пакет, заглянул в него: – Ну, пара пакетов сока, апельсины, книжка какая-то и конверт; похоже, что с деньгами. Понесешь или нет?
– Кому-то из нас нести придется, – тихо проговорил водитель. – Базанов нам что сказал? Передать именно сегодня.
– Ладно, – махнул рукой капитан, – жребием решим, кому этот пакет нести.
Покопавшись в бардачке, он нашел помятую картонку со спичками. Повернувшись спиной к напарнику, хрустнул тонкой деревяшкой. А затем поднес к Толяну кулак, между указательным и средним пальцем которого торчали две серные головки.
– Кто короткую вытащит, тот и несет.
– Идет, – согласился лейтенант Баранов.
Он долго примеривался. Пальцы зависали то над одной, то над другой спичкой. Наконец лейтенант решился, потянул. Вздохнул с облегчением:
– Длинная.
– Ну что ж, делать нечего, все по-честному.
Капитан подхватил шелестящий пакет, выбрался из машины, поглубже натянул вязаную лыжную шапочку, затрещал молнией куртки, подтягивая ползунок к самому подбородку. В тамбуре больницы задержался, сунул в пакет руку, взвесил конверт на ладони и пробормотал:
– А я-то думал, деньги, – после чего пролистал находившуюся в пакете книжку, вздрогнул и попятился, словно хотел убежать. – Вот же скотина!
Однако вскоре он уже стоял перед окошечком в холле больницы. Санитарка-пенсионерка приняла передачу и записала на листок, кому ее следует доставить.
– А от кого? – неожиданно спросила она.
Однако милиционера трудно было застать врасплох. Служба у него такая.
– От коллег по работе, – бросил он и зашагал к выходу.
Хлопнула дверца машины. Лейтенант вопросительно посмотрел на напарника. Иванов напряженно улыбнулся:
– Ну, вот и все. Обещал же тебе Базанов, что завезем передачку и больше он нас не потревожит. Деньги мы с тобой за свои показания получили, а они, как известно, не пахнут. Еще и сверху он нам сегодня отстегнул. Теперь остается только ждать повышения по службе. Все, Толян, можешь забыть о том, что случилось. Только дурак может пытаться плыть против течения.
– Наверное, ты прав, – согласился лейтенант, – ведь все вокруг так живут. И нечего выпендриваться.
Тихо заурчал двигатель «Жигулей», и машина отъехала от старого здания больницы.
«Хоть кто-то о ней вспомнил, – вздохнула сердобольная санитарка, – а то, как попала к нам, только следователь и приходил один-единственный раз». Она закрыла окошечко и направилась с пакетом в руке к грузовому лифту.
Вскоре немолодая медсестра тихо приоткрыла дверь в палату реанимации. Пациентка лежала, прикрыв глаза, – то ли спала, то ли просто не хотела, чтобы ее тревожили. Стараясь не шелестеть пакетом, медсестра поставила его на тумбочку, проверила капельницу. Раствора должно было еще хватить на полчаса.
Женщина на кровати приоткрыла глаза.
– Спасибо вам, что сказали, – прошептала она. – Вы видели мою доченьку? Ходили к ней? Сказали?
Медсестра приложила палец к губам:
– Тихо-тихо. Вам нельзя волноваться. Вот капельница кончится, я тогда и схожу, а вы пока спите.
Женщина в белом халате не смогла сдержать чувств, хлюпнула носом и заспешила к двери. Единственным утешением ей могло служить лишь то, что ее дежурство подошло к концу. Снимать капельницу предстояло сменщице. А там, надеялась она, все как-нибудь «рассосется». И ей не придется говорить пациентке страшную правду.
Пострадавшая вновь закрыла глаза и прислушалась к вороньим крикам. На этот раз женщине казалось, что она уже понимает то, о чем говорят птицы. В карканье она различала имя своей дочери – Кристина. Антибиотик медленно стекал по прозрачной трубке, еле слышно попискивал аппарат-кардиостимулятор. Даже боль в теле понемногу отступила, улеглась. Несчастной хотелось думать только о хорошем – мол, пройдет неделя, вторая, и она увидит свою годовалую доченьку.
Внезапно почти над самым ухом зазвучал резкий электронный зуммер. Один раз, второй, третий… Женщина с недоумением смотрела на пакет, стоявший на тумбочке. Звук явно исходил оттуда. И не только звук – шла и вибрация. Толстая пленка похрустывала, вздрагивала. В больницу женщина попала уже без мобильника – то ли он потерялся на месте происшествия, то ли врач посчитал нужным избавить пациентку от лишних волнений. Женщина потянулась к пакету, переставила его на кровать, запустила руку внутрь. Прохладные апельсины, угловатый пакет с соком… Наконец пальцы нащупали то, что зуммерило-вибрировало. Пациентка одной рукой и зубами разорвала заклеенный конверт – на простыню выпал незнакомый ей новенький серебристый мобильник, на экране которого пульсировало сообщение: «Номер не определен». Холодная трубка легла в руку.
