— Глупая! Покоя и тишины в могиле полно! Никто того не минет. Покуда жив человек, всякой минутой дорожить должен! Ну что старик? Он же согреть не сможет. Пока взберется, всю любовь меж ног потеряет. А молодой муж, он и ночью орел. С ним каждая минута — радость. А со стариком что? Грибы с его задницы снимать? Нет, коль искать пару, так подходящего, а не завалящего, — спорила Софья упрямо.
— Пока она ждала б, сама состарилась бы до его возраста! А вдруг не предложился бы больше никто? Так и дотянула бы до пенсии?
— Уж лучше самой жить, чем за такого! — поджала губы бандерша и спросила: — Твой намного старше?
— В самый раз! — не стала уточнять Лелька.
— А у меня совсем мало девок осталось. Дурные они теперь. Пришла я в строительный колледж, решила заманить к себе молодых девчат. Сколько уговаривала, рассказывала, завлекала, все слушали, но ни одна не согласилась. Будут на стройке за гроши чертоломить! В грязи и вони! Разве не дуры, скажи?
— Да кто знает, всякий свою судьбу на родные плечи прикидывает и соображает, — ушла от ответа Лелька.
Расстались они вполне пристойно, мирно, слегка кивнув друг другу.
Лелька вернулась домой позднее Евгения. Тот разогрел ужин и ждал ее за столом. Она похвалилась укладкой, рассказала о встрече с Софьей. Женька своим поделился:
— Я сегодня только собрался домой уходить, хотел сорваться пораньше, а тут Яшка врывается, твоей Юльки муж. Ты за него просила. Прямо с порога в крик: «Кого ты мне в бригаду насовал? Сплошные мудозвоны! Они только бухать горазды, работать ни один не умеет. Ни в чем не разбираются. Стропила от перил не отличат. Целый день груши хреном околачивают! А как коттедж строить? О разметке под фундамент понятия не имеют! Ты мне работяг дай, этих козлов забери с моих глаз до единого! Я им так и сказал — пойду вас сдавать! Все свалите в бомжи, но и там не удержитесь. Только жрать горазды! Забирай их, Жень! Ты меня знаешь, я халтуру лепить не умею. И дармоедов на шее не потерплю, сам никогда так не дышал. Если тебе нужен объект, ищи людей. С этими — я уйду!»
Ну, приехали мы с ним к бригаде. Все, как один, дурака валяют. Собрал их в кучу, спросил, в чем дело. Ведь знаю каждого не первый год. А что ответили? «Зачем бомжа бугрить поставил? Иль своего бригадира не сыскали б? Чем он лучше? Почему на нас хвост поднимает этот висложопый хорек? Да еще лажает всех! Хотели мы ему вломить по полной программе, да мужики с его возрастом посчитались. Не то воткнули бы гада тыквой в канализацию, чтоб он до утра «ландыши» понюхал! Убери козла от нас, пока не достали».
— Так они нарочно дурака валяли?
— Само собой… Я их в круг усадил, велел успокоиться. Яшку рядом, при себе за ремень держу, чтоб не перекусали друг дружку. Предложил высказаться. Ну и наслушался! Насмотрелся всего. Настоящий цирк! Работяги, чего не ожидал, обиделись на меня за Яшку! Тот — за них. Чего они не сулили друг другу! А уж матерились… Ну и не выдержал. Велел всем заглохнуть. И рассказал о Яшке всю правду. Как он учил нас — молодых специалистов, а потом как свалил в бомжи. Не смолчал, как выручал нас, практикантов, а два раза вломил и мне, когда с похмелья появился. Как он проработал на домостроительном комбинате бригадиром монтажников больше десяти лет. А потом предприятие обанкротилось. Работяги слушали, вначале недоверчиво косились на Яшку. О нем ли это? А тот сидит, краснеет как девица. Ну а под конец сказал всем, что лучшего бригадира не сыскать. Этот из любого директора до копейки для своих работяг выдавит. Это сразу всем понравилось. Яшку тут же окружили, заговорили с ним совсем другим тоном. Теперь я спокоен, сработаются мужики, найдут общий язык, — довольно улыбался Евгений.
Лелька слушала мужа, приложив руку к боку. Нет, она не ошиблась. Но как сказать? И решилась:
— Жень, понимаешь, я беременна. Думала, что простыла, случались и раньше задержки. Но это — совсем иное. Конечно, если ты не хочешь, можно сделать аборт…
— Еще чего придумала, рожай! — разулыбался светло и чисто, лишь уточнил: — А сколько ты беременна?
— Уже четыре месяца…
— И только теперь сказала! А почему не видно?
— Еще рано. Погоди два-три месяца, знаешь как разнесет!
— Лелька! Это ж здорово! У нас будет малыш! — радовался Евгений предстоящему отцовству.
— Ты кого хочешь, сына иль дочь?
— Конечно, парня! Но и дочка — подарок! Наше с тобой дитя!
