Он быстро осмотрел тело раненого, точно желал удостовериться, что все на месте: все и было на месте, вот только обе покалеченные ноги, безжизненно поджавшись, лежали неподвижно на сиденье, точно пришитые ноги куклы, несмотря на то что Чижевский сразу же умело наложил на кровоточащие бедра раненого два жгута, разодрав собственную рубашку на длинные полоски ткани. Кровь не текла ручьем, но белые жгуты уже полностью пропитались алой теплой влагой, которая, вытекая, по капельке уносила из сильного тела жизнь…
Чижевский снова начал осторожно проводить пальцами по шее Владислава и вдруг ощутил слабенькое биение жилки… Тук-тук… тук-тук… Жив! Он даже вспотел от напряжения…
«Волга» подпрыгнула на ухабе, пошла юзом, старичок тихо выругался себе под нос и крепче взялся за баранку. Впереди показались белые корпуса госпиталя за стеной буйных лип и кленов.
Владислав приоткрыл глаза.
— Что тут? Где я? — прошелестел голос. — Не пойму ничего… Ангел, ты, что ли? Ну что там… сходняк созвали… Медведь… Ангел, братан, ты же обещал, что все будет тики-так… Почему так больно ногам? — И снова затих.
Чижевского охватило лихорадочное возбуждение, какое-то странное чувство щемящей до слез радости: Владислав был жив. Он на ходу распахнул дверцу, и, как только «Волга» с ужасным скрежетом затормозила у крыльца приемного отделения, Чижевский выпрыгнул из салона и как был, в разорванных брюках и голый по пояс, бросился к двери…
Полковник Кирилл Владимирович Артамонов, заместитель начальника второго особого управления МВД, в ведении которого находились вопросы борьбы с организованными преступными сообществами, поднялся с кресла и стал медленно кружить по мягкому ковру. Лучше всего думается во время ходьбы. Приходят дельные мысли. Полковнику было о чем подумать. Он подошел к тумбочке у стола и налил себе стакан воды. Выпил, подошел к окну и отдернул краешек шторы.
На улице было хорошо. Мартовское солнце, бурная капель, радостное чириканье воробьев… На железный подоконник с шумом сел голубь. Как их ни отваживали, а голуби облюбовали все подоконники огромного здания министерства на улице Огарева. Ну и черт с ними.
Кирилл Владимирович вернулся к столу, сел. Откинувшись на спинку кресла, прислушался. Толстые стены и мягкие двойные шторы у дверей с обеих сторон входа создавали впечатление, что гигантское здание пусто. На самом деле работа кипит во всех кабинетах на всех этажах, усмехнулся полковник. Вытащил сигарету и закурил. Дым кольцами поплыл в круге света от настольной лампы, исчезая в полутьме кабинета.
Артамонов любил полумрак. Он почти никогда не включал верхний свет. Может быть, полумрак помогал ему думать, может быть, любовь к сумраку внушил ему отец, ветеран НКВД, чья молодость прошла в незабываемую эпоху всеобщего рвения и оглядки на Хозяина, тоже любившего полумрак. Во всяком случае, именно нелюбовь к тому, чтобы делить мир на четкие грани, и помогала полковнику Артамонову так неплохо справляться со своей работой. На днях звонил отец, предупредил, что скоро будет решаться вопрос о досрочном представлении его к генеральскому званию…
Он зажмурился и, придавив пальцами усталые веки, подумал, что о новом генеральском звании лучше не думать. А то еще сглазишь ненароком. Пора о деле.
Итак, вчера вечером позвонил майор Санько из КГБ, просил о встрече. Не сказал, по какому поводу — прослушки боится. Они там все в комитете с ума посходили на своей секретности. Друг друга боятся. «Санько занимается в своем ведомстве тем же самым, что и я, — подумал Артамонов, — оргпреступностью. Только возможности у нас разные. Последнее время они там что-то в комитете зашевелились, стали выползать с разными предложениями. Видите ли, преступный мир готовится захватить власть в стране, идет подготовка к террористическим актам против руководителей краев и областей! Идиоты… Со всей их хваленой агентурой ни хрена не знают, ни хрена не понимают, что происходит! Какие террористические акты — совсем сдурели! Кому нужно пугать террористическими актами этих трусливых и жадных руководителей? Да их только и надо-то прикормить посытнее, на Канары купить им тур вместо цековского санатория в Сочи — и они уже шелковые, на все согласные…»
Полковник Артамонов посмотрел на гладкое, пустое стекло, прикрывавшее зеленое сукно стола, сдул пылинку и вновь закурил. Хотя дело-то, конечно, в общем серьезное, с этим нельзя не согласиться. Существующее положение вещей сейчас, в начале восьмидесятых, можно охарактеризовать следующим образом: «государство в государстве». Реальность такова, что мощь и возможности криминальной империи едва ли не сравнялись с мощью советской власти. В общих чертах картина выглядит так: в целых регионах страны воры в законе имеют не меньший вес, чем государственные органы. И в отличие от последних их влияние на новые и новые районы стремительно растет. Более того, оставаясь вне контроля правоохранительных структур, воры сами начинают контролировать структуры государства.
