Лис поразмыслил еще некоторое время, затем решительно встал и направился к выходу. В этот момент зазвонил телефон – внутренняя линия.
– Подполковник Коренев слушает.
– В двенадцать общее совещание собираем по этому делу, – пророкотал в трубке голос Волина. – Надо скоординироваться со следаками, планы представить. Подготовь все, что надо.
– Сделаю.
Волин помолчал, пошуршал чем-то в трубке. Затем выдал:
– Испортил нам твой друг картину. Он не виноват, конечно, но… Только что отчитались, похвастались успехами, а тут такое… Поторопились, значит. – Начальник еще помолчал. – Но ладно, разберемся как-нибудь. Давай, работай!
И бросил трубку.
– Спасибо, товарищ полковник, по вашему приказу будем работать, – пробормотал он. – А без приказа бы сидели и жопы грели!
И выругался.
* * *
После совещания он заскочил домой переодеться в свежее. В квартире пахло табачным дымом.
– Катя?
Сумочки в прихожей нет, ключница пуста. Новых «балеток» тоже нет. Ушла. Видимо, ушла. Но запах непонятный. Ребенок не курит – во всяком случае, при нем. А тут пахнет не табаком даже, а – табачищем, дешевыми сигаретами…
– Катерина? Ты здесь?
Свет в ванной и туалете выключен. Лис прошел в кухню, в спальню, гостиную, открыл книжный шкаф, залез в тайник, где хранилась семейная казна и кое-какие документы. Все на месте. Вернулся на кухню. Кофейник едва-едва теплый и пустой, на дне плещется жидкая гуща. В мойке стоят две чашки. На одной едва заметный след губной помады (Ребенок никогда не садится за стол, не намарафетившись по полной программе). На второй помады нет.
Все это ему очень не нравилось. Позвонил ей на работу. Девичий голос промурлыкал:
– Архитектурная мастерская «Проект-М», добрый день. Чем могу помочь?
– Я хотел бы поговорить с Екатериной Кореневой.
– Сейчас переключу, одну секунду…
Короткий электронный мотивчик отыграл два раза, и опять тот же голос:
– Екатерины Викторовны нет на месте. Возможно, она выехала к клиенту. Ей что-нибудь передать?
Лис молча выругался.
– Мне нужен адрес клиента.
– Извините… – Девушка замялась. – Но мы такую информацию не даем. А кто спрашивает?
– Муж, – отчетливо произнес Лис. – Муж Екатерины Кореневой.
– Я передам ей, как только она вернется. Думаю, она вам сразу перезвонит…
– Что у вас за клиенты? – перебил ее Лис.
– В смысле?
– Кого вы обслуживаете? Частные лица или какие-то организации? Что вы вообще делаете, когда выезжаете к ним? Проекты рисуете? Стены там белите? Или еще что-нибудь?
Девушка хихикнула:
– Думаю, Екатерина Викторовна сама вам все это объяснит. До свидания. Не беспокойтесь.
Черт знает что, подумал Лис. Он уже не чувствовал запах табака. Или привык… или запах выветрился, пока он здесь. Но ведь не могло ему показаться, в конце концов!.. Стоп. Что получается? Получается так, что Ребенок завела себе любовника, какого-нибудь работягу с «Примой» в кармане… Перестань. Это чушь собачья. Значит, кто-то заходил в квартиру, когда ее уже не было. Вот буквально только что. И пил тут кофе? Тоже ни в какие ворота…
Значит, ничего не получается.
Он осмотрел спальню, убрал покрывало с кровати. Два длинных светлых волоса Ребенка на подушке. Больше ничего. Ладно. Он зря теряет время. Надо ехать к Лешему.
Прежде чем покинуть квартиру, Лис зашел в туалет. В унитазе плавал размокший окурок с торчащей из него коричневой табачной бахромой. Лис присел на корточки, наклонился. «Наша Марка». Дешевые сигареты местного производства.
* * *
На портовой свалке воздух смрадный, жирный. Раскаленный бетон жжет ступни через подошвы, в носу свербит от вони, перспектива дрожит и колышется, того и гляди – миражи пойдут…
Ага, пошли. Вот он, первый. Привалившись спиной к сетке забора, сидит на кортах поюзанный жизнью мужичонка в шерстяных штанах и пиджаке на подкладке, пыхтит «беломориной». Треугольное лицо в морщинах, стальная фикса, упрятанные под брови глазки-буравчики, на ногах – тяжелые демисезонные «утюги». Ну не может обычный человек в такую жару спокойно сидеть и не растаять под всем этим спудом! Мираж, однозначно мираж! Причем проецируется он не то что из другого, более прохладного, места, а из другого времени – из далекого советского времени, когда народ не знал еще ни бермудских шорт, ни «гаваек», ни прочих удобных вещей.
– Здоров, Петруччо! Даже смотреть на тебя жарко! Ты бы хоть пиджак скинул, что ли?
Леший поднял голову, будто только сейчас заметил подошедшего. Прищурился, сплюнул, неторопливо распрямился.
– Так это не для форсу, а для жизни… – проговорил он скрипучим голосом, нехотя пожимая протянутую руку.
– И что ж за жизнь у тебя такая, Петруччо? – удивился Лис. – Тяжелая, небось?
– Да уж какая есть, Михалыч, какая есть…
Глаза-буравчики многозначительно сверкнули из-под бровей, как бы говоря, что жизнь хреновая, и стала она такой не без помощи того, кто делает вид, что ею интересуется. И тут же спрятались, показывая, что никакой предъявы никто никому делать не собирается, а глаза могут сверкнуть и сами по себе, без всякого затаенного смысла.
– В маечке и сандалях мне рассекать не по чину… Или как мода нынче пошла – «семейники» какие-нибудь до колена, типа шорты, да еще в узорах, в огурцах каких-нибудь. Тьфу! В мое время если бы кто на улицу в таких показался, его бы офоршмачили в два счета!
– Может, и так, – сказал Лис. – Но сейчас времена другие, Петруччо. Потеть уже не модно.
– А по мне так лучше вспотеть, чем отморозиться. Вон, у меня в пиджаке этом десять карманов – потайные, «обманки», всякие. Ежели в бега, так у меня все с собой, хоть сей момент. И если в поле ночевать или под мостом, так накрыться можно. А на самый крайняк так и загнать за пару рупий.
– От кого ж ты бежать собрался, Петруччо?
– Не важно, – Леший вздохнул. – От себя не убежишь, Михалыч.
Он выплюнул папиросу, растер ногой.
– Говори, чего звал, а то так до самой ночи порожняки гнать будем…
Никакой он на самом деле не Петруччо, как дружески называет его подполковник Коренев. И не Леший, хотя под этим прозвищем он находится на связи у того же Коренева. И даже не Клоп, как его знают представители криминального Тиходонска. Собеседник Лиса упрятан в плотную многослойную шелуху из псевдонимов, прозвищ, кликух и имен – вот как в этот свой пиджак и теплые штаны с «утюгами». Поди разберись, где там что… Хотя где-то внутри под этим спудом вроде бы находится сухая и жилистая сердцевина, некто Петр Васильевич Клищук, неоднократно судимый гражданин пятидесяти с хвостиком лет, неженатый, бездетный, без постоянной прописки и определенных занятий. Но поди докопайся до этой сердцевины, когда он сам порой не помнит, кто он в данный момент – вор, информатор, друг Лиса или… Или он просто сам по себе.
– Мне сегодня не до порожняков, Петруччо, – Лис в упор взглянул на собеседника. Глаза его сузились, голос стал сухим, резким. – Дело у меня серьезное. Гусара убили, товарища моего. Слышал что-нибудь?
Леший выдержал паузу, пожал плечами:
– Да нет. А кто он?
– Старший опер. Бывший.
– Опер, говоришь, – Леший нахмурился. – Это работа опасная…
– Не работа, – оборвал его Лис. – Он уволился. Давно. С семьей по Южной трассе ехал – из отпуска возвращался. Положили всех, даже пацана-второклашку не пожалели.
– Когда?
– Вчера вечером. Повторяю: слышал об этом что-нибудь?
– Он не из моей компании. И с мокрушниками я не вожусь. Что я мог слышать?
Лис оскалился, выдохнул.
– Ты мне дурака не включай, Петруччо! – сказал он голосом, жестким, как напильник для металла. – Завалили-то его не мокрушники, не киллер нанятый! Отморозки какие-то безбашенные, наркоши или тому подобная шепупень! И весь город об этом болтает…
– Отморозков сейчас хватает, это правда, – согласился Леший. – Но про такие дела по пивнякам не баянят, сам понимаешь. Даже отмороженные.
