Кавтарадзе сильно побледнел. На высоком лбу выступил пот. Во взгляде отразилось отчаяние. Поверил, стало быть.
– Но время у тебя еще есть, – проглотив комок в горле, продолжил я. – Я специально представил его тебе, хотя гораздо проще было уложить наповал. Видишь церковь вдалеке?
Андрей судорожно кивнул.
– Служба начнется в семь или в восемь, а умрешь ты без пяти десять. Не хочешь гореть в аду – беги туда со всех ног, исповедуйся, очисти душу. Больше я ничего не могу для тебя сделать. Прощай!!!
Усевшись в машину, я немного отъехал от свалки и посмотрел в зеркало заднего обзора. Дорожный убийца, сломя голову и не разбирая дороги, несся по направлению к храму. «Слава Богу! – перекрестился. – Слава Богу!!!»
На Кольцевой уже хватало машин. Кое-где с избытком. В некоторых местах образовались пробки. Пока, к счастью, небольшие. Из будок повылезали проснувшиеся гаишники и, почесывая ладони, высматривали нарушителей.
С грехом пополам добравшись до Л…го шоссе, я свернул в город, и тут вдруг заиграл классическую мелодию мой мобильник. На экране высветился номер Нелюбина.
– Слушаю! – радостно схватил я трубку.
– Как вы себя чувствуете? Не ранены? Не покалечены?! – голос Бориса Ивановича звучал как-то странно.
– Со мной порядок! А с вами? Почему не отвечали ваши телефоны?!
– Потом объясню. При личной встрече.
– А как там Логачев?!
– С Васильичем беда, – после краткой паузы, мрачно сообщил генерал. – В больнице он… умирает…
Логачев лежал не в общеизвестной клинике ФСБ, а в одном из нелюбинских «офисов», выполнявшем несколько различных функций, о которых я, если честно, до сих пор не знаю. Кроме того, здесь находилась небольшая, секретная, оборудованная по высшему разряду больница. Кого, кроме Логачева, там лечили, я толком не понял. Но охранялась она (больница) тщательнейшим образом. Повсюду виднелись камеры наблюдения, медперсонал поголовно носил оружие и, надо думать, умел им пользоваться. Плюс многие другие меры предосторожности, о которых я не имею права распространяться. Внешне «офис» представлял собой комплекс из четырех современных стеклобетонных зданий… (Стекла, естественно, пуленепробиваемые. – Д.К.)… обнесенных средней высоты забором и сообщающихся между собой подземными тоннелями. Наверху, между зданиями, пролегли асфальтовые дорожки, но по ним никто не ходил. (По крайней мере, я там ни разу никого не видел.) В будке у ворот сонно клевал носом «декоративный» охранник для отвода глаз. На самом же деле (как я узнал позже) подступы к усадьбе зорко стерегли три снайперские пары, а в каждом из домов были оборудованы пулеметные гнезда. Но даже этот «декоративный», с простецкой физиономией, только с виду казался сонным увальнем. В действительности же он без промаха стрелял с обеих рук одновременно и являлся мастером боевого самбо, воспитанником Петра Васильевича. В общем – настоящая крепость, замаскированная под овчарню…
Располагалась она на северной окраине города, и, выслушав по телефону адрес, я добрался туда минут за десять. У входа меня встречал сам Нелюбин с предельно усталым, осунувшимся лицом. С непокрытой головой, одетый в тонкое черное пальто, генерал одиноко стоял на улице у ворот.
– Здравствуйте, Дмитрий Олегович, – тихо сказал он, протягивая руку. – Слава Богу, вы живы-здоровы. А Логачев, видимо, уже не жилец. Попрощайтесь с ним, он к вам очень тепло относился!
– Что случилось?! – мой голос заметно дрогнул.
– По дороге расскажу, – вздохнул Нелюбин. – И о себе тоже.
Миновав «декоративного» охранника, я вместе с Борисом Ивановичем зашел за будку.
– Встаньте рядом со мной, – указав на темного цвета неровную плиту, предложил генерал и взмахнул рукой. Плита плавно опустилась под землю и, когда мы с нее сошли, так же плавно вернулась обратно, плотно запечатав квадратное отверстие в потолке.