– Алло, я слушаю, – произнесла женщина в микрофон, уже чувствуя, как покалывает, сжимается от тревоги сердце.
– Ты же хочешь знать правду? – зашелестел в трубке бесцветный голос, – какой бы она ни была.
– Что с моей дочерью?
– В пакете лежит книжка. Возьми ее.
Женщина выпустила из руки мобильник и, уже не обращая внимания на тянувшиеся к кардиостимулятору провода, на прозрачную трубку катетера капельницы, рванула пакет к себе, выхватила из него книжку, обернутую в газету, и замерла, боясь раскрыть. Из-под обложки на простыни выскользнули несколько фотографий: очень ярких, цветных, четких, сделанных при хорошем освещении. Это были фото, отпечатанные судмедэкспертом в морге – бездушно-откровенные, предназначенные лишь для специалистов-патологоанатомов и следователя. Книга выпала из рук женщины, дыхание перехватило. Она не хотела верить. Но фотографии не оставляли никакой надежды. Женщина узнала свою дочь – и мгновенно все недомолвки, иносказания, услышанные с того момента, как она пришла в себя в палате реанимации, приобрели свой зловещий и законченный смысл.
– Ты поняла, что она мертва? – донеслись тихие, но внятные слова из лежащей на кровати телефонной трубки.
Звонивший не стал ждать ответа. Все и так стало понятно по вырвавшемуся из груди несчастной крику. Экранчик мигнул, вспыхнул, показывая, что соединение прервано. Забыв о боли, об увечьях, женщина поднялась с кровати. Качнулся и с грохотом упал на пол штатив капельницы. Сорвались с клемм провода кардиостимулятора. Бегущая ломаная линия на осциллографе выровнялась, аппарат издал тревожный писк…
Медсестра, заслышав грохот, бросилась по коридору, толкнула дверь палаты, влетела в нее – и замерла. Короткие занавески вытянуло сквозняком в распахнутое окно. На кровати и на полу лежали рассыпанные фотографии. Медсестра несколько раз прерывисто вздохнула и медленно-медленно двинулась к окну. Переступив через опрокинутый штатив, она ухватилась двумя руками за подоконник и выглянула наружу. Далеко внизу на больничной дорожке лежало неподвижное тело.
Вчерашний вечер Алекс Матюков вспоминал с содроганием… Нет, его не тревожили воспоминания о жизни, отнятой им на безлюдном шоссе у незнакомого человека. Ведь голосовавший мужчина, на его взгляд, не имел права на существование, как и миллионы других неудачников. Матюкову-младшему в наркотическом угаре просто захотелось раскатать его по асфальту, вот он и удовлетворил свою прихоть. Не стой на дороге! Кто не спрятался, я не виноват! Молодой наркоман просто немного развлекся, пощекотал себе нервы. А потом собирался вернуться домой, чтобы мамашка зря не волновалась. Но появление сначала таинственного мотоциклиста, а потом и микроавтобуса круто изменило его планы. Когда Алекса заволокли в темный салон и бросили лицом на сиденье, все произошло так быстро и неожиданно, что ему даже показалось – это сделали не люди, а какие-то призраки из преисподней, явившиеся из ниоткуда по его душу. От испуга он даже не пытался качать права, а лишь прислушивался, стараясь из разговоров понять, что происходит. Но вокруг него молчали. Только гудел мотор и шуршала под колесами дорога. И лишь когда микроавтобус остановился, когда дрожащего Алекса вытолкали на улицу, он вздохнул с облегчением. Его привезли во двор загородного дома, выстроенного Валерией Никодимовной в надежде на то, что сын когда-нибудь женится и подарит им с мужем внука. А поскольку сыночек не спешил с этим, дом большей частью пустовал. Лишь иногда родители «ссылали» Алекса сюда в надежде отучить от наркотиков, или же тут жила, поругавшись с мужем, сама Валерия Никодимовна со своим верным попугаем по имени Ара.
– Козлы! – крикнул Алекс охранникам, приволокшим его в эту семейную тюрьму.
Те спорить не рискнули – понимали, что родители с сыном рано или поздно помирятся, и если сейчас завестись с Алексом, то он обязательно найдет способ отомстить.
Микроавтобус мигнул стоп-сигналами и выехал за ворота.
Алекс тряхнул головой и поднялся на крыльцо. В просторной, на два этажа гостиной ярко горел свет. Матюков-старший в костюме, туфлях и плаще сидел на белоснежном кожаном диване мрачнее тучи. Перед ним на журнальном столике стояла открытая бутылка виски. Генерал редко появлялся в этом доме, предпочитая московскую квартиру. И если уж что-то заставило его изменить своим привычкам, то это «что-то» было не рядовым событием. Алекс попытался изобразить благодушие.
Ознакомительная версия.
