Глеб хоть и был любителем почитать, но вне дома книг не держал. Если они появлялись, то непременно были связаны с делом, которым он занимался. От дальнозоркого Потапчука не скрылся притаившийся на верхней полке стеллажа между банками кенийского и колумбийского кофе томик по вирусологии.
– В науку углубился?
– Если бы занимался самогонщиками, изучал бы устройство самогонного аппарата, – абсолютно серьезно сказал Сиверов.
Глеб не торопил Потапчука, хотя по взгляду генерала понял, что кое-что интересное тому удалось узнать.
– Я бы с удовольствием посидел у тебя, Глеб Петрович, с умным человеком всегда приятно поговорить, но сегодня болтать с тобой мы не будем: дела, – и Потапчук открыл портфель.
На этот раз Сиверову предназначалась всего одна бумажка, упакованная в прозрачный пластик.
– Вот список работ Смоленского и его заграничные контакты. Честно признаюсь, не знаю, пригодятся они тебе или нет, ни одного подозрительного из них я не обнаружил. Но это еще не факт. За любым заграничным микробиологом, вирусологом, химиком могут стоять спецслужбы. Я бы на месте американцев или англичан не упустил случая попробовать завербовать Смоленского. Ему была известна добрая половина наших секретов, связанных с химическим и биологическим оружием.
– Но вербовки не было, – разглядывая страничку, сказал Глеб.
– Кто знает? В последнее время контроль за Смоленским был ослаблен. Случалось, он месяцами просиживал в Штатах. Там его и могли обработать.
– Тогда тем более не вижу смысла его убивать. И с нашей стороны все выглядит благополучно. Если человек стремится скрыть свои связи с заграничными спецслужбами, он не станет подолгу сидеть за границей. Все предосудительное люди пытаются спрятать.
– В самом низу странички адрес, – радостно сообщил Потапчук. – Что касалось писанины, то академик не любил работать ни в служебном кабинете, ни дома, ни на даче, у него имелась однокомнатная квартирка.
Сиверов молча загнул низ бумажного листа, оторвал адрес и положил его в пепельницу.
– Я уже знаю о квартире на Ленинградском проспекте. Я беседовал с вдовой ученого. Она разве не сообщила о моем визите в ФСБ?
– Так это был ты? Я уже с ног сбился, разыскивая, журналиста, – изумился Потапчук. Сиверов развел руками.
– Наверное, во мне пропал хороший актер.
– Я думал, ты до нее еще не добрался. И самое последнее, Глеб Петрович, наверное, самое важное… Помнишь, ты просил меня разузнать, что такое биохимическое оружие? Так вот, стоило мне заикнуться об этом в разговоре с военными спецами, те дружно хором стали уверять меня, что никакого биохимического оружия не существует и существовать не может в принципе, что это – опечатка и что в документе речь идет о биологическом оружии. Та же картина в пришедшем на мой запрос ответе из Новосибирского отделения Академии наук. Ребята перестарались с отрицанием, и теперь я уверен: биохимическое оружие существует. Правда, что это за черт, я до сих пор не знаю. Единственное я понял, что у них с этим оружием не все ладно. По-моему, Смоленский уничтожил перед смертью часть собственных разработок.
– Вы представляете себе ученого в трезвом уме, уничтожающего плод работы многих лет? – спросил Сиверов.
– Сжег же Гоголь вторую часть «Мертвых душ».
– Я говорю о человеке в здравом рассудке. Вряд ли такое возможно. Вас наверняка учили в академии искусству анализировать беседу? Звучит многое, но вас интересуют всего две-три фразы, чаще всего оброненные случайно. Из беседы с вдовой покойного я вынес немного, но с уверенностью могу сказать, что Смоленский или готовил самоубийство, или знал, что его попытаются убрать. В таком случае любой человек постарается навести порядок в архивах, уничтожить то, что его может скомпрометировать.
– Нам от этого не легче, – усмехнулся Потапчук. – Чувствую, что американцы не зря вложили деньги в программы Смоленского.
Сиверов задумчиво смотрел поверх головы генерала, и Федору Филипповичу показалось, что кто-то стоит у него за спиной. Он даже обернулся. Ничего особенного – давно не крашенная стена в мелких трещинках штукатурки.
– Ты куда смотришь?
– Кажется, я знаю, что и где надо искать. По тону Сиверова Потапчук понял: тому не хочется делиться догадкой. Возможно, он сам еще не верит в нее, возможно, боится сглазить.
– Насчет увлечений Смоленского вам ничего не удалось узнать?
– Любовницы у него не было, – быстро ответил Федор Филиппович. Сиверов засмеялся:
– Я не об этом. Какие книги любил читать? Какую музыку любил слушать?
– Художественную литературу не переносил на дух, чтение вымысла считал безответственной тратой времени, зато музыку любил, большей частью классическую. Сотрудники, работавшие с ним, вспоминают, что в лаборатории часто звучала классическая музыка. Смоленский любил ставить опыты под оперные арии и под звуки симфонического оркестра.
– Да, и мне иногда так лучше думается. Что вы можете сказать о Горелове?
– Некоторое время ученые работали в одной связке, но потом то ли рассорились, то ли не поняли друг друга. Горелов не мог простить Смоленскому, что тот бросил науку, стал практиком.
– Чем сейчас занимается Горелов?
– Возглавляет лабораторию, как и раньше.
– Что разрабатывает?
– Мне трудно ориентироваться в сути проблемы. Это ты у нас специалист по вирусам, – и Потапчук бросил взгляд на книжку, стоящую на верхней полке, – что-то насчет сред обитания вирусов. Я, честно говоря, слабо в этом разбираюсь. Если хочешь, специалисты подготовят для тебя подробный отчет.
– Нет, не надо, я сам поговорю с ним.
– Ты рискуешь, Глеб, встречаясь с людьми, находящимися под наблюдением.
– Горелов тоже взят под контроль?
– Нет. Но он, как разработчик боевых веществ, в любой момент может попасть под наблюдение.
– Тем более есть повод встретиться с ним как можно скорее.
Потапчук взглянул на часы. Он рассчитывал пробыть у Сиверова не более двадцати минут, его еще ждали в управлении. Минуло семнадцать минут.
– Больше всего меня, Глеб, интересует, в самом ли деле Смоленский уничтожил свои разработки. Если нет, то где они сейчас? Я человек старой закалки и знаю: если с военного склада пропал ящик динамита, то где-то прогремит взрыв. Такие вещи не крадут, чтобы закопать их в землю. Если Смоленский догадывался о дне своей смерти, то, возможно, он спланировал и день, и место, знал, когда и где его разработки выплывут на божий свет.
– Рукописи не горят, Федор Филиппович, во всяком случае, так утверждал классик.
– Я продолжу поиск по контактам Смоленского, а ты удовлетвори мое любопытство: скучное, наверное, чтение – вирусология? – Потапчук снова посмотрел на книжку Смоленского и Горелова.
– Чтение на удивление увлекательное. Я и не подозревал, что вирусы – это совершенно иной мир, отличный от нашего с вами.
– Я даже слабо представляю, что такое вирус. Наверное, нечто вроде бактерии?
– Абсолютно нет. Они – иной принцип существования органической материи. Вирусом может быть и что-то похожее на живое существо, и просто цепочка молекул.
– Может, это и интересно, но практическую выгоду, житейскую, ты из чтения навряд ли извлек.
– Тут вы опять ошибаетесь. Тема СПИДа актуальна, во всяком случае если судить по телевизионным новостям.
– СПИД – вирус?
– Один из многих.
– Все время по телевизору, в метро предупреждают, чтобы не занимались любовью без презерватива, и теперь каждый, кто выходит на улицу без презика в кармане, чувствует себя ущербным.
– Мне придется вас разочаровать: презерватив не спасает от СПИДа.
– Неужели народ так беззастенчиво обманывают?
– Латекс, из которого презерватив изготовлен, – это нечто вроде мелкой рыболовной сетки. Воздухом его надуть можно, но надуть водородом уже не получится. Водород имеет очень маленькую молекулу, и она спокойно проходит сквозь поры латекса. А теперь представьте себе, что вирус СПИДа в сорок раз мельче, чем ячейка латексной сетки. Соотношение размеров вируса и ячейки примерно такое же, как у футбольного мяча и у ворот на поле.
– Да уж, слава Богу, во времена моей юности и зрелости о СПИДе никто слыхом не слыхивал, – Потапчук зажал портфель под мышкой и подал Глебу руку. – Даже если это единственное, что ты вынес из чтения, то читать книгу стоило, – Потапчук вздохнул. – Не представляю, как могут жить полноценной жизнью медики. Стоит мне почитать медицинскую статью или книжку, сразу же нахожу в себе симптомы всех болезней, описанных в ней. Наверное, это ужасно – смотреть на красивую женщину и знать все о ее внутреннем строении, видеть не только гладкую кожу, блестящие глаза, но и железы, нервы, кровеносные сосуды, представлять в ее животе сплетение тонких и толстых кишок.
– Я вас настроил на лирический лад. Генерал ФСБ – тоже профессия не из лучших. В цвете нации вы видите не только ученых, артистов, писателей, но и профессиональных шпионов, террористов и диверсантов.
