– Смотрю на вас, отец, и думаю, что ни за что бы не захотела быть вашей дочерью!
– Что-о-о? – протянул он в изумлении.
– Как будто я не знаю, что вы собираетесь сделать! Вы покрываете убийцу! Я больше не хочу быть вашей дочерью! Не хочу носить вашу фамилию! Она мне так же отвратительна, как и вы сами!
Рифеншталь впал в ужасающий гнев. Он впервые слышал, чтобы дочь так к нему обращалась. В кабинет вбежала Гертруда, мать Марики.
Марика взорвалась:
– Меня тошнит от вашего «дорогая дочь», от ваших манер, вашего воспитания, цинизма и этих уроков фортепьяно! Я вас ненавижу! Больше не хочу ни этого имени, ни дома, ни положения в обществе! Я хотела бы стать бедной, но достойной. Уж лучше быть сиротой, но свободной. И не смейте прикасаться ко мне своими руками, они в крови!
Гертруда зажала себе рот рукой. То, что она сейчас услышала, выходило за пределы ее представлений о мироустройстве. Тем не менее она попыталась защитить дочь, но это было уже слишком для отца. Подскочив к девочке, он впервые в жизни обрушил на нее град затрещин в припадке неконтролируемой ярости.
Через несколько секунд Гертруде удалось остановить мужа, но было слишком поздно. Девочка попыталась убежать. Однако отец, удержав дочь за руку, стал выкручивать ее, чтобы она опустилась на колени и при этом вопил:
– Кто научил вас говорить такое о своем отце?!
Лицо и тело Марики было в синяках. Но она замкнулась в молчании, и только слезы текли по ее щекам.
– Все это ваши знакомства! Все этот маленький дикарь, с которым вы видитесь после школы, верно? Думали, я про него не знаю? На самом деле меня это не удивляет! Смотрите, Гертруда, я же говорил вам, что надо обратить на это внимание…
Мать была шокирована и словами Марики, и крайней грубостью супруга.
– Теодор, как вы могли поднять руку на нашу дочь? – поперхнулась она.
– Я не потерплю этого под своим кровом! Я бургомистр Браунау, слышите? И я наведу порядок и в этом городе, и в своем доме. Впредь, Марика, я запрещаю вам видеться с этим бродягой. С этим подонком!
– Томас тут ни при чем, он – мой единственный друг!
– Так я и думал! – завопил Рифеншталь. – Вы слышали, что я вам сказал, барышня? Вы его больше не увидите. И могу вас заверить, что впредь этот крысеныш будет иметь дело со мной. А теперь – марш немедленно в свою комнату!
Разволновавшаяся мать схватила Марику за руку, и обе исчезли на втором этаже.
Поправив воротничок, господин Рифеншталь вернулся к письменному столу и снял телефонную трубку.
– Герман? Да, это опять я. Слушайте хорошенько, у меня для вас есть важное поручение. И я хочу, чтобы вы устроили мне это как можно быстрее…
28
Уже несколько дней Ти-Том не видел Марику на дороге из школы. Он проводил время, читая и наблюдая за окрестностями с высоты своей обветшалой башни. В Браунау тем временем установилась какая-то особенная осень, погрузившая его в сумрак.
Но главное, ему не хватало Марики. Неужели ее куда-то отослали?
Решив проверить это, он, несмотря на свои страхи, отправился в городок, чтобы разыскать ее следы.
Ему пришлось пойти по той же дороге, на которой старый Зоф нашел свою смерть. Там, где антиквара забросали камнями, мальчуган замедлил шаг. И заметил, что от произошедшего не осталось и следа.
Была среда, вторая половина дня. Деревня казалась серой и призрачной. Он искал Марику в сквере, на улицах, но напрасно. Только заметил мимоходом, что улица Блох сменила название.
Наконец он оказался перед богатым домом Рифеншталей. Как обычно, обогнул его и пролез под оградой, там, где решетка была продавлена снаружи, и оказался в большом саду. Это было тихое место с зеленым газоном, дорожкой, посыпанной белым гравием, и большим тополем, чья листва касалась каменных стен дома.
Ти-Том не осмелился позвать Марику из опасения обнаружить себя. Подобрав горсть камешков на дорожке, змеившейся до самого входа, он стал бросать их один за другим в ее окно на втором этаже.
Залаяла собака; за стеклом появилась Марика – осунувшаяся, со следами побоев на лице. Заметив Ти-Тома, она лишь печально улыбнулась ему, отчего он встревожился еще больше. Потом девочка приложила указательный палец к губам и исчезла на несколько секунд.
Когда Ти-Том снова увидел ее, она торопливо бросила в окно скомканную записку. Томас побежал ловить порхавший клочок бумаги. Потом спрятался под тополем, чтобы ее прочитать.
«Я больше не могу с тобой видеться, родители запрещают. Надеюсь, ты понимаешь. Мне в самом деле очень жаль».
Лицо Ти-Тома изменилось. Он еще раз взглянул на окно. Там уже никого не было. Марика ушла.
Он подождал еще несколько минут, надеясь на другой знак и более подробные объяснения, но Марика больше не появилась.
Тогда он залез на дерево, чтобы попытаться заглянуть в комнату, но сук под ним с треском обломился.
Собака залилась лаем еще пуще. Ти-Том даже не успел соскочить с дерева, как дверь распахнулась и на пороге появился человек с перекошенным от гнева лицом. Это был господин Рифеншталь. Он заорал, перекрывая собачий лай:
– Убирайся отсюда, паршивый крысеныш! Как ты посмел ко мне залезть? И не вздумай приближаться к моей дочери! Понял?
Бургомистр выхватил из кармана мобильный телефон и позвонил в полицию:
– Тут бродяга! Залез ко мне… Осмелился проникнуть в мое владение. Приезжайте немедленно!
Томас уже улепетывал сломя голову. Нырнул под ограду и снова оказался на улице.
Ледяной ветер хлестнул его по лицу. Он поднял воротник куртки и втянул голову в плечи.
Маленький беспризорник чувствовал себя в Браунау совершенно потерянным. Какое-то время он блуждал по улицам, думая о Марике, ее родителях, об их необъяснимой ненависти к нему.
Вот тогда-то Ти-Том и заметил на повороте большой улицы крупную фигуру человека, вышедшего из здания, на которое он раньше никогда не обращал внимания и чей фасад был украшен большими эмблемами.
Их цвета немного оживляли унылую улицу. Незнакомец, одетый в серый плащ, издалека заметил приближение Ти-Тома и нарочно встал посреди тротуара, чтобы тот не смог его миновать.
Он был высок и очень красив. У него была улыбка архангела, и такая внешность в этом враждебном городе с первого же взгляда показалась Ти-Тому располагающей.
Дав Томасу подойти поближе, человек мягко обратился к нему:
– Здравствуй, мой мальчик.
Тот почувствовал доверие к нему и остановился.
– Здравствуйте, – ответил он, все же держась на некотором расстоянии.
– Ты ведь Томас, верно?
Ти-Том насторожился. Откуда незнакомец знает, как его зовут?
– А вы кто? – спросил Ти-Том.
В глазах незнакомца вспыхнула искорка. Он опознал маленького дикаря. И стал приближаться, осторожно, чтобы не спугнуть, продолжая говорить успокаивающим тоном:
– Я Герман Бёзер, но ты можешь звать меня просто Германом, если хочешь.
Бёзер был уже совсем близко. Вдруг мальчик ощутил исходящую от него жестокость. И отступил на шаг.
Тот попытался его схватить:
– Ну же, малыш, не бойся, я не хочу тебя обидеть, – пообещал он.
Но интуиция Ти-Тома резко обострилась. Почувствовав настоящую угрозу, он отскочил, успев сказать:
– Извините, но мне некогда разговаривать. Я должен идти.
И пустился наутек.
Тогда красавчик скривился, показав свое истинное лицо, в котором было что-то порочное. Но проворства ему не хватило, он лишь успел заметить, как Ти-Том стремительно исчезает в лабиринте улочек старого городка.
* * *
Герман Бёзер присоединился к своему подчиненному, стоявшему на другой стороне улицы. Офицер Фукс ждал его, прислонившись к стене, и видел всю сцену.
– Чего тебе понадобилось от мальчишки? – спросил он.
– Это беспризорник. Ворует у коммерсантов, нарушает общественный порядок. Бургомистр непременно хочет с этим покончить.
– Покончить? Да брось, это же всего лишь сирота, он ведь никому ничего плохого не делает…
