— Мне нужно позвонить маме!
Парни рассмеялись.
Кольцов повернулся к Елене:
— Почему не мужу?
— У меня больше нет мужа!
— Прекрасно! Зачем же звонить родителям? Спросить разрешения провести ночь с мужчиной?
Мамаева смутилась:
— Нет! Просто предупредить, что, возможно, до утра не появлюсь!
— Какая примерная дочь?! Тебе не по кабакам ходить и снимать мужиков, а в куклы играть! Позвонишь из дому! — Конан отвернулся.
Елена взглянула на парней-соседей. Те, глядя на нее, ухмылялись.
Женщина, так и не воспользовавшись телефоном, отвернулась к окну. Подумала, что это она на самом деле ведет себя как институтка? Зря о звонке заикнулась. Надо, напротив, показать свою независимость, а она? Черт! Допустила промах! Придется исправлять ситуацию, но не в машине, а уже у него дома. Она сумеет исправить ее. Когда они останутся одни. Елена даже предположить не могла, что ее ждало в доме криминального авторитета. А если бы могла, то без раздумий выпрыгнула бы из джипа, несмотря на приличную скорость. Что, впрочем, ей уже не помогло бы.
Тем временем внедорожник выехал за пределы Москвы и покатил по шоссе. Спустя десять минут свернул на узкую асфальтированную дорогу. Еще через пять минут остановился у шлагбаума, от которого в лес в обе стороны уходил высокий металлический забор, а над небольшим зданием, откуда вышел человек в форме охранника, читалась вывеска — дачный поселок «Цветочный»! Хорошее название, мирное! Охранник поднял шлагбаум, и иномарка въехала на территорию небольшого, из десяти-двенадцати домов, поселка. Но каких домов и какого поселка! Слева и справа высились особняки, один причудливее другого, тонущие в зелени кустарников, цветов и деревьев. Дорога освещалась декоративными фонарями. Везде царила чистота, было тихо. Здесь жили далеко не обычные люди. Может, тревога Елены напрасна? И вскоре она будет смеяться над своими страхами, наслаждаясь новыми, ранее не испытанными ощущениями?
Джип остановился у третьего слева дома с табличкой «5».
Конан приказал парням:
— Машину в гараж! Сами по комнатам. Отдыхайте. Будете нужны, вызову!
И повернулся к женщине:
— Пойдем, Лена, я покажу тебе свое скромное жилище!
Мамаева улыбнулась:
— Ты бы еще назвал его шалашом!
— Это и есть шалаш! Для влюбленных! Идем!
Кольцов вышел из джипа, обошел его, открыл дверцу перед Еленой, протянул руку:
— Прошу на выход, красавица!
Лена с помощью Кольцова спустилась на тротуар. Конан повел ее к дому.
Особняк оказался шикарным. Особенно гостиная с камином, где стоял огромный кожаный диван, два кресла и столик-каталка с массой различных бутылок со спиртным. От легкого вина до дорогого коньяка. В камине тлели угли. И хотя в гостиной было тепло, Кольцов бросил в камин несколько березовых поленец, объяснив:
— Люблю огонь! В нем сила и безграничная власть! Он может ласкать взор, но при желании уничтожить все живое.
Елена улыбнулась:
— А ты философ!
На что бандит ответил:
— Нет, дорогая, я практик! Философия — пустота. Только в действиях жизнь.
— А жарко нам не будет?
Кольцов усмехнулся:
— Только не от камина!.. Выпьем?
Женщина просто нуждалась в спиртном, дабы снять с себя скованность и загнать внутрь тревогу, продолжавшую владеть ею, поэтому согласилась:
— Конечно!
— Что налить? Шампанского?
— Нет, коньяку! И побольше!
— Браво! Коньяк как раз то, что нужно сейчас нам обоим!
Конан налил полные бокалы.
Елена, превозмогая себя — все же так много пить ей еще не приходилось, — опорожнила бокал. Спиртное сразу ударило в голову. Отдышавшись, Лена присела на диван.
Кольцов же, глядя на женщину, мелкими глотками поглощал коньяк. И с каждым глотком у него усиливалось желание овладеть ею. И не просто овладеть. А сделать это так, чтобы получить максимум удовольствия. А значит, растерзать эту ничего не подозревавшую, красивую, но глупую девку. Любовничка богатого захотела, шлюха? Получишь любовника. И кайф получишь такой, что до конца жизни не забудешь. Впрочем, сколько ей осталось этой жизни? Этого Конан пока не решил. Судьбу проститутки решит позже. Кто знает, возьмет она и затмит своими ласками всех ранее опробованных авторитетом шлюх! Но вряд ли. Она такая неопытная. Держалась бы, дура, своего офицеришки да копалась на кухне. Нет, красивой, халявной жизни захотела, мартышка, кайфа, денег захотела! Что ж, получай свой кайф!
