Переглянувшись с Глыбой, Смолин искренне расхохотался.
– Да ну? - дурашливо воскликнул он. - Прессовали? Ужас какой! Знаю, милый, знаю не понаслышке… А у этого дядьки, - он кивнул на Глыбу, - судимостей и допросов и вовсе… Как блох на барбоске… Только отчего-то не скурвились…
– Да вы б знали…
– Брось, - поморщился Смолин. - Плавали - знаем… Ну конечно, мальчика из интеллигентной семьи, отроду не привлекавшегося, даже в армии не служившего, они колонули, как сухое полено… Пресс-хатой со злобными козлодерами пугали, ага? Живописно повествовали, как тяжко жить на зоне, где такого, как ты, моментально под нижние нары определят? Да ладно, избавь от подробностей, я прекрасно могу представить эту картинку…
– Ну а что мне было делать? - огрызнулся Маевский.
– Действительно, - сказал Смолин. - Ну что тут делать? Только лишь ссучиваться… Знаешь, в чем твоя беда? Ты ремесло себе выбрал не по зубам. Нормальный антиквар всегда должен быть психологически готов к тому, что его станут мотать, - и держаться соответственно. Гнут только тех, кто готов прогнуться, старая житейская истина…
– Д-дядя Вася! - чуть ли не рыдающим голосом воззвал Маевский. - Я же… они же… вынудили!
– Ясен пень, - сказал Смолин. - Не такая уж ты паскуда, чтобы добровольно в стукачи записываться… Ну и что? Что это меняет? Я ведь мог, не приведи господи, из-за тебя и всерьез сесть… Ты меня десять лет знаешь. Я добрый? Я гуманный? Я подлости прощаю?
– Мочить его, конечно, не стоит, - раздумчиво произнес Шварц. - А вот в СИЗО определить, чтоб его там опетушили - будет самое то. И моральное удовлетворение получим, и от стукача избавимся…
– Мужики…
– Мужики пашенку пашут, - хмуро сказал Смолин. - Ладно, слушай внимательно, коз-лина. Хочешь, чтобы я тебя простил? Хочешь, чтобы ничего как бы и не было? Ух ты, как закивал - голова вот-вот отвалится… Ну вот тебе приговор благородного сообщества. Жить нормально будешь, если станешь ходить по струночке. Киваем снова… Хватит, смотреть страшно. А ходить по струночке означает в том числе, что дяде Васе ты будешь исповедоваться, как не всякий попу согласится… Усек?
– Дядя Вася, да я…
– Не суетись, - сказал Смолин. - Значит, они тебя стращали, кололи и прессовали, пока ты не потек… Что ты им выложил, мурлин мурло без бюста?
– Ну это…
Смолин жестко усмехнулся:
– Другими словами, все, что знал про всех? Ага? Предположим, не так уж и много ты знал, однако за десять лет в бизнесе кое-чего да нахватался, по зернышку…
Он в темпе попытался прикинуть, что этот индивидуум мог слить: ну, в конце концов, ничего такого уж жуткого, так, мелочовка недоказуемая, в нашем деле сплошь и рядом если не пойман за руку сразу, то доказать уже ничего нельзя. Не смертельно. Подумаешь, еще пара бумажек в дела оперативного учета-а оно у Смолина и так, надо полагать, с кирпич толщиной.
– Вову Багдасаряна тоже ты сдал? - сумрачно спросил Смолин.
– Вот тут уж нет! Откуда бы я знал про его дела за Уралом? Мы же с ним особо не контачим, ну, покупал я пару раз у него рыжики…
«Не врет, - великодушно констатировал Смолин. - Багдасарян и в самом деле с этим шибздиком практически не водился. Кто-то другой должен был Вову заложить, гораздо более информированный… Как в анекдоте: и я знаю этого человека…»
– А ко мне, значит, особое внимание? - продолжал он.
– Ну не сказал бы… Просто он спит и видит, как бы кого-нибудь до суда довести…
– Летягин?
– А кто ж еще…
– Наполеоновские планы у человека… - хмыкнул Смолин. - Досуда, дотуда… И у тебя, значит, вредная инструкция: как только прослышишь нечто, дающее повод, докладывать со всем рвением?
