Ознакомительная версия.
Трофим закрыл глаза. Ни один даже самый кошмарный сон и близко не мог сравниться с той жутью, которая выкручивала его наизнанку сейчас. Если бы Глазастый поднес к нему нож, чтобы перерезать горло, он бы только спасибо ему сказал…
Ближе к обеду в камеру нагрянул надзиратель:
– Трофимов, на выход!
Лицо у него, как у филина – широкое, глаза большие, маленький нос крючком. И руки он держал, как будто крылья пытался расправить… Но Трофиму он казался сейчас ангелом, спустившимся с небес для того, чтобы вырвать его из цепких лап дьявола. Не обращая внимания на боль, он пулей вылетел из камеры.
Он думал, что конвоир доставит его в родную камеру. Ничего страшного, в общем-то, не произошло – он объяснится с братвой, те поймут его. Каждый ведь мог оказаться в его положении… Но конвоир доставил его в помещение для свидания. Запер в узком «стакане», где можно было не только стоять, но и сидеть. Только вот и речи не могло быть о том, чтобы прислонить задницу к скамье. А стоять пришлось долго, часа три, не меньше.
Наконец его завели в помещение, где по другую сторону длинного стола ждал его Мамаев. Сегодня он лично прибыл на допрос. Пригласительным жестом показал, что Трофим может присесть. Но тот мотнул головой, следователь понимающе кивнул – как будто знал, что приключилось с арестантом.
– Ну, постой, если хочешь, – усмехнулся он. – Что-то вид у тебя неважный. Наверное, всю ночь каялся в своих грехах, да? Грехи спать не давали?
– Какие грехи?
– Убийство гражданина Лялина, например.
– Я здесь ни при чем.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Не убивал?
– Нет.
– Что ж, на «нет» и суда нет… Возвращайся обратно в камеру.
– В какую камеру? – встрепенулся Трофим.
– А в которой ночевал, в ту и возвращайся, – беспощадно ухмыльнулся следователь. – Что там с тобой сделать обещали?
– Обещали! – огрызнулся Трофим.
Опасения его подтвердились: это Мамаев с пресс-хатой замутил. И надо сказать, по уму все сделал. Трофима не опустили, значит, ему еще было что терять, значит, у него еще есть выбор.
– Я так понял, тебе в той камере больше нравится? – продолжал издеваться следак.
– Не нравится!
– Хочешь в нормальную?
– Хочу!
– Тогда скажи правду, и все изменится к лучшему.
– Куда к лучшему? К расстрелу, да?
– Ну, я не думаю, что до этого дойдет.
– А если дойдет?
– А как по-твоему, что лучше, умереть стоя или жить на коленях?
– Лучше умереть, – обреченно кивнул Трофим.
Он выдержал пытки, когда менты кололи его на револьвер. И не сломался бы сейчас. Но Мамаев взял его на запрещенный прием… Трофим был уверен, что, не сознайся он сейчас в своих грехах, лохмачи точно приведут в исполнение ментовской приговор. Что ж, он будет колоться. Действительно, лучше умереть человеком, чем жить в петушиной позе…
– Тогда сознавайся.
На губах Мамаева играла улыбка охотника, загнавшего волка в угол.
– Не в чем мне сознаваться, – буркнул Трофим.
– Тогда в камеру, к твоим новым друзьям…
– Да погоди ты в камеру, начальник…
Он намеренно перешел на «ты» – давал понять, что ни в грош не ценит подлого мента. Не ценит, а то, что прогибается перед ним – так это от безысходности.
– Не убивал я Лялина… Это Мигунок его на пику взял…
– Та-ак, – повеселел Мамаев. – Это уже что-то… Начнем с того, кто такой Мигунок?
– Ну, кореш мой, мы с ним на это дело ходили… Я собаку зарезал, ну, чтобы не мешала. А Лялин Мигунку помешал. За волыну схватился, а тот его приглушил…
– А в дом к нему зачем полезли?
– Да говорили, что денег у него много. Думали, нагреемся, а там голый вассер…
– Совсем голый?
– Не, пару косарей взяли. Ну, две тысячи… Так Мигунок все забрал. Я, говорит, на дно ложусь, мне бабки край нужны…
– На дно ложится?
– Ну да, он же человека завалил, думал, что менты его искать будут… Но я думаю, наврал. С телкой небось на юга подался. Оттянется и вернется…
– А откуда про Лялина узнали? Кто наводку на него дал?
– Да я не знаю, – покачал головой Трофим. – Я ж из армии вернулся, к Петрухе на огонек заглянул, а он мне в лоб – бабло нужно или нет? А кому деньги не нужны? Ну, я и подписался… А он меня кинул, гад!.. Он пузо свое в Сочах коптит, а я здесь тухну!..
– А «наган» почему не у него, а у тебя оказался?
– Так он же умный, да. Мне «наган», а себе деньги… Знал бы я, во что мне этот ствол встанет…
– Значит, Мигунок убивал?
– Он. Если б я это сделал, на него валить не стал. Я ж не гнида какая-нибудь…
– А кто ты?
– Начальник, давай не будем морали разводить. Ты спрашивай, а я все тебе, как было, расскажу…
– Ну, хорошо…
Мамаев взялся за ручку, со слов Трофима составил подробный протокол – убивал Петруха, а куда он делся потом, ляд его знает…
Трофим поставил свою роспись под протоколом.
– На сегодня хватит, – многозначительно глянул на него следователь.
Давал понять, что разговор этот далеко не последний. Да и Трофим понимал, что ему еще придется доказывать свою относительную невиновность. А если труп Петрухи найдут, тогда вообще худо будет…
Трофим облегченно перевел дух, когда понял, что конвоир ведет его в «родную» хату. Но расслабляться рано. Впереди разбор полетов…
Витой смотрел на Трофима в упор, но совсем не осуждающе.
– Ну, рассказывай.
Его благодушный тон вселял уверенность. Трофим взбодрился, вздернул нос.
– Да в пресс-хате побывал, чего уж тут рассказывать.
– А чего ты стоишь? – насмешливо спросил Рубач. – Ты бы присел, в ногах правды нет…
– Правда в заднице, – хмыкнул Башмак. – Если она не тронута…
– Нормально все, – успокоил его Витой. – «Индия» отписала, что не тронули пацана… На пушку его менты брали…
– А чего тогда на задницу сесть не может? – криво усмехнулся Рубач.
– «Морковку» делали, – скис Трофим. – Мокрым полотенцем по заднице. Я думал, окочурюсь…
– А почему только «по»?
– Тебе ж говорят, на пушку меня брали. Менты подляну кинули, из несознанки выводили… Ты что, ментов не знаешь? Мне лучше статью на себя взять, чем петуха…
– И что, взял статью? – не унимался Рубач.
– Да.
– Значит, раскололся.
– Да. Но я свою статью взял, не чужую… А то, что раскололся, так уж лучше это, чем в кукарешник… А ты бы как на моем месте поступил? – Трофим резко, глаза в глаза, глянул на Рубача.
– Э-э, не о том ты говоришь, – замялся тот. – Когда я встану на твое место, тогда и поговорим…
– Рубач, вяжи базар, – одернул его Витой. – Трофим правильно все сделал. Лучше под ментами сломаться, чем под лохмачами. Правильно, братва?
– Да не вопрос, – первым отозвался Башмак. – Лучше лишнюю пятилетку отмотать, чем всю жизнь кукарекать…
– И все равно западло, – буркнул Рубач.
– Я не понимаю, брат, чего ты на пацана взъелся? – нехорошо глянул на него смотрящий.
– Да не уверен я, что там все гладко было. Может, все-таки проткнули его. А он за одним столом с нами…
– Щипчик маляву подослал, тебе этого мало?
– Ну, если Щипчик, – сник Рубач.
Разговор шел не просто о законном воре, а о смотрящем всей тюрьмы. И если сам Щипчик подписался за Трофима, то Рубач должен был заглохнуть со всеми своими претензиями…
Трофима вовсе не удивляла осведомленность законника. Это было слишком сказать, что воровское влияние распространялось на всю тюремную администрацию, но кое-кто плясал под блатную дуду. И этот кто-то получил информацию от вертухая, который смотрел за пресс-хатой – а тот был в курсе всех дел, происходивших там… Щипчик узнал, что Трофима не опустили, сразу же отписал Витому, чтобы не возникло потом недоразумения. Смотрящих на тюрьму для того и ставят, чтобы не было здесь никакого беспредела, чтобы все по понятиям… А вот если бы вертухай слил неверную информацию, если бы Щипчик поставил на Трофиме крест, – тогда бы с ним сейчас разговаривали по-другому.
– Щипчик все видит, Щипчик все знает, – заключил Витой. – А то, что Трофим статью на себя взял… Так ведь это твоя статья, да, пацан?
– Моя.
– Если ты в сознанке, можешь сказать нам, что там да как?
Рубач навострил ухо. Как будто сама интуиция подсказывала ему, в какое дерьмо вляпался Трофим. А именно в этом дерьме он и хотел его видеть, чтобы за цехового предъявить. Ведь Лялина сам Жиха покрывал…
– Да я не то чтобы в сознанке, – задумываясь над каждым своим словом, начал Трофим. – Ну, что в деле был, сознался. А от жмура отпихиваюсь. На пацана его списал, которого в природе не существует…
– Никогда не существовало? – подозрительно покосился на Трофима Башмак.
– Не, он существовал. Только его в живых нет. Там косячина большая вышла… В общем, нет его. А менты думают, что он в бегах…
– Что за косячина? – спросил Рубач.
– Я и так много сказал, – покачал головой Трофим.
Рубач должен был заткнуться, чтобы не навлечь подозрения в излишнем любопытстве. Но все же он снова спросил:
Ознакомительная версия.