Они до ночи говорили о ребенке. Лелька знала от бабки — пока дите не родится, ничего заранее ему не покупать, однако решила посмотреть по городским магазинам, что имеется в продаже, а чего нет. Но с утра, как всегда, зашла в пивбар.
За столиками сидели люди. Дети хрустели чипсами, взрослые пили пиво. У стойки двое парней в камуфляжах обсуждали контракт, заключенный сегодня в военкомате.
— Меня отец выдавил. Понимаешь, приволок в квартиру метелку моложе меня и требует, чтоб я ее мамой называл! Ну я и послал его! Понятное дело куда, на третий этаж…
— А у меня маманя совсем спилась. Пока жил отец — держал ее в руках. Иногда бил, я за нее вступался, жаль было. Теперь не знаю, что и делать. Через неделю ехать, а как она?
— Устрой уборщицей на спиртзавод. Через неделю трезвенницей станет, — вмешался в разговор ребят посетитель из-за стола.
— Да кто ж возьмет алкашку? — не поверил парень в услышанное.
— А туда только такие идут. Их с великой душой берут. Выгодно всем! Зарплату не платят, а пей спирт хоть жопой. Ну, четыре-пять дней, и все вырубается в организме. Перебор иль пары спирта так действуют, только пить бросают все. Я там свою сеструху вылечил, без булды говорю. Она и нынче даже на пиво не смотрит, хотя семь лет прошло.
— Попробую завтра отвести ее. Спасибо за совет.
— А не за что! Мужикам «торпеды» вшивают, кодируют, под гипноз суют, да ерунда все это. Действует на время. А вот спиртзавод — сам убедился…
Парни ушли. Лелька, разговаривая с Юлей, приметила человека, лежавшего в углу, прямо на полу.
— А это что такое? Почему он здесь валяется? — возмутилась Лелька.
— Куда ж ему деваться? — вздохнула продавщица.
— Ну давай! Разреши всем алкашам здесь отсыпаться. Самих закроют, — нахмурилась баба.
— Он не алкаш! Иль не узнала сторожа?
— А почему здесь спит? Нашел место, где свалиться!
— Николай не пьяный. Ему деться некуда, — вздохнула Юлька.
— Как это некуда? Комнату имеет.
— Его оттуда выгнали.
— Кто?
— Мужики какие-то! Всего избили. Еле пришел сюда. В больницу бы его.
— Не надо меня в больницу, девчатки. Малость оклемаюсь, ворочусь к себе, авось не убьют, побоятся Бога, — услышали обе.
— Теперешние никого не стыдятся. Вызывайте милицию, чтоб помогли человеку, если не хотите его потерять, — подал голос старик, сидевший за ближним столиком. Он взял свой бокал пива и подошел к Николаю: — Ha-ко, родимый, испей, охолонь душу…
— Не хочу, человече. Испаскудили меня поганцы. Сворой колотили, пригрозили урыть, коль в милицию обращусь. Их много, а я один, кто вступится, ежели нагрянут?
Через час милиция забрала из комнатушки Николая ораву мужиков. Все они оказались переселенцами с разных концов земли.
В тот день Лелька забыла, куда и зачем она направлялась. Женщина убрала в комнате, помогла Николаю умыться и переодеться. Купила ему постельное белье, продукты, кормила, давясь слезами, а сторож рассказывал:
— И мне не боле других от жизни хотелось. Чтоб крыша над головой имелась, кусок хлеба, глоток воды ко времени и покой для души. Да только не везло всю жизнь. В коллективизацию, я тогда совсем голожопым бегал в своей деревне, мать с отцом отказались идти в колхоз. Их коммуняки вместе со старшими детями поставили лицом к стене дома и расстреляли всех. Я к бабке с дедом убежал, у них жил. Они меня на счетовода выучили. Взяли в колхоз работать. Ну, так-то три года прошло. Меня все заставляли в комсомол вступить. Я впрямую не отказывался, боялся, на больных стариков кивал, говорил, что на миг одних оставить жутко. Ну, оставили на время. А потом парторг ко мне прикапываться стал. Почему я на собрания не хожу, а в кабинете у меня нет портрета вождя. Ну, я ему в ответ, мол, буду в городе, куплю и повешу. А он, змей, тут же принес и велел определить. Я скок на стул, не достал до гвоздя. Стол бумагами завален. Я взял газетные подшивки, подложил себе под ноги и повесил портрет. Когда оглянулся, полный кабинет людей. Я даже не понял, зачем их столько собралось. Но вечером дошло, когда за мной чекисты нагрянули и, скрутив в червя, в «воронок» сунули — за то, что посмел своими грязными копытами по портретам вождей ходить. Напомнили про подшивки. О родителях и старших детях вспомнили, назвали меня контрой и согнали на Колыму. — Заплакал беззвучно, тихо и страшно.
— Дядя Коля, успокойся, прошло это, — дрожал голос Лельки.
— На мне цельных три года охрана зоны тренировала сторожевых собак. Знаешь, сколько раз я прощался с жизнью? Всякий день.