Кирилл Владимирович щелкнул тумблером переговорного устройства на столе и попросил секретаршу принести чаю с лимоном. Леночка, то есть лейтенант Елена Малышева, прочирикала, что только что звонил майор Сань-ко и просил перенести встречу на полчаса позже. Он еще позвонит. Артамонов взглянул на часы: десять тридцать. Значит, майор приедет в двенадцать. Наверное, опять начальство вздрючку устроило ему за плохую работу. Они там любят — дрючить…
Да, так о чем это он?.. О ворах. Суть работы с этим уголовным элементом в том, чтобы все держать под контролем. Хорошо еще, министр Щелоков терпеть не может всю эту кагэбэшную братию. Да и его первый заместитель Юра Чурбанов тоже не особенно жалует конкурирующую спецслужбу. А генсек благоволит к милиции, а не к шпионам. Полковник усмехнулся, вспомнив, как недавно, сопровождая Чурбанова к генеральному секретарю, увидел в приемной дожидающегося аудиенции Андропова. Тот сидел и терпеливо ждал, как бедный родственник, пока близкий родственник решал собственные вопросы.
Время, конечно, идет, все течет, все изменяется. Может быть, и сам Андропов не понимает, что на самом деле никто не принимает всерьез его идиотскую идею об организации терактов. А вот решение, принятое на последнем сходе воров в законе в Тбилиси, о том, чтобы постепенно прибирать к рукам политическую власть в стране, — вот это уже серьезно. Тем более что структура власти в отдельных регионах Союза уже стала, по сути, структурой мафии. Свердловск, Красноярск, Москва, Ленинград…
Вошла Леночка с чаем. Заметила масляный взгляд начальника, скользнувший по пухлым ножкам. Улыбнулась, ставя поднос перед полковником. Когда шла к двери, под узенькой юбочкой танцевали выпуклые полушария. Выходя, быстро оглянулась через плечо, но на этот раз полковник не стал прятать взгляд, все равно не успел бы.
Мелкими глотками потягивая горячий чай, Артамонов вновь возвращался мыслями к делам службы. Воры в законе. Любопытное образование. Это не только элита преступного мира, это его лидеры, полностью отвечающие за порядок в тюрьмах и колониях, за формирование новых кадров, выступающие в роли арбитражных судов и в большинстве случаев распоряжающиеся повседневной жизнью обычных воров. Считается, что воры в законе появились в начале тридцатых годов на стройках ГУЛАГа — Главного управления лагерей, когда длительные сроки заключения превращали тюрьмы в дом родной для миллионов советских граждан. Да, огромная армия зэков нуждалась в толковых руководителях, потому что администрация лишь заставляла массу заключенных работать, но упорядочить их внутреннюю жизнь могли лишь неформальные лидеры из уголовной среды. В появлении таких лидеров, формально не связанных с лагерным начальством, были заинтересованы все: и администрация лагерей, и сами зэки.
Они и появились. Причем не без участия чекистов… Напоминание о вездесущих гэбэшниках заставило полковника Артамонова усмехнуться. Здесь товарищи неплохо сработали, надо отдать им должное. О тайной деятельности НКВД в этом направлении не подозревали даже сами воры в законе. Уже в то время в отчетных документах фигурировал термин «законный вор», но и сами воровские лидеры стали так себя называть, подчеркивая авторитет собственных законов.
Итак, за несколько лет в тюрьмах и лагерях было покончено с хаосом. К режимному распорядку прибавился воровской устав, запрещавший резать и убивать друг друга, воровать у соседей, нарушать элементарный порядок. Звание вора в законе стало котироваться чрезвычайно высоко. Именно на нем держался этот закон, именно они были олицетворением закона. Убить, оскорбить, не выполнить требование вора в законе стало равносильно самоубийству. Отомстить за нарушение закона стало делом чести каждого зэка, более того, это была его обязанность, а также возможность продвинуться выше во внутренней иерархии. Естественно, у воров в законе появились и послабления в режиме: их никто не заставлял работать, ели лучшую пищу, имели все привилегии.
