Три миллиона долларов… Да гори они огнем, эти деньги! Фрэнк готов отдать свои, личные бабки, лишь бы все это закончилось уже сегодня!
Однако полковник был настроен решительно и спокойно.
— Бросьте вы, Фрэнк Мамедович, — сказал он, небрежно бросая кассету с записью на край стола. — Не забивайте себе голову всякой ерундой. Пойдите отдохните, в казино там или к девочкам. Вы свое дело сделали, вот и живите тихо. Остальное — наша забота.
Уже не впервые у Фрэнка появилось ощущение, что в завязавшейся схватке с «Инфокаром» полковник отслеживает какие-то личные интересы, умело прикрывая их тремя миллионами для своих хозяев. И эти личные интересы для полковника намного важнее, чем три или даже тридцать миллионов для «папы».
А теперь, в самолете, исходя от страха холодным потом, Фрэнк клял себя за то, что не снял тогда трубку, не позвонил «папе», не предупредил… Все могло пойти по-другому.
Тем не менее случилось то, что случилось. В отличие от Корецкого, Фрэнку не удалось пережить краткий звездный миг торжества, когда по всем телетайпным лентам прошла информация об убийстве неизвестным киллером генерального директора СНК и основателя «Инфокара». Через час после того, как полковник начал торжествовать победу, Фрэнку сообщили, что покушение имело место, но вместо заказанного Платона под пулю угодил совершенно посторонний человек. О том, что это был старый друг, соратник и заместитель Платона, Фрэнк узнал только тогда, когда Платон уже пересекал воздушную границу страны. Да и изменить это уже ничего не могло.
— Ларри с ним? — спросил Фрэнк у своих информаторов.
— Нет, — ответили информаторы. — Ларри в Москве.
— Закажите билет, — приказал Фрэнк, переварив полученные сведения. — В Израиль. Чтобы немедленно. Депутатский зал. Охрану вызовите. Официальную, из ментов. Пусть будет бронированный джип. Я выезжаю в Шереметьево сейчас же. Билет буду ждать там.
Эл Капоне искренне считал, что с Корецким у него все кончено. Он заварил эту кашу, он же пусть ее и расхлебывает. Фрэнк строго-настрого запретил приближенным выдавать полковнику или кому-либо еще информацию о своем местонахождении. Он устроился на купленной два года назад вилле, не торгуясь заплатил местному охранному бюро и попытался зажить в свое удовольствие, выкинув московские дела из памяти.
Однако по ночам ему начали мерещиться веснушчатые пальцы Ларри, спокойно лежащие на белой скатерти в «Метрополе», и Фрэнк не выдержал. Он позвонил в Москву, поднял друзей и попросил присматривать за Корецким. И вообще ежедневно сообщать ему, что происходит.
Когда Фрэнку передали, что Корецкий даже в сортир не выходит без охраны, что проверять его машину на предмет наличия подложенной взрывчатки ежедневно приезжают специально обученные люди из ФСБ, но вообще-то полковник жив и здоров, — он сильно возрадовался. Шло время, ничего не происходило, и Фрэнк начал потихоньку успокаиваться, лелея в душе надежду, что как-нибудь пронесет.
Эта надежда лопнула в один страшный миг, когда Фрэнка нашли по телефону в ресторане за обедом и он узнал, что Корецкого больше нет.
Холодея от ужаса, Фрэнк выслушал подробный рассказ. Судя по всему, Корецкий, как и очень многие бизнесмены, бандиты и политические деятели, боялся трех вещей. Бомбы, яда и пули. От бомбы его надежно прикрывала ежедневно проводимая проверка машины. Кроме того, проверялись подъезды к квартире и к офисам, где он имел обыкновение бывать. Имея спецталон и мигалки, полковник летал по Москве с такой скоростью, что никакое взрывное устройство, заложенное по пути следования, просто физически не могло бы сработать вовремя. А если бы какой-нибудь придурок и пошел на это, то вместо Корецкого положил бы не меньше десятка ни в чем не повинных россиян. Что касается яда, здесь тоже все было в порядке. Полковник не прикасался ни к одному письму, приходившему в его адрес, — конверты вскрывались секретаршами, которые и зачитывали Корецкому содержимое.
Он не брал в руки даже телефонную трубку — те же секретарши включали громкую связь и отключали ее по окончании разговора. Ел полковник только дома. На работе пил кофе, лично набирая воду в чайник из-под крана и насыпая порошок из приносимой и ежедневно уносимой с собой баночки.
Труднее всего было с защитой от снайперской пули, которая могла вылететь из любого окна. Но и здесь полковник оказался на уровне. Будучи от природы человеком невысоким, он нанял в свою личную охрану восемь широкоплечих верзил.
Передвигаясь вместе с ним по улице, верзилы создавали непреодолимую для прицельного огня преграду — спереди, сзади, с флангов и, что самое главное, сверху. Опять же, можно представить себе камикадзе, который, сидя где-нибудь на шестом этаже, начнет отрабатывать полученные деньги и откроет беглый огонь по передвигающейся внизу компактной группе. Однако предвидеть результат нетрудно.
Предположим даже, что одного-двоих удастся положить. Но сразу же после этого мишень придвинут в мертвую зону, к стенке, а уцелевшая охрана, обнажив стволы, возьмет стрелка в такие тиски, что через пять минут выход из них будет только на тот свет — по своей воле или по чужой, неважно.
Словом, система самозащиты, выстроенная полковником, с профессиональной точки зрения выглядела безупречно.
До той поры, пока она не была прорвана самым грубым и безжалостным образом.
В одно прекрасное утро полковник подъехал к своему офису на Сретенке, подождал, по обыкновению, пока выскочившая из джипов сопровождения охрана не возьмет его в кольцо, и преспокойно зашагал к входу в банк. В это время, без всяких видимых причин, от крыши здания отделилась установленная там горделивая эмблема Первого Народного банка, представлявшая собой фигуру землепашца с пачкой купюр в поднятой вверх правой руке и весившая никак не меньше полутора тонн.
Только один из охранников, почуявший невнятное движение воздушных масс, успел отскочить в сторону. Его придавила правая рука землепашца, шарахнув по голове бронзовыми купюрами так, что охранник пришел в себя только в институте Склифосовского. Всех остальных, включая охраняемого денно и нощно полковника, везти туда было бессмысленно. Сеятель накрыл компактную группу целиком.
Отдельные части тела полковника Корецкого, находившегося в центре падения фигуры, вдавило ударом в асфальт сантиметров на пятнадцать.
Фрэнк даже не мог вспомнить, как он добрался до виллы. Не то нанятая охрана домчала его за десять минут, не то подоспела полиция… Он очнулся только в своей постели, за зашторенными окнами, дрожа всем телом и обильно потея.
Ночью Эл Каноне спал отвратительно — ему снилось расплющенное тело идиота полковника, втравившего его в эту историю, а временами являлись картины памятного ужина в «Метрополе». Встречая взгляд немигающих желтых глаз, Фрэнк вздрагивал, просыпался и начинал неслышно шептать молитву.
Просидев два дня взаперти, он стал постепенно успокаиваться. В конце концов, даже этому рыжему шайтану должно быть совершенно понятно, что он, Фрэнк Эл Капоне, здесь совершенно ни при чем. Это все тот — полковник Корецкий. Да, по всем понятиям, именно Фрэнк отвечал за то, что творится от имени Первого Народного банка. Но ведь помимо понятий, есть еще, так сказать, и правда жизни!
И эту правду жизни рыжий черт просто обязан понимать. Или не обязан? Или обязан, но не желает? Нет… Обязан понимать. Наверняка.
Фрэнк стал спать лучше, тем более что принял необходимые меры предосторожности. Он вызвал из далекой России пятерых верных людей, раздал оружие и лично проинструктировал. Городок был маленьким даже по местным масштабам. Чужой человек попадался на глаза немедленно, и его долго провожали взглядами. А в том, что за ним если уж придут, то именно чужие, Фрэнк ничуть не сомневался.
Каждое утро его люди обходили самые интересные места — обе бензоколонки, рынок, единственный в городке большой супермаркет. Перебрасывались несколькими фразами с продавщицами. Нет, все спокойно, никто чужой не появлялся. Все тихо, все идет своим чередом.
А в один прекрасный день случилось то, чего Фрэнк уже перестал ожидать. Он подошел утром к бассейну во дворе, сбросил на плетеное кресло халат и совсем уж было собрался нырнуть в прохладную, отсвечивающую голубизной воду, как старший из вызванных им головорезов схватил хозяина за руку и остановил, указывая пальцем на дальний край бассейна. Там уходила под воду, спускаясь с мраморных плит, какая-то черная извилистая нить.
Нить оказалась электрическим проводом. Она вела за забор виллы и заканчивалась стальным крокодильчиком, мирно валяющимся в пожелтевшей от солнца траве.
Скорее всего, это была проба сил. Некто, вставший за забором, махнул рукой и легко зашвырнул провод в бассейн. А потом что-то помешало ему вытащить провод обратно. Но разыгравшееся воображение Фрэнка тут же нарисовало ему жуткую картину — как он спокойно нежится в бассейне, как всего в нескольких метрах от него чужие руки в резиновых перчатках неспешно подключают крокодильчиков к клеммам автомобильного аккумулятора и как его тело дергается от электрического шока.
