Ознакомительная версия.
Понимая, что выдала себя, она подняла пистолет и четырежды выстрелила туда, где, по ее расчетам, должен был находиться гранатометчик. Попала или нет, Марина не видела, но больше оттуда не стреляли.
Кое-как поднявшись на ноги, она бросилась бежать, петляя как заяц.
С самосвала открыли огонь из автоматов, но очереди легли далеко за ней. Стрелки не просчитали, куда она побежит, лупили туда, где были выстрелы и вспышки. Пусть стреляют. Впереди двор, в руке «глок», а в нем еще достаточно патронов.
К счастью, здесь еще не привыкли перегораживать все и вся высокими заборами, как в Москве. Марина заскочила во двор и с разбегу напоролась на маршрутку, стоящую у самого угла. Около нее нервно курил человек.
Увидев ее, он бросил сигарету и пробурчал:
– Алена, это ты? Что там делается?..
Тут дядечка что-то понял, начал поднимать помповое ружье, но не успел. Марина выстрелила ему в лицо, и он упал как подкошенный.
Дверь маршрутки была открыта. Женщина заскочила туда.
Водила увидел ее, поднял руки и истерически закричал:
– Не стреляй! Эти гады заставили!.. Дети у меня, не стреляй!
Она ударила его рукояткой пистолета.
– Поехали! И заткнись! Да гони же ты!
Водитель, трясясь, тронул микроавтобус с места.
– Выезжай на дорогу, – сказала Марина, чувствуя, как начинает трясти. – Проедем немного, и я тебя отпущу.
Тем временем я не находил себе места в отеле, тоже чувствовал неладное.
Утром я написал рапорт и отправил в центр. Несмотря на шифр гарантированной стойкости, я пользовался эзоповым языком, прося прислать группу для сопровождения и поддержки. Если Московенко клюнул – а так оно и есть, он все-таки разведчик советской школы, – то я его вести не смогу. Для работы с таким агентом, как этот украинский генерал, нужна отдельная группа.
Да, я наверняка знал, что он повелся. У него достаточно денег, но есть кое-что круче любых долларов и евро. Это возможность быть хозяином самому себе. У разведки очень редко не бывает таковых. Причем они чаще всего такие, что их просто хочется пристрелить. Всеми делами в ЦРУ США заправляют тамошние политики. Они же командуют и украинскими разведчиками. А вот у нас хозяев нет. Вообще.
Если я и утрировал, говоря об этом, то совсем немного. Только ради того, чтобы Московенко потер свои жадные шаловливые ручонки, представил себе, обмозговал, как хорошо, когда ты сам себе хозяин, и предал тех, кто платил ему сейчас.
Но все равно покоя не было. Я почистил и смазал пистолет, словно понимая, что он пригодится.
Телефон прозвенел уже затемно. Я посмотрел на дисплей – номер не определен. Но это она. Точно.
– Марина?..
Молчание.
– Марина?! – Я понял, что что-то произошло.
– Забери меня.
Из отеля я ушел почти чисто. Портье вывел меня во внутренний двор, и там ко мне тут же пристроился «хвост». Понятно, дружба дружбой, а служба службой. Ну и ладно. Сейчас разберемся.
Станция метро. Все то же месиво грязи и остатков снега, греющиеся нищие, «допомога на АТО».
Я пошел к турникетам, но вместо того чтобы пройти на станцию, вдруг бросился к другому выходу, выскочил на улицу и огляделся. Вот! Ларьки. Я побежал за них, оскальзываясь на грязи. За линией ларьков скрывался проход во двор. Я бросился туда. Интересно, сколько народу они отрядили на слежку за мной?
Двор был пуст, грязен, вонюч. Большая часть окон текла чернотой, у подъездов громоздились машины. Весна покажет, как говорят опытные и циничные опера уголовки.
Решение пришло почти сразу. Я бросился к одной из машин и залег за ней. Почти сразу во двор вбежал топтун в расстегнутой куртке. Он пытался что-то рассмотреть на земле, но следов там не было, только грязное вонючее месиво. Этот тип достал то ли телефон, то ли рацию, что-то пробурчал в микрофон и побежал невесть куда.
Тщательнее надо, товарищи, тщательнее.
От запаха, царящего у подъезда, меня мутило, но на Востоке бывало и похуже. Там во многих местах канализации вообще нет. Дерьмо течет не по трубам, а по открытым канавам, тянущимся между домов. Выждав какое-то время, я поднялся, отряхнулся и пошел обратно к метро кружным путем. А эти пусть бегают, ищут меня. Зайцы-побегайцы!..
Вскоре состав, очень старый, каких в Москве нет уже с девяностых годов, прогрохотал по метромосту над Днепром и выплюнул меня на Левобережной. Оглядевшись, я понял, почему Марина уехала именно сюда. Огромная транспортная развязка, всякие торговые центры, дикий рынок. Да тут сам черт ногу сломит.