– Идемте, полковник. – Нелюбин двинулся вперед по сухому, ярко освещенному тоннелю, бросая на ходу отрывистые фразы. Из них я узнал, ЧТО происходило минувшей ночью и почему молчали генеральские телефоны. Оказывается, вскоре после моего ухода Логачев вдруг схватился за голову, пробормотал: «Боже мой! Как я мог забыть! Я ведь знаком с этим чудовищем. Встречался в Пхеньяне!!! Его настоящее имя «…» (дальше Нелюбин не разобрал. – Д.К.)… и умчался восвояси, умело обрубив спешно высланные генералом «хвосты». Определить, куда он направился, было невозможно, так как мобильник с разрядившейся батарейкой он оставил на столе у Бориса Ивановича[49]. Нелюбин страшно разволновался, тоже забыл телефон на столе… (Вот ведь дурацкое совпадение! – Д.К.)… и ночь напролет с группой отборных людей разыскивал по городу Логачева, мысленно кляня его за своеволие. Он проверил все места, где проводились бои без правил, но безрезультатно. Ни Васильича, и никого похожего на Лонга там не оказалось. «Глупо время потратил, – смущенно сознался генерал. – Буквально затмение какое-то нашло!»
Другие несколько групп по приказу Нелюбина бесцеремонно перетряхивали китайские рестораны и прочие заведения, принадлежащие выходцам из Поднебесной. Ближе к утру Борис Иванович понял бесперспективность подобного рода деятельности, вспомнил о вашем покорном слуге, а также о том, что связаться с ним по известному читателю прибору я не могу, и спешно отправил одного из людей в «офис» за телефоном. Примерно через минуту поступило экстренное сообщение от одной из групп: «На улице Рябиновая горит уже проверенный китайский ресторанчик». А неподалеку от него подвешено за руки на дерево голое тело бесчувственного Логачева, со следами жестоких побоев и с разбитым затылком. На груди у него закреплена табличка с печатной надписью: «Отравленная рука». Он умрет ровно в полдень. Изойдет кровью из всех щелей. Не советую больше с нами связываться. Мастер Л.».
Дальнейшие подробности можно опустить. Так или иначе, едва забытый мобильник очутился в руках генерала, он прочел оба СМС, выслал на мою квартиру команду «уборщиков» и сразу позвонил мне… Остальное читателю известно.
– Теперь говорите вы, – закончив свой рассказ, в очередной раз вздохнул Борис Иванович и, как мне показалось, украдкой смахнул слезинку с ресниц.
Предельно лаконично я доложил о допросе Овчаренко, о незадачливом «ниндзя», о ликвидации Богатыревой с Азаряном, об истории с дорожным убийцей и в завершение протянул генералу видеокамеру, присовокупив:
– Предатель успел назвать немало имен. Можно производить аресты и раскручивать по цепочке.
– Вы, как всегда, на высоте! – печально улыбнулся генерал. – А я… Старый дурак! Столько времени попусту угробил!
– Не занимайтесь мазохизмом! – возмутился я. – Если бы не вы, то…
– Хватит! – остановившись у кабины лифта, прервал мою речь Нелюбин. – Мы почти у цели, – и, прежде чем нажать кнопку вызова, набрал комбинацию цифр на вмонтированном в стену подобии домофона.
– Скрытая камера нас зафиксировала, охранники видят на мониторе наши лица. Но мы-то с вами знаем, КАК можно их изменить! А потому, если не набран цифровой пароль, кабина доставит нас на четвертый подземный уровень, в теплые объятия дознавателей, – пояснил он свои действия.
– И это единственная мера предосторожности? – удивился я.
– Конечно же, нет! Только первая, самая примитивная. Остальные будут наверху и… в самой кабине. Тот, кто с ними не знаком, ничего не заметит. И, если проверка выявит замаскированных врагов, верхняя охрана моментально всадит в них стрелки, смазанные нервно-паралитическим препаратом мгновенного действия…[50] Поехали, полковник, времени в обрез. – Борис Иванович первым зашел в бесшумно раздвинувшиеся двери. Лифт доставил нас в пустое, немеблированное помещение без окон. Эдакий тамбур-отстойник. Без задержки миновав его, Нелюбин нажал дверную ручку, и мы наконец очутились в коридоре секретной больницы. Никаких дополнительных мер предосторожности я, как ни старался, обнаружить не сумел…
Логачев с забинтованной головой лежал в одноместной палате под капельницей. У дверей дежурили два дюжих, вооруженных до зубов санитара. Возле постели Васильича сидел худощавый врач в роговых очках. При виде нас с генералом он поспешно вскочил на ноги, халат у него распахнулся, и я увидел пистолет с глушителем, заткнутый за пояс брюк.
– Все полученные пациентом травмы опасности для жизни не представляют, – по-военному отрапортовал доктор. – Однако последние два часа наблюдаются какие-то странные явления в кровеносной системе. Я ничего не могу понять!
– Отравленная рука, – приоткрыв заплывшие синяками веки, прохрипел Логачев. – Медицина тут бессильна. Борис Иванович, пускай он выйдет в коридор. Нужно побеседовать… тет-а-тет… С вами и с Дмитрием!
– Первый проблеск сознания с момента доставки, – неохотно покидая палату, шепнул врач. – Но долго он вряд ли продержится. Я, как специалист…