– Ну…
– То есть - да? Чего шарахаешься? Бить не буду…
«Инструкция, значит, такая, - подумал Смолин, - учтем. Хорошая инструкция, если подумать, полезная…»
– Ладно, - сказал он почти мирно. - Живи себе дальше, дукат ты наш фирменный (Глыба, не сдержавшись, захохотал). Только… Ты человек где-то даже интеллигентный, если вспомнить папу с мамой, биографию и диплом. Книжки почитываешь. Следовательно, прекрасно должен помнить, что такое агент-двойник. Да?
– Ну да…
Смолин подошел к нему вплотную, положил руку на плечо и самую малость сдавил большим и указательным нужный мускул, отчего Маевский сгорбился, издал болезненный писк.
– Не ори, - сказал Смолин, поморщившись. - Я самую чуточку, для колорита… В общем так. Придется тебе, морда, вести на-туральнейшую жизнь агента-двойника. Скрупулезно выполняешь обязанности, возложенные на тебя товарищем майором… но параллельно регулярно и без утаек рассказываешь мне, что ты ему слил, и о чем вы вообще говорили. Только при строжайшем выполнении этого условия все для тебя обойдется. Если будешь вилять, и я узнаю - лучше б тебе и на свет не родиться.
– Дядя Вася, будь уверен…
– Смотри, - сказал Смолин. - Только не вздумай ненароком своему менту признаться, что я тебя расколол. Меня за это даже на рубль не оштрафуют - по какой статье, интересно? А вот тебе будет только хуже. Ле-тягин - кто угодно, только не дурак. И как только узнает, что мы тебя раскололи, моментально поймет, что толку от тебя как от агента больше не будет ни на копейку. И выкинет он тебя, как использованную резинку, и останешься ты один на один с нами, а чем все это может кончиться, я тебе уже подробно изложил, и повторяться не буду… Оно тебе надо?
– Да честное слово…
– Ты мне еще землю есть начни, - фыркнул Смолин. - Не надо мне жутких клятв и честных пионерских. - Он заглянул в глаза собеседника и сказал проникновенно: - Ты, главное, накрепко себе вбей в голову: заложить меня, рассказать про сегодняшнее - себе дороже. Обманывать меня - себе дороже. А так ты будешь жить относительно спокойно и по-прежнему зашибать кое-какие денежки…
– А если что, лично перо в организм суну, - сказал Глыба, держа выкидушку двумя пальцами. - Мне вообще начихать, я человек вольный, сегодня здесь, а завтра за тридевять земель…
– Да ладно, - сказал Смолин. - Человек умный, пединститут кончал, понимает, что к чему… Не самоубийца, чай… Вы погуляйте пока вдоль ручейка, оба, когда-то еще доведется побывать на природе… - Он распахнул заднюю дверцу машины, сел и поманил Маевского. - Садись, дипломированный. Ты мне сейчас подробно расскажешь, о чем тебя спрашивали и тогда, и потом… Я тебе, может, и буду наводящие вопросы задавать, но пока что мне гораздо более интересно подробный монолог послушать. Ну давай, поработай язычком, как хорошая миньетчица…
Глава седьмая ВПЕРЕД, В ЕВРОПУ!
Хороший антиквар - это в первую очередь и искусный дипломат. И не только с покупателями: даже с теми из коллег по ремеслу, кого ненавидишь, а то и откровенно презираешь, следует всегда сохранять ровные, минимо-дружеские отношения. И потому что таков уж наш веселый бизнес: вполне может оказаться в один прекрасный момент, что именно твой давний неприятель станет источником нешуточной выгоды, мало ли какие случаются сделки. Ну, а взаимные пакости - это уже для души, они обычно проводятся изощреннейшим образом, в несколько ходов, и на дальнейшие отношения внешне не влияют…
А посему Смолин, направляясь в славный магазин «Раритет», еще за десять метров от крылечка вид принял не только простодушный, но и предельно доброжелательный - теперь в нем за километр можно было распознать лучшего друга хозяина, явившегося исключительно за тем, чтобы оказать услугу старому приятелю, порасспрошать, не нужна ли помощь и поддержка, одним словом, кунака, пришедшего к кунаку… Плохим лицедеям в антикварке делать нечего, господа мои. С тротуара, как говорится, не спихнут, но процветания не дождетесь…
Нате вам! Навстречу Смолину двигался вальяжный, осанистый благообразный господин Яриков, московская стильная штучка, Кока, он же Кака, кому как больше нравится. С превеликим удовольствие Смолин по-простонародному заехал бы ему в торец, однако, как легко догадаться, на его лице эта нехитрая мысль никак не отразилась, наоборот, он раскланялся вполне светски: