22
Мы входим в подъезд вслед за молодой мамочкой с коляской. Я помогаю поднять коляску к лифту. Благодарную улыбку юной мадонны сглатывают закрывающиеся двери. Коляска заняла весь лифт. Нетерпеливая Марго поднимается пешком, а мне это не по силам. Я сдуру забираюсь на второй этаж и там дожидаюсь лифта. Когда оказываюсь на восьмом, Марго всё еще мнется у семьдесят третьей квартиры.
— Позвони ты, — просит она.
Я не узнаю подругу. Обычно вызывающе дерзкая она жмется к стенке, явно скрывая пустой рукав. Я тяну палец к кнопке звонка, но Марго меня одергивает:
— Подожди! А вдруг, у папы новая семья? Тебе ничего не сказали?
— Ничего такого, — смущаюсь я.
Вообще-то кое-что после имени Виталий Андреев я услышал. Но слова «алкаш проклятый» и «тюрьма по нему плачет» повторять не хочется.
— Ну, давай. — Марго поправляет челку и вздергивает носик.
Я звоню. Жать приходится долго. Но вот я слышу грохот перекатывающихся бутылок и неуверенную поступь. Дверь распахивается. Тщедушная фигура в растянутой майке с наколками на плечах держится за косяк. Два мутных глаза над неровной щетиной наводят резкость и фокусируются на моей переносице.
— Чего надо?
Марго молчит, приходится говорить мне.
— Вы Виталий Андреев?
— Витал я. А ты кто таков?
— Понимаете… Это неважно. — Я делаю шаг в сторону. — Вот ваша дочь.
— Чего? Какая еще дочь?
— Марина, из интерната, — объясняю я после неловкого молчания.
— Не узнаю, — мотает головой Витал. — У меня маленькая была, а это дылда.
— У вас были две дочери. Маленькую звали Катя. Она погибла вместе с мамой, а Марина пять лет жила в интернате. Вы в тюрьме сидели. — Торопливо объясняю я.
— В колонии я кантовался. — Витал смотрит на растерянную Марго, но обращается по-прежнему ко мне. — И какого хера ей надо?
— Ну, как же. Это ваша дочь, Марина Андреева. Она приехала к вам!
Витал звучно чешет грудь, морщит похмельную физиономию.
— Слышь, дочь, а деньги у тебя есть?
— Вот. — Марина неожиданно выступает вперед и протягивает всё, что у нас осталось.
Витал, с невероятной для похмельного человека проворностью, выхватывает купюры и тут же захлопывает дверь. Мы слышим его визгливый голос:
— Пошли отсюда! Нет у меня никакой дочери! Вали шалава!
— Отдай деньги! Отдай деньги, мужик! — долблю я по двери.
— Полегче с предъявой, козел! Я тебе руки ноги обломаю и в параше утоплю. Исчезни, а то сейчас с финкой выйду.
— Ты вор!
— Тоже мне прокурор нашелся. Вали пока цел! И шалаву свою забери.
Соседняя дверь приоткрывается. Над натянутой цепочкой видны губы в морщинах, кончик носа и недовольный глаз. Губы выпаливают:
— Будете скандалить, вызову полицию!
Дверь хлопает, один за другим щелкают закрывающиеся замки. В квартире Витала раздаются гудки домофона. Он поднимает трубку, продолжая сыпать угрозами, но под напором требовательного голоса стихает.
«Это участковый. Откройте дверь», — слышу я в домофоне.
Мама дорогая! Ничего себе скорость у московской полиции!
— Марго, нам лучше слинять, — предлагаю я.
Мы спускаемся по ступеням, и тут я понимаю, что голос участкового кого-то очень мне напоминает. Скрытая угроза, произнесенная уверенным тоном.
Вот дерьмо! Это наш враг!
Я останавливаюсь и удерживаю Марго:
— Это Тиски, а не участковый.
— Ты уверен?
Внизу хлопает входная дверь. До нас доносится:
— Моня, топай по лестнице, а мы на лифте. Поднимешься на верхний этаж и спустишься к семьдесят третьей. Если что, звони.
— Почему я?
— Худеть тебе надо, толстый. Достань мобилу и держи палец на кнопке вызова брата.
Я и Марго подавленно смотрим друг на друга. Теперь сомнений не осталось. Бандиты и сюда добрились! Они действуют как заправские профессионалы, одновременно прочесывая лестничную клетку и контролируя лифт. На этот раз с балкона не прыгнешь и под кроватью не спрячешься. Влипли!
— Я знаю, где можно укрыться, — шепчет Марго.
Прежняя решительность возвращается к ней. Мы спускаемся на этаж ниже. Марго нервно жмет звонок одной из квартир.
— Тут живет моя одноклассница, — объясняет она.
Натужно гудит старый лифт, кабина поднимается выше и выше. А снизу грузно топает Моня. Успеют нам открыть дверь или нет? Ну же! Открывайте! Пожалуйста.
Марго опускает палец с кнопки:
— Летом она обычно на даче.
Лифт останавливается у нас над головой. Бандиты выходят. Мы замираем, любой шорох — и нас услышат. А Моня уже преодолел половину пути.
«Что делать?» — кричит отчаянный взгляд Марго.
— Ну, что? Разве я не похож на участкового?
Тиски мгновенно оценил блатные татуировки на тщедушной фигуре алкаша, открывшего дверь квартиры с номером «73». Красноречивее их говорил затравленный взгляд мелкого урки.
— Правильно. Я хуже. — Тиски грубо пихнул алкаша, зашел внутрь и кивнул Кабану: — Проверь хату.
Пока Кабан осматривал убогое жилище, Тиски оседлал стул в центре комнаты, облокотившись руками о спинку. Перед ним покорно сгорбился хозяин квартиры.
— Срань кругом и никого, — доложил Кабан.
Тиски исподлобья взглянул на Андреева.
— Сколько ходок?
— Две.
— Погоняла?
— Витал.
— Понятно, — хмыкнул Тиски. — Я без предисловий, Витал. У тебя есть дочь одноручка. Она в долгу перед моими парнями, и по ходу должна отработать. Усек?
— Не знаю я никакой дочери!
— Кабан, — небрежно кивнул Тиски. — Вразуми человека.
— Ну, да, да! Была когда-то, — испуганно попятился Витал перед наступающим со сжатыми кулаками Кабаном.
— Марина ее зовут. — Тиски жестом остановил помощника. — Сегодня она может прийти. Мы подождем ее здесь.
— Так это… Она уже была.
— Когда?
— Так это… Недавно. Ну, перед вами.
— И что?
— Послал я ее. На хер мне такая!
— Ты выгнал родную дочь?
— А хрен ее знает, родная она или нет. Явилась тут с хахалем и права качает. Со мной так не прокатит.
— Кто с ней был? — Тиски встал перед Виталом, расправил плечи.
— Балбес какой-то. Ее возраста.
— Черные волосы, острый подбородок, густые брови?
— Ну, вроде. Рубашка в решетку на нем была!
— И ты их выгнал? — Тиски взял пальцы Витала в свою ладонь, словно поздороваться.
— С лестницы спустил.
Тиски стал медленно сжимать руку.
— Детишек с лестницы. Ты не их обидел, Витал, ты меня обидел.
— Да я… — Витал скривился от жуткой боли: — Я ж не знал.
— О чем вы базарили?
— Да ни о чем!
— Ты уверен? — Мышцы на запястье Тиски приобрели каменную твердость.
— Она… я… Она мне денег дала, — скулил согнувшийся Витал.
— Дочь тебе бабки, а ты ее с лестницы?
— Да! Да! Я всё отдам. Забирайте!
— Ты редкостный урод.
Тиски отпустил руку страдальца и пихнул безвольное тело Витала на пол. Он прошелся по комнате, о чем-то раздумывая, а когда принял решение, пнул лежащего алкаша.
— Поднимайся, а то у тебя пол грязный, маечку испачкаешь. Давай-давай, ноги твои я не трогал, а стакан можно и второй рукой опрокинуть.
Витал поднялся, придерживая больную руку. Тиски продолжил:
— Дочка твоя, хоть и калека, а сердце имеет, не то, что ты. Она к тебе еще раз заявится, зуб даю. И ты, Витал, ее встретишь ласково. Пригласишь в квартиру, предложишь пожить. И ее хахаля уговоришь здесь остаться. Усек?
— Ну.
— Как надо с пареньком поговорить?
— Ну, чтоб он здесь остался.
— Правильно. Ты станешь хорошим папой и подаришь дочке мобильный телефон. — Савчук, не глядя, протянул руку к помощнику. — Кабан, дай твою трубку.
— Ты чего, Тиски, этому уроду дашь мой мобильник?
Тиски бесцеремонно вырвал телефон у недовольного Кабана, поколдовал над кнопками и объяснил Виталу:
— Я оставлю в памяти всего один номер. Мой. Когда будешь дарить трубку девчонке, нажмешь вызов. Как бы проверяешь. Ну и поболтаешь с дочуркой. И сделай так, чтобы я слышал, она одна у тебя или с парнишкой. Ну что трясешься, задание усек?
— Ну.
— Ты не нукай, а повтори!
— Подарить мобилу, когда Маринка придет. И ласково, чтобы осталась.
— Вот-вот. Держи трубку. — Тиски опустил мобильник в карман штанов Витала и впился железными пальцами в его брюхо. — А если ты пропьешь мой подарок, я вырву твою цирозную печень и заставлю сожрать.
— Да я его по стенкам размажу! — надвинулся Кабан.
Витал шарахнулся от гостей и вздрогнул, как от удара током. В его кармане сработал только что оставленный телефон. Кабан выдернул трубку и взглянул на дисплей.
— Моня! — Он прижал мобильник к уху, но через мгновение недоуменно отвел руку. — Сразу отрубился.
— Это сигнал. Оставь мобилу здесь, и быстро на лестницу! — скомандовал Тиски.