Я набрал номер и поймал себя на мысли о том, что нервничаю. И не должен, а нате вам.
– Ты где?
– Выйди на платформу справа. Помаши рукой.
Я сделал так, как она велела, и услышал:
– Я тебя вижу. Спускайся на рынок. Я позвоню.
Рынок жил своей весьма содержательной жизнью. Селяне и запасливые горожане торговали разной снедью. Кто-то продавал вещи, принесенные из дома, чтобы прокормиться.
Я заметил и чисто киевский колорит – торговлю натовским секонд-хендом, бронежилетами. Страна развязала войну, все глубже погружается в адские трясины и все-таки не хочет ничего видеть, слышать, осознавать. Что это? Упрямство? Глупость?
Марина появилась неизвестно откуда, взяла меня под руку и заявила:
– Пошли отсюда!
В отель идти было нельзя.
Оставалось только одно: та самая квартира, которую я снял на окраине, у тетки Тетяны, торгующей семками. Я заплатил хозяйке за месяц, и жилье было полностью в моем распоряжении. В числе прочего я там на балконе спрятал и СВД, которую мне достал Лазарь.
Во дворе была какая-то тусовка, но на меня и на Марину никто не обратил внимания. Чувак снял телку и тащит ее в дом. Все нормально. Хорошо, что не приставали, не попытались ограбить. Тогда я точно кого-то застрелил бы.
Марину трясло еще в метро. Едва переступив порог безопасной хаты, она разрыдалась. Я бросил в прихожей на пол ее дубленку от Шанель, которая выглядела так, как будто ею мыли пол, потом дотащил женщину до кровати. Она уткнулась в подушку и разрыдалась.
Можно было сделать одно из двух: отхлестать ее по щекам либо оставить в покое и заняться своими делами. В некоторых случаях лезть человеку в душу означает сделать ему только хуже. Я предпочел второе, выбрался на балкон, открыл здоровенный шкаф, сделанный, наверное, еще в советские времена. Ага, на месте. Никто не спер, и то ладно.
Я принес винтовку в комнату, расстелил на полу простыню и начал разбирать СВД. Всегда проверяй свое оружие, если оно какое-то время было вне твоего контроля.
Марина постепенно успокоилась и без пощечин, встала и почти на ощупь побрела в ванную. Горячая вода вряд ли есть, но холодная ей будет в самый раз. Минут через пять она вернулась в комнату. Женщине всегда важно выглядеть. Вымыв лицо и руки, Марина явно приободрилась.
Я же закончил с винтовкой, прислонил ее к шкафчику и спокойно ждал.
– Что это? – Марина кивнула на СВД.
– Винтовка. Думаю, пригодится. Что произошло?
– Я только что убила четверых.
– Прими мои поздравления, – сказал я. – Счет четыре – три в твою пользу.
Украина, Киев
07–09 марта 2016 года
Но шпаги свист и вой картечи,
И тьмы острожной тишина,
За долгий взгляд короткой встречи –
Ах, это, право, не цена!
Не вешать нос, гардемарины…
Юрий Ряшенцев
Когда-то давно к Конфуцию пришли ученики и спросили его: «Учитель, чем надо платить за зло? Может, добром, как и положено хорошему человеку?» И Конфуций ответил им: «Нет, ни в коем случае нельзя платить добром за зло. Ибо если вы поступите так, то чем же тогда заплатите за добро?»
За зло следует платить справедливостью.
Справедливость в моем понимании заключается в том, что я грохну несколько отмороженных уродов. И тем самым, может быть, восстановлю ее.
А если рассказывать по порядку, то в тот вечер мы сидели в тесной съемной квартире в спальном районе Киева, и Марина рассказала мне о том, что с ней произошло. Воистину сегодняшняя жизнь богата причудами. Из здания президентской администрации в вонючую киевскую однушку, а можно было и в морг угодить.
Да и смерть сегодня тоже с большими причудами.
В том, что Марина действовала правильно, я не сомневался ничуть. Ее должны были убить, там, в темном проулке, но вместо этой женщины полегли несколько уродов, которые подумали, что они самые крутые. Я решил этим не ограничиваться, в тот же день пойти и пополнить их число. С помощью снайперской винтовки.
Думаете, не поймут? Нет, ошибаетесь. Они все прекрасно улавливают, знают, кого можно, а кого – нет. Разговаривать с этими ублюдками, с неонацистской шпаной, потерявшей берега и обвиняющей всех нас в генетической неполноценности – мать их!.. – надо только так. Когда от одного присутствия сильных русских людей они навалят в штаны, вот тогда-то мы и придем к чему-то приятному.
Ознакомительная версия.