Поставив на столик недопитый бокал, Кольцов приказал Елене:
— Раздевайся!
Женщина удивилась:
— Что?
Конан спокойно повторил:
— Раздевайся! Или ты приехала сюда на экскурсию?
— Но, Гена, вот так скоро и здесь?
— А чего время тянуть? Тебе помочь?
— Я не хочу так!
Бандит медленно подошел к ней, процедил в лицо:
— Мне плевать, как хочешь ты! Главное, как хочу я. — Он посмотрел на колье, обвивающее шею женщины, оценил: — Хорошая штучка, от предков досталась?
Елену вдруг охватила дрожь:
— Да!
— Заметно! Колье снимать не будем. Оно придаст особый шик тому, чем станем заниматься, а вот платье…
Конан резко от груди рванул его. Ткань затрещала, и разорванное до живота платье упало к ногам женщины.
Елена воскликнула:
— Что ты делаешь? Зачем?
— Заткнись, шлюха.
Он посмотрел на нижнее белье:
— Дешевка для дешевой проститутки.
Схватил за бюстгальтер. Елена попыталась оказать сопротивление, но Конан обжег ее взглядом своих черных безжалостных глаз:
— Не надо! Лучше смирись! Иначе… но об этом я даже говорить не хочу.
Сорвав бюстгальтер, который так тщательно подбирала в секс-шопе молодая женщина, Кольцов сжал ее груди:
— Ничего! Упругие! Такие мне нравятся!
Отпустив грудь, Кольцов схватил женщину за плечи и с силой надавил на них.
— На колени! — приказал он.
Насмерть перепуганная женщина не посмела ослушаться. Превозмогая брезгливость и ощущая свою полную беспомощность перед этим человеком, она стала опускаться на колени. Вспомнила вдруг мужа, и ей захотелось закричать.
Сбросив пепел в пепельницу, Самаранов повернулся к командиру ракетного дивизиона:
— Это очень хорошо, Виктор Михайлович, что вы готовы меня выслушать. Извините за бестактный вопрос, сколько вы сейчас получаете в месяц?
Табанов изобразил удивление:
— Моя зарплата имеет какое-то отношение к теме предстоящей беседы?
— Самое прямое, Виктор Михайлович. Или денежное довольствие военного вашего ранга является тайной?
— Да какая там тайна? Двенадцать тысяч рублей.
Самаранов переспросил:
— Двенадцать тысяч? Я не ослышался?
— Вы не ослышались.
— И это денежное довольствие полковника? Командира части, в руках которого сосредоточена колоссальная ядерная мощь? Человека, который по приказу может уничтожить не один миллион человеческих жизней?
Полковник вздохнул:
— Что ж поделаешь! Так государство оценивает наш труд!
Самаранов протянул:
— Да-да! Щедростью нынешняя власть не отличается. У меня, простите, дворник получает в полтора раза больше, чем вы!
Табанов спросил:
— К чему вы клоните, Григорий Савельевич?
— К тому, как несправедливо относится к вам государство, но второй вопрос, если позволите. Супруга ваша работает?
— Нет! А это запрещено?
— Вопрос не в этом. Как она относится, по сути, к нищенскому существованию семьи?
— Как она может к этому относиться? Негативно, конечно, но понимает, что я ничего изменить не могу!
Самаранов нагнулся к командиру дивизиона:
— А вот тут ваша уважаемая Людмила Михайловна заблуждается.
— Вы знаете ее имя? Хотя, комкор, ясно… и в чем же она заблуждается?
— В том, что вы ничего не можете изменить!
Табанов взглянул на бывшего командующего:
— Я плохо понимаю вас!
— А между тем все просто! Вы можете кардинально изменить и свою жизнь, и жизнь супруги, в полной мере дав ей то, что она заслужила, и сына Аркадия со временем можете обеспечить. И главное, для этого требуется самая малость!
Комдив спросил:
— И в чем заключается эта самая малость?
— Об этом чуть позже! — ответил Самаранов. — Сейчас, в знак того, что мы не тратим время понапрасну и вы действительно желаете изменить жизнь к лучшему, я хотел бы узнать, что представляет собой ваш дивизион? О ракетах «струна» и «дьявол» можете не говорить, их тактико-технические характеристики мне известны. Мне интересно другое, а конкретно: как осуществляется охрана дивизиона, сколько человек несут непосредственное боевое дежурство, каким образом возможен пуск ракеты, на что они нацелены и как быстро можно перенацелить их.
Взгляд Табанова посуровел. Впрочем, Самаранов, как человек опытный, прекрасно видел, что эта суровость наигранна.
